было бесформенным и дряблым. Оно не понравилось Релвасу и из-за глаз. Диого Релвас не любил людей, которые смотрели ему в глаза только тогда, когда он того требовал.
– Правда ли то, что мне здесь рассказали?
– Более или менее…
– Тогда расскажи то, что исказили.
Виновник не открывал рта, хотя жена все время подталкивала его локтем. Толпа доверительно обменивалась мнениями, чуть слышно шумела.
– Я просил Сафранарио высказаться. Ну, так ты будешь говорить?!
Крестьянин заставил себя сделать два маленьких шага вперед. Одной рукой он мял рубашку, другую прятал в кармане тиковых штанов. Он казался отсутствующим.
– Они не сказали… что вода… на моей земле.
– Ты явно плохо слушал.
– Ну, если они это сказали… вода моя.
– Наша, – поправила его жена.
– Вот ты, – заметил Диого Релвас, указывая на крестьянку, – говоришь верно: вода ваша, ваша общая.
– Это неверно! – крикнул Сафранарио.
«Пусти козу в огород…» – подумал землевладелец Алдебарана, поднимаясь со скамьи и идя на Сафранарио.
– Я не расслышал, что ты сказал…
Только сейчас Сафранарио посмотрел в глаза землевладельцу и повторил:
– Это неверно.
Диого Релвас протянул руку и дернул его за рубашку. Тут же несколько человек вышли вперед, чтобы быть в его распоряжении. Но он отстранил их.
– Скажи твоей жене, чтобы она нашла в доме документ, в котором значится, что эта земля – твоя… Да-да, бумагу или что-нибудь, что подтверждало бы сказанные тобой слова.
Сраженный доводом Релваса, Сафранарио снопа опустил голову, но тут же возразил:
– Хозяин же дал нам всем землю…
– Одолжил…
– Ну так этот кусок достался моей семье. Я себя на ней убиваю трудом…
– Но колодец рыли все. Вода – общая… – И обернувшись к тем, кто его сопровождал: – А как обстоит дело с другими колодцами?
– Каждая семья пользуется колодцем около часа в день…
– Это вроде ничего. Порядок. Только те, кто живет рядом с колодцем, должны пользоваться на пять минут меньше, чем те, кто живет далеко. Десять минут им нужно накинуть, ведь им нести дальше и вода по дороге расплескивается. Вот так-то. И вы уже догадываетесь, что я сейчас вам скажу: виновник должен оставить землю, прихватив с собой разве что дорожную пыль, больше ничего.
Он дернул Сафранарио за рубашку.
– С тобой же у меня будет разговор особый. За то удовольствие, с каким ты мне сегодня ответствовал, ты сегодня же должен покинуть эти края. Не хорохорься. В моем возрасте подобные тебе бычки меня не пугают. Выроешь новый колодец, и один, и гам, где тебе укажут. Этот указал тебе Мира. Через шесть месяцев приеду испить из него водицы. Если не согласен, сегодня же вон отсюда.
Жена Сафранарио принялась рыдать, как тридцать плакальщиц.
– Все сказано, все. Веди жену домой и всыпь ей ремнем как следует, чтобы знала, когда надо реветь, а то она не знает. И будьте разумны!
Диого Релвас послал Мигела за коляской, а сам снова сел на дубовую скамью.
– Следите за ним. Он мне не кажется доброй овцой. Но и не злите его… И не заставляйте меня наведываться к вам по подобным делам. Так будет лучше для всех!
И как только сел на облучок, тут же пустил лошадей галопом, вынудив бросившуюся был,» вслед ребятню отстать.
– Если когда-нибудь на заливных землях мы будем испытывать недостаток в рабочей силе, надо иметь в виду этих людей. Хороший резерв рабочих рук.
Глава V. Маленький любовный лабиринт и условности
Сначала Зе Педро был поражен таким удачным поворотом судьбы и даже несколько перепуган, но потом пришел к уверенности, что теперь уж никакой случай ничего не изменит. То, что он нравился женщинам, он знал, знал и имел тому подтверждение, но на этот раз фортуна была к нему особенно щедра, отдав ему нежданно-негаданно дочь хозяина. Начало положила сама Мария до Пилар, хотя от англичанки он слышал, и не раз, что может действовать смело, но все же не решался, так как родовое уважение к Релвасам, поддерживаемое с дедовских времен, не позволяло ему пуститься в подобную авантюру.
Развязности и бахвальства ему было не занимать, нет. Ведь на последней корриде, которая состоялась в Сантарене, он доказал, что в его жилах течет бурная отцовская кровь. Еще в самом начале корриды, кланяясь, он заметил, что сидящая у барьера сеньорита ему улыбается, хотя с ней рядом сидел мужчина много старше ее, лицо которого Зе Педро показалось знакомым. А потому, воткнув первую бандерилью в
