подруга тоже проснулась и села, глядя на нас и постукивая хвостом по земле. Салом повернулся из своей кабины и начал было что-то говорить, протянув руку в сторону львов. Внезапно лев слегка присел, а затем в мощных прыжка вспрыгнул на капот нашего «лендровера». Машина со скрипом резко просела на нос, а мы в ужасе попадали на задние сидения…
Кабина водителя закрыта со всех сторон и, в принципе, никакая опасность ему не грозит, но трудно не потерять самообладание, когда видишь в полуметре морду льва, отделенную от своей головы лишь тонким стеклом. Видимо, и Салом сразу опередил. Сначала он откинулся назад, а затем резко уперся двумя вытянутыми руками в кружок клаксона. Резкий сигнал прорезал воздух, и у нас окончательно захватило дух. Но дальше было хуже. В страхе мы забыли захлопнуть крышу пассажирской кабины, и лев быстро уловил, откуда идет запах человека. Он вскочил на кабину водителя и с силой вклинил морду в щель под откинутой над нами крышей. Голова зверя застряла в области лба, и он уставился на нас смертельным взглядом недвигающихся янтарных глаз. Громадная пасть ощерилась пятисантиметровыми желтыми клыками, и лев зарычал… Я не знаю, как описать этот рык, раздавшийся в каком-нибудь метре от нас. Его невозможно сравнить ни с одним из слышымых мною ранее звуков. Что-то невыносимо оглушительное обхватило голову, сжав ее раскаленными тисками до размеров шарика, а затем она взорвалась изнутри со страшным грохотом разлетаясь воющими кусками в мертвую тишину…
Контузия спасла от обморока, и я почувствовал, как машина резко рванула вперед, затем назад, затем снова вперед. Львиная голова давно исчезла из кабины, а мы все неслись куда-то вперед, не разбирая дороги, в звенящей тишине, пока не влетели по середину капота в какое-то болото…
Салом пытался шутить, сбивчиво рассказывая о том, как он чуть не вдавил в пол педаль тормоза, перепутав ее со страха с педалью газа, а я приводил в чувство своих приятелей. Они солидные люди, и я не стану рассказывать о том, каким эффектом закончилось для них столь близкое знакомство с царем зверей. Потом мы не менее получаса разговаривали лишь одними губами, рассматривали огромные вмятины и царапины на капоте и пили спирт из карманной фляжки, которая всегда была неразлучным спутником всех моих путешествий.
Работа по вызволению машины из болота окончательно привела нас в нормальное состояние, и мы уже вовсю шутили над пережитыми страхами и своей реакцией на них. Но если рассуждать серьезно, то нам повезло дважды: во-первых, потому что такой невероятный случай с нами произошел, а во-вторых, что он закончился только испугом. Спирт не опьянил нас, а только снял излишнее возбуждение, и поездка по кратеру была продолжена с прежним энтузиазмом.
Совсем скоро Салом указал нам на удивительное животное, которое питалось какими-то корешками, стоя на согнутых коленях передних ног. Его зовут бородавочником и считают самым первым среди тех, кто позорит природу своим внешним видом. Вообще-то это дикая свинья, и морду любой свиньи красивой не назовешь. Но морда бородавочника — это что-то особенное. Она украшена несколькими совершенно безобразными шишками, симметрично расположенными на скулах с обеих сторон. На щеках торчат пучками бакенбарды из жесткой щетины. На холке и вдоль хребта по всей спине вепря тянется густая лошадиная грива. Она растет до самого хвоста, который длинной, тонкой и голой веревкой тащится по земле, заканчиваясь волосяной кисточкой. Но это еще не вся «красота». На голове бородавочника в разные стороны торчит по две пары клыков из каждой челюсти. Они крутым кольцом загнуты вверх, параллельно друг другу, придавая зверю вид бравого вояки. На самом деле — это флегматичное травоядное стадное животное. Любимое занятие его, как и любой свиньи, — основательно вываляться в грязи. Грязное тело спасает его от паразитов, но совершенно не защищает от зубов хищников. Свининку любят и львы, и гиены, и крокодилы, и леопарды. Поэтому-то он и проводит половину жизни стоя на коленях и готовый умереть. За рабское мировоззрение Бог и наградил его такой внешностью.
Не лучше обстоят дела со взглядами на жизнь и у гиен с шакалами. Мы видим, что за каждым стадом копытных постоянно плетутся эти падальщики Африки. Глядишь, отстанет больное животное, или отобьется от стада малыш, или нападет на копытных крупный хищник и оставит объедки от своей трапезы. Вот и сейчас, совсем рядом с нами, пробежала с поджатым хвостом гиена, волокущая в зубах здоровенную ногу зебры. Она явно стащила ее где-то, под шумок, и теперь воровато озиралась, боясь быть замеченной своими товарками.
Тем временем мы выехали к низким берегам озера Магади, расположенного в юго-западной части кратера. Еще издали на его глади нам были видны какие-то огромные колеблющиеся пятна. Они постоянно меняли свой цвет, становясь то белыми, то красными, то покрываясь черными точками. Вблизи мы увидели, что это ничто иное, как многотысячные стаи красавцев фламинго. Их было такое невообразимое множество, что лишь крайних рядах можно было различить отдельных птиц; далее сливались в сплошную массу, заполнявшую все прибрежное мелководье озера. Эта масса пернатых находилась в постоянном движении: кто-то взлетал, кто-то садился, кто-то плыл, а кто-то бродил по береговым лужам в поисках пищи. Цвет стаи постоянно менялся, потому что у этих птиц очень необычно окрашено оперение. Все туловище покрыто белыми, либо слегка розовыми перьями, а вот крылья — цветные. У красных фламинго они действительно ярко-красные с наружной стороны, но это хорошо видно лишь тогда, когда птица раскроет крылья. По краю их идет широкая черная полоса. Такого же черного цвета и вся внутренняя поверхность крыла, видимая только в полете. Вот и получается, что когда птица сидит, сложив крылья, она одного цвета, а когда раскинет крылья или летит, — совсем другого. Правда, есть розовые и белые фламинго, которые окрашены более однообразно, но все равно глядят очень нарядно и грациозно. Рост фламинго достигает гора метров, в основном, за счет очень-очень тонких длинных ног. Они часто прячут в своем оперении одну ногу целиком или обе до бедра так, что даже коленный сустав ноги не виден. И когда птица встает, кажется, что из ее туловища попеременно выдвигается несколько сегментов какого-то раздвижного подъемного устройства. Фламинго живут очень большими колониями в районах щелочных озер, каким и является остров Магади. Они питаются микроорганизмами и водоросли, развивающимися именно в такой воде. Если дожди меняют ее кислотно-щелочное равновесие, птицы мигрируют к Другим подходящим им водоемам. Не отказываются они также лакомства мелкими насекомыми и рыбешкой. Очень занятно наблюдать, как фламинго пьют воду. Они кладут свой изогнутый бумерангом клюв верхней стороной в лужу, словно хотят заглянуть себе под ноги, и начинают часто-часто двигать его частями, втягивая в себя жидкость. А галдят они так, что многие птицы могли бы позавидовать. Немало уток, пеликанов, чирков и десятков других водоплавающих птиц шныряют буквально под ногами у фламинго, но их голоса тонут в неумолчном крике подлинных хозяев озера.
Затем мы наблюдали за стадом буйволов, семейством страусов и гуляющими слонами. Салом увел машину немного в сторону от озера, и в дальней его части мы вдруг увидели зверя, впервые попавшегося нам на глаза за истекшие три недели африканского сафари. Вдали, примерно в двухстах метрах от берега, в густой траве стоял черный носорог. То, что это именно то животное, а не его белый сородич, наш проводник угадал по каким-то лишь ему известным признакам. Рядом с носорогом на порядочном расстоянии не было ни одного животного. Он считается самым свирепым зверем Африки, шутки с которым плохи. Мы принялись наблюдать за редким животным в бинокли, считая и это большой удачей. Ведь в кратере Нгоро-Нгоро сейчас обитает всего пять его экземпляров, а во всей Танзании не более пятнадцати. А все из-за чудодейственных свойств его рога.
Задумчиво сидящий все это время Салом вдруг послюнявил палец и поднял его вверх. Немного подумав, он спросил, бывали ли мы на корриде. Мы с Пашей ответили, что видели ее в Барселоне. Тогда рейнджер спросил, не хотели бы мы увидеть корриду по-африкански? Мы живо заинтересовались его предложением. Салом объяснил, что обычно берет с туристов за это зрелище по пятьдесят долларов, но с нас, учитывая инцидент со львом, готов взять по двадцать. К тому же, по его словам, тот случай показал, что сегодня счастливый день и можно не опасаться неприятностей. Мы, естественно, согласились и спросили водителя, с каким быком он будет биться. К своему ужасу, мы услышали, что он покажет нам корриду с носорогом! Для одного дня нам уже с лихвой хватало эпизода со львом, поэтому мы робко спросили Салома, не опасно ли это. Тот широко улыбнулся белозубым ртом и сказал, чтобы мы не волновались: он вовсе не собирается убивать носорога. Подумав о том, что у зверя на этот счет могут быть прямо противоположные планы, мы чуть было не отказались, но Паша сказал, что два раза в одну воронку даже бомба не попадает, и мы отдали деньги…
Предупредив нас о необходимости полной тишины, Салом стал объезжать поляну, где пасся носорог, с подветренной стороны. Мы знали, что у этого зверя очень плохое зрение, но прекрасные обоняние и слух, поэтому поняли маневр водителя, хотя по-прежнему ясно не представляли себе, что он собирается делать.
