Он вошел в мрачные ворота. Тюремные стены словно впитали в себя кислый запах поколений томящихся узников. Ему сообщили:
— Боюсь, сэр, что он умер.
Пелхэм отступил. Он покачал головой. Нет, нет, он все делал с осторожностью. Да, он подвешивал узника в кандалах; но, в отличие от других, Пелхэм никогда не приказывал растягивать пытку надолго, так что у него узники никогда не страдали от вывихнутых плеч или разрыва мускулов живота. Он вспомнил с отвращением, как еще только в прошлом месяце у одного из папистов разорвался живот, когда его допрашивал один из коллег Пелхэма.
Пелхэм всегда действовал с осторожностью. Филипс был жив, когда он оставил его…
— Как он умер? — резко спросил он.
— Он, должно быть, заболел ночью, сэр. Врач говорит, что скорее всего у него не выдержало сердце. После того как вы ушли вчера, мы отвели его в камеру и оставили ему хлеба и воды, как вы приказали. Он вроде бы сносно себя чувствовал: хорошо поел, спал хорошо, даже немного поговорил с нами. Но когда мы пришли к нему утром, он был мертв.
Пелхэм был потрясен и рассержен. Значит, больше никаких имен он не узнает. Не будет никаких преследований, которые могли бы принести небольшое, но важное для него вознаграждение. Вместо этого возникнет, возможно, угроза расследования его методов, ставших причиной несвоевременной смерти одного глупого старика.
Он пошел в Тауэр искать коменданта Уада, чтобы предвосхитить жалобы на смерть старого мануфактурщика, а заодно попросить еще работы, еще списков с подозреваемыми католиками, но ему сказали, что Уада нет, что он уехал на встречу с Робертом Сесилом. Он спросил у человека, клерка Уада, с которым разговаривал, привезли ли уже изменника Варринера; тот с уклончивым видом ответил, что ничего не знает.
Тогда Пелхэм, терзаемый беспокойством, пошел к реке в быстро тающем свете ноябрьского дня. Он шел, хромая, вдоль пристани, мимо портовых рабочих и моряков, мимо тюков пеньки и штабелей леса, к конторе «Вирджиния Компани» узнать, нет ли новостей о «Розе».
Один из клерков, когда Пелхэму удалось в конце концов обратить на себя внимание, справился в записях и ответил, что уже вернулись почти все корабли, которые отправились в эту экспедицию.
— Но «Роза», — сказал он, пролистав несколько донесений, — получила сильные повреждения во время шторма у американского берега.
— Я знаю, — вставил Пелхэм. — Я слышал, что ей пришлось пойти к берегу для ремонта.
— Да.
Клерк посмотрел в бумаги и добавил:
— Она пошла к Терра Флорида, и предполагалось, что она поравняется с флотом, когда он будет проходить мимо Багамских островов. Но она не пришла на это свидание, так что все отплыли без нее.
— Так что же могло случиться? Где она?
Клерк пожал плечами. Общее мнение, сказал он, таково, что «Роза» затонула или захвачена пиратами.
Пелхэм повернулся и вышел. Если «Роза» действительно пропала, значит, он погиб.
Когда сумерки сгустились, он нанял лодку вверх по реке, которая доставила его к ступенькам, спускающимся к воде у деревни Чэринг. Оттуда он пошел по Стрэнду к своему дому; прошел в кабинет, пересчитал все неоплаченные счета и проценты, которые он должен ростовщику Дюпре. Из запертого ящика вынул бумаги, удостоверяющие его права на пай в «Розе», — аккуратно и точно написанные документы.
Он вспомнил долгое странствие домой с Азорских островов, когда был молод, и о том, как светлело лицо Томаса Ревилла, когда он говорил больному Пелхэму о богатствах, которые можно найти в Новом Свете: о сказочных плодах и минералах, о золотых жилах.
Он не сразу понял, что позади него в дверях стоит Кейт. Он медленно повернулся.
— При дворе устраивают Театр масок, — сказала она. — Королева просит меня принять в нем участие. Я не хочу.
— У вас есть выбор?
Она развела руками.
— Я думала — точнее, предполагала, — что вы предпочтете, чтобы я оставалась дома. Участие в спектакле означает частые посещения двора. Я думала, что мои обязанности — быть в нашем доме, с нашим сыном.
Он проговорил:
— Если вы откажетесь, вы обидите королеву.
— Вы хотите сказать, что я должна идти?
— Я хочу сказать, как вы, без сомнения, уже поняли, что выбора у вас нет.
Сжав губы, она быстро наклонила голову и ушла.
Он сидел один, свечи оплывали, пока слуга не пришел объявить, что у дверей стоят два человека, которые хотят поговорить с ним.
Он пошевелился и тяжело поднялся, думая, что это касается его работы — возможно, только что арестовали католика, которого нужно допросить. Но когда он подошел к двери, оказалось, что стоявшие там люди ему не знакомы. Они были хорошо одеты, в строгие ливреи темно-зеленого цвета, украшенные серебряными геральдическими лилиями.
Они сказали Пелхэму, что являются слугами принца Генриха, и спросили у него, не может ли он уделить им некоторое время в ближайшем будущем и прийти в Сент-Джеймский дворец, где с ним очень хочет побеседовать принц.
14
Ртуть и сера, солнце и луна, материя и форма суть противоположности. Когда женственная земля как следует очищена и освобождена от всех излишеств, ты должен дать ей мужчину, который обеспечил бы ее созревание.
И а следующий день, почти в сумерках, Нед Варринер шел по Ист-Чипу, Варнава бежал рядом с ним. В окнах горели лампы, и лил нескончаемый дождь. Наконец он подошел к дому с резьбой над дверью — голова турка с позолоченной пилюлей на высунутом языке, ниже надпись: «Джейкоб Андервуд. Получил лицензию на занятия аптекарским делом в городе Лондоне от Королевского колледжа врачей».
Он открыл дверь, звякнул колокольчик. В лавке горели свечи, но лавка была полна теней, а воздух насыщен запахом розмарина — средства от чумы, — камфары и корицы и другими, более зловещими запахами, исходящими от кувшинов и склянок, выстроенных по полкам вдоль стен. На прилавке стоял человеческий череп — многообещающий знак для покупателей аптекаря. Самого аптекаря Нед поначалу не увидел, потому что тот был одет в черное и склонялся в дальнем углу комнаты над ступкой и пестиком, которым толок некое едко пахнущее вещество.
Потом остроносый аптекарь с пестиком в руке поднял глаза и указал:
— Гоните вон собаку.
— Я только…
— Вон, я сказал. Собак сюда не пускают.
Нед вывел Варнаву на улицу и велел ему ждать. Потом снова вошел и спросил лавандового масла. Джейкоб Андервуд поджал губы и отправился искать его на полках среди лепешек и таблеток, бутылок с настойками и баночек с разными мазями.
Аптекарь был немногим старше Неда и процветал, судя по качеству его черного платья и ухоженным
