очень яркие и многоцветные хлопчатобумажные покрывала, с пестрыми узорами и цветами. На головах они носят затейливо закрученные тюрбаны из такой же ткани. Выглядят в таком одеянии они очень кокетливо и живописно. Мужчины одеты поскромнее, но тоже достаточно ярко.
Дорога между тем уходит в горы. В Танзании значительно больше деревьев и зеленее трава. Яркими красными кистями цветет гортензия. Много лиственницы, банановых деревьев, могучих эвкалиптов, черного и железного дерева; последнее может достигать до одного метра в диаметре. Местами видны каучуковые деревья. Реже попадается дерево гунда, достигающее очень больших размеров. Из его твердой, прочной, содержащей кремнезем древесины и выдалбливаются большие каноэ, используемые рыбаками не только на великих озерах Африки, но и на океанских просторах. Мачты для баркасов делаются из произрастающего здесь дерева мокунду-кунду, его же местные знахари используют для лечения малярии. На склонах гор, обращенных к солнцу, видны обширные чайные плантации и посадки кофейных деревьев. В лощинах между горных кряжей клубится туман. Во всей природе чувствуется близость океана.
В гигантской котловине между синих гор наше шоссе прорезает огромную поляну, покрытую невысокой желтой травой. На ней стоят несколько десятков могучих баобабов, на расстоянии примерно пятидесяти метров друг от друга. Никаких
Брендон показал нам и довольно редкую пальму борассум. Она растет, в основном, на территории национального парка Микуми, где мы будем завтра, и считается довольно ценным деревом за счет своих орехов. Местные жители едят не только волокнистую мякоть, покрывающую их. Они закапывают орехи в землю, пока те не начнут прорастать, а затем разбивают их и едят питательную сердцевину. Из этих пальм также добывают сок, срезая верхушечный побег и подвешивая под ним кувшин. Простояв на воздухе несколько часов, этот сок превращается в довольно крепкое вино, называемое сура.
Мы с Пашей рассказали попутчикам о своем вчерашнем визите к вич-доктору, после чего Ванесса дополнила рассказ дополнительными сведениями о местных лекарях. Оказывается среди них тоже, как и у нас, есть «узкие специалисты». Существуют специалисты по буйволам, специалисты по слонам, специалисты по крокодилам и т. д. Каждый из них считает, что в данном животном живут духи предков его семьи, и он может с ними общаться, договариваясь за умеренную плату о ненападении на того или иного жителя деревни. При этом заплатившему выдается соответствующий амулет-сертификат. Есть доктора- специалисты по пожарам, по дождю, по засухе. Немало прорицателей и гадальщиков на костях. Последние с успехом вычисляют воров и прочих преступников в местных деревнях, где нет полицейских. Презумпции невиновности тут не существует, и обвиненному бывает очень сложно доказать односельчанам свою непричастность. В таких случаях иногда еще пользуются весьма жестоким старинным способом, заключающимся в том, что подозреваемый в преступлении должен добровольно либо принудительно выпить растительный яд муаве. Если после этого у него будет рвота — человек останется жить и будет признан невиновным. Ну, а если яд останется в желудке, то его преступное тело будет отдано на съедение диким зверям…
В разговор вмешался Брендон, который сообщил, что мы скоро будем проезжать мимо деревни; где живет человек-оборотень. Все естественно стали просить остановиться там ненадолго. Решив заодно прикупить древесного угля, Брендон согласился.
К остановившейся машине, как всегда, тут же подбежали деревенские продавцы овощей и фруктов. Тут редко останавливается транспорт с белыми туристами, и мы сразу стали предметом всеобщего внимания. Подошел сельский староста и поздоровался со всеми нами по местному обычаю: похлопав в ладоши перед лицом каждого. Он и в дальнейшем хлопал в ладоши, когда ему нравились наши слова. Интересно, где все-таки родились аплодисменты?
Староста произнес длинную речь в нашу честь и преподнес Брендону тыкву в подарок. Тот почесал затылок и полез в свой рундук. Оказывается, в этих местах есть традиция преподносить подарки-сегати. Это не просто подарок, а подарок, подразумевающий ответный жест. Причем, даря какую-нибудь всячину, даритель ожидает от вас что-то такое, что многократно превышает по стоимости его подношение. В случае разочарования на вас могут смертельно обидеться и даже отказаться от выгодной торговли, себе в убыток. Выбравшись из кабины, наш лидер протянул старосте свою бензиновую зажигалку.
Старик остался недвижим, с вежливой улыбкой глядя на Брендона. Пришлось добавить к подарку электрический фонарик, и лишь тогда староста захлопал в ладоши и принял подношение.
Мы сказали ему, что хотели бы поговорить с деревенским оборотнем. Но нам не повезло. По словам старика, тот обратился в леопарда три дня назад и убежал в буш, чтобы убедить своих братьев по крови не нападать на местных крестьян. Жена носит ему еду в условленное место, но никто не знает, где оно.
Правда, беда пришла в деревню откуда не ждали: вчера крокодил утащил в реку женщину с ребенком. Она стирала белье, стоя в воде, а малыш, по обыкновению, спал за спиной, подвязанный платком.
Разъяренный муж привязал на крепкой веревке железный крюк и, насадив на него живую собаку, забросил приманку в воду. Отчаянные визги животного продолжались недолго: крокодил схватил собаку и накололся на крюк. После отчаянной борьбы мужчины деревни убили людоеда топорами и, разрубив на части, побросали в реку на съедение сородичам.
Мы прошли через деревню, по направлению к месту трагедии. Траура ни в чем не ощущалось. Между хижинами бродили какие-то длиннорылые, похожие на собак свиньи, которых хозяева почему-то называли собственными именами, причем те живо откликались.
У реки спокойно стоял местный рыбак и ловил удочкой, насаживая на крючок недозрелые зерна кукурузы. Забросив наживку, он несколько раз стучал удилищем по поверхности воды. Так здесь принято привлекать к удочке внимание рыбы. Представьте себе, клев был удачным, и в ведерке рыбака плескалось несколько местных «плотвичек». О недавней трагедии на берегу уже ничего не напоминало, а мне почему-то более всего было жалко невинного песика.
Однако его судьба все равно была бы предрешена. Местные жители очень любят свинину, но деликатесом считают мясо собаки. Тут наши с ними вкусы кардинально расходятся. Даже в те времена, когда я ел мясо, свинина никогда мне не нравилась, потому что генетическая информация тупого животного на молекулярном уровне наверняка внедряется в организм поедающего ее человека. А вот мясо собаки мне невольно пришлось попробовать, при довольно необычных обстоятельствах.
Дело было в тундре Охотского полуострова. Наша студенческая бригада в очередной год строила школу в небольшом рыболовецком поселке Центральный. Накануне того злополучного дня все побережье праздновало главный праздник для тех мест — День рыбака. Надо ли говорить, что наша бригада не ударила лицом в грязь, и во всеобщем застолье было выпито немало 56-градусной водки «Туча», под десятилитровый таз красной икры.
Когда хмурым утром следующего, так же не рабочего, дня я смог оторвать голову от подушки, кроме меня в общежитии не было никого, кроме однокашника — Вади Мельникова. Все живое население поселка, вместе с вербованными и студентами составлявшее около пятидесяти человек, уехало на грузовиках продолжать гулянку на речку Американ, протекающую где-то в ягодниках тундры. Нас двоих оставили, как нетранспортабельных, без выпивки и еды.
Мы не знали, где находится эта речка и как далеко от нее до поселка, но сидеть на месте — тоже не могли и двинулись по пустынному берегу Охотского моря куда глаза глядят.
Пройдя по гальке около десяти километров, мы вышли к устью небольшой речушки и вдруг заметили костер на ее берегу. 6 нескольких десятках метров от нас, у скудного прибрежного кустарника, расположилась на отдых бригада корейских рыбаков. По межгосударственному договору немало таких артелей добывало лосося в наших водах. Корейцы что-то варили в котле и собирались тоже отмечать общий праздник. Поняв друг друга без лишних слов, мы сели на берегу, в зоне видимости корейцев, и стали ждать. Через некоторое время рыбаки стали выпивать и закусывать, а мы — давить голодные спазмы, возникавшие
