истошно заверещал. Урсун не тащил свою жертву в воду, как это делают аллигаторы, он с тихим довольным урчанием буквально всасывал ее в себя, не двигаясь с места. А-а-а-и-и-а-а!!! С ноги Трэша сорвался ботинок и сразу исчез в недрах речного чудовища. Трэш рухнул на пятую точку, тут же попытался вскочить, но урсун двигался быстрее. Его голова снова выстрелила из воды и схватила теперь уже босую конечность Трэша. А-а-а-и-и-а-а!!! Перископы выскочили наружу и снова спрятались в грязной от ила коже. Маленькие глазки успели торжествующе зафиксировать застывшую в ступоре группу людей. На толстой шее судорожно дернулся кадык.
– А-а-а-и-и-а-а!!!!!
Шур сбросил с себя оцепенение и начал срывать со спины вещмешок. Макс ухватил Трэша за руку и рванул на себя. Его пятки резко съехали вниз. Джинсы звонко поцеловали глинистый берег. Рывок был настолько силен, что коричневая тварь не смогла удержать Трэша, и он благополучно шлепнулся рядом с Харпером. Самарин помог ему встать. Урсун, не долго думая, схватил обе ноги Макса, демонстрируя, насколько широко может раскрываться его пасть, лишенная всяких намеков на челюсти. Теперь чудовище почти полностью выползло на берег. Только хвост его оставался в воде, яростно взбивая ее в желто- коричневый коктейль. Урсун обладал только двумя передними конечностями. Трехпалые лапы были снабжены перепонками. По бокам цилиндрического туловища тянулись два плавника. Еще один торчал на спине.
– Сука-а-а-а!!! – заорал Макс, пытаясь перевернуться на живот, одновременно царапая прибрежную грязь в тщетной попытке за что-нибудь ухватиться.
Шуру наконец удалось открыть вещмешок. Он лихорадочно шарил в нем дрожащей рукой, пытаясь достать винтовку. Это ему удалось, когда колени Макса были уже покрыты зеленоватой, густой слизью. Этой слизью урсун как бы смазывал ноги жертвы, чтобы они лучше проходили глотку. Глаза Макса лихорадочно метались по берегу в поисках хоть какого-нибудь оружия. Тщетно. Только комья глины, следы чьих-то копыт и лап, несколько гнилых коряг да хлопья пены у самой кромки воды. В сельве на противоположном берегу раздался вопль какого-то животного, потревоженного развернувшейся схваткой.
Шур нащупал винтовку и дернул ее наружу. Его кисть запуталась в завязках вещмешка как в силках, винтовка же, следуя законам инерции, вылетела наружу и, сделав двойное сальто, щучкой нырнула в Аракунагу. Плюх… и круги.
– Сука-а-а-а!!!
Самарин метнулся вперед и схватил Макса под мышки. Самарина за пояс обхватил Сигизмунд Трэш, в брючный ремень Трэша вцепился Харпер, сзади к Харперу пристроился Шур. Они превратились в некое подобие сороконожки: перепачканные глиной, с извивающимися от напряжения телами. Меньше всего это зрелище напоминало инсценировку старинной детской сказки.
Колени Макса уже скрылись в бездонной пасти урсуна. Ноги спасателей беспомощно елозили по глине, как новички-конькобежцы. Урсун, почувствовав свою победу, выдал победное урчание и, по-бульдожьи мотая головой, заелозил, отступая обратно в реку. Миллиметр за миллиметром вслед за ним тащилась вся компания.
Внезапно вдоль линии берега взорвалась полоска пара. Полоска трещала и дымилась несколько мгновений, а затем вспыхнула перламутровой стеной, которая рассекла торжествующего урсуна пополам. Вся цепочка рухнула, как костяшки домино. Макс опять завопил. Ему показалось, что его ноги навсегда остались в отрезанной части урсуна. Так оно и было. Его ноги действительно остались в урсуне, но только в его первой половине, включавшей раздувшуюся шею, потухшие глазки и одну переднюю лапу (зверя разрезало наискось).
Стена, протянувшаяся вдоль реки, дышала жаром и угрозой. От нее ощутимо распространялись гудение и легкая вибрация, которая мелко-мелко колебала воздух, усиливая напряжение ситуации.
– Что это? – изумился Самарин.
Макс продолжал драть горло, очумело разглядывая свои ноги, спеленутые чужим телом. Перископы вылезли из своего убежища и печально поникли. Из одного сетчатого глаза катилась трогательная слеза. Из уголка рта, обхватившего колени Макса, текла зеленая слизь. Макс не мог оторваться от этой картины, пока Шур не отвесил ему полновесную затрещину. Макс замолчал, словно взорвавшийся телевизор. По его шее ручьем тек пот, провонявший страхом. В одной из капелек барахталась мошка. Тоненько всхлипнув, он попытался стянуть с себя мертвого урсуна, чтобы освободить ноги. Первая попытка окончилась неудачей. Пальцы отказывались прикасаться к страшной голове. К горлу предательски подступала желчь, наполняя рот противным привкусом и угрожая вывернуть наизнанку желудок. Макс оглянулся на спутников в поисках помощи.
На него никто не обращал внимания. Все смотрели на перламутровое чудо, выросшее по мановению ока.
– Вот что они имели в виду, когда говорили, что здесь нет переправы… – пробормотал Шур.
– Может быть, ее можно как-нибудь отключить? – спросил Трэш.
– Скорее всего, она включилась автоматически, как только Макс пересек границу.
Сквозь стену можно было видеть смутные очертания противоположного берега. На нем как раз происходило оживленное движение. Какие-то рогатые существа пришли на водопой и громко с удовольствием фыркали, шумно лакая воду. Пример урсуна красноречиво доказывал, что сквозь эту стену лучше смотреть, чем пытаться пройти.
Шур задрал голову.
– Стена недостаточно высока, – сообщил он о своих наблюдениях, – можно что-нибудь соорудить.
– Хорошо, что не стали переправляться ночью, – ворчал Харпер.
Стена переливалась багрово-желтым. Временами от нее исходил легкий дымок. Солнце окончательно взошло, и его лучи, казалось, питали стену энергией, заставляя то вспыхивать, то тускнеть.
– Так, – уже привычно начал распоряжаться Шур, – Самарин, возьми в вещмешке лазерный нож и начинай пилить деревья. Макс, помоги ему, будешь придерживать стволы. Я думаю, нам удастся соорудить что-нибудь вроде стремянки.
– Пойдем, братишка-клон, – весело хлопнул Самарина по плечу Макс, уже успевший отойти ото всех предыдущих ужасов. Его ноги, освобожденные от мертвой хватки урсуна, страшно воняли, но это нисколько не смущало их владельца. Он слегка пританцовывал от удовольствия, как бы убеждая самого себя в том, что его конечности в целости и прекрасно функционируют. Складки на джинсах улыбались миру сквозь
