Наталья Резанова
Дорога Висельников
Посвящение Всеволоду Мартыненко —
он-то знает, как все стреляет и взрывается
Часть первая
ДО ДОРОГИ
Глава 1
Бастард
И почему это говорят, что пули свистят? Это стрелы свистят, а пули – нет, не слышал я. То есть, может, они и свистят, но как выстрел грохнет, так уши закладывает.
– Мимо, – лениво сказал Наирне еще до того, как рассеялся пороховой дым.
Мог бы промолчать, старый черт. Я и сам видел, что треснутый горшок, который Наирне назначил сегодня мишенью, даже не шелохнулся. А в стене позади него появилась очередная выбоина. Я уже перестал их считать. А на кухне перестали визжать при каждом выстреле, как в первые дни.
Так же лениво Наирне подошел ко мне и забрал у меня аркебузу.
– Говорил же я – эта штуковина не для твоих рук. Пока. Будешь из пистоли стрелять, глаз упражнять. И руку заодно. Окрепнешь – снова возьмешь аркебузу.
– Из пистоли каждый дурак сможет! – Ненавижу, когда меня называют слабаком. Конечно, я еще не такой сильный, как взрослые, но когда мне такое говорят, сразу морду бью. Только не Наирне. Он мой дядька, он воевал вместе с отцом и сам имеет право меня бить. И бьет иногда. Правда, не так часто. Во время занятий. – И вообще, этот огненный бой – для простой солдатни. Шпага – вот оружие благородного человека!
– Да? – Наирне усмехнулся. – Это кто ж тебе такое сказал? Не юный ли Рондинг в книжках своих вычитал?
Бран, сын полковника Рондинга, – мой приятель. Он еще младше меня, ему всего одиннадцать. И он, правда, больше читает, чем учится обращению с оружием. Из-за чего над ним многие смеются. И я их за это бью, если могу.
– Нет, не Бран… – Бранзард и впрямь не говорил ничего подобного. А слова насчет «благородного оружия» я слышал от друзей отца. – Так воины говорят… Я не вру!
– Да верю я тебе… я тоже знавал вояк, которые так говорили. И знаешь, кем эти вояки потом стали?
– Кем?
– Мертвецами, мальчик. Мертвецами… – Он со вкусом перезарядил аркебузу. Прицелился. Грохот выстрела прокатился над задним двором Веллвуда. Осколки горшка посыпались на траву. И лишь после этого Наирне закончил: – Из чего ты можешь понять, что твой отец никогда так не говорил.
Наирне – южанин, а южане любят выражаться заковыристо. Даже простолюдины. Сколько ему лет, я не знал, но он много старше отца. Он рассказывал, что воевал с юных лет, а с отцом познакомился во время германского похода, когда наш император посылал войска на помощь ихнему. Это давно было, лет двадцать назад. И так и остался служить Веллвудам. А что? У нас хорошо.
Наирне посмотрел в сторону кухни.
– Жрать хочется… Ладно. Продолжим после обеда. Посмотрю, как ты бегаешь с полным брюхом. А завтра, если господин Торольд не вернется, будет тебе бой. С благородным оружием.
– А если вернется?
– Тогда посмотрим…
Отец велел Наирне учить меня всему, что тот умеет. А умел Наирне много. Кроме стрельбы и фехтования, он учил меня метать ножи, бороться, лазать на стены и прыгать оттуда в ров, ну, и плавать, конечно. Он хоть из портового города, но солдат был, а не моряк, это моряки против того, чтоб учиться плавать, – примета плохая. А что он из портового города, я знал потому, что он учил меня еще и «несским пляскам». На самом деле это не пляски, а такое умение драться, каким владеют на Юге, в приморских городах, особливо в Нессе. И хоть это искусство точно не дворянское, это и сам Наирне признавал, отец не возражал.
Сейчас отец уехал, но мы ждали его сегодня-завтра. А пока замок Веллвуд жил своей жизнью. Это большой замок, хорошо укрепленный. Сейчас времена спокойные, разбойников усмирили, а последняя война, когда Веллвуд осаждали, была еще при Рупрехте Веллвуде. А отец укрепления подновил, это я уже помню, и полковник Рондинг это одобрил. Мало ли что времена спокойные, сказал он, кто знает, как еще все обернется.
Умывшись у колодца, я отправился на кухню. В отсутствие отца я обедал со старшими слугами, которые вроде бы и не совсем слуги. Это Рейнмар, управитель, и Наирне, и отец Гильдас, наш капеллан. У него раньше я тоже учился – грамоте, и счету, и молитвы читать, само собой. А года три назад отец, когда был в Тримейне, нанял лиценциата Ираклиуса, и тот уже преподавал мне историю и космографию. Только о прошлом годе, когда в наших краях гуляла какая-то лихоманка с кашлем и Давина всех поила своим травяным отваром, лиценциат этот отвар пить отказался. Сказал, что сие есть дремучий предрассудок и не подобает просвещенному мужу принимать снадобья неграмотной деревенской бабы. И умер. А мы все пили этот отвар и остались живы. Нового учителя отец не нанимал, и пока что я сам читал книги, которые остались от лиценциата.
Давина тоже сидела за этим столом. Раньше она была служанкой моей матери и моей нянькой. А теперь просто жила здесь. Пользовала, если кто заболеет. Хотя к ней не все обращались. Потому как считали ведьмой. Правда, ведьме вроде бы положено быть старой, тощей и скрюченной. Давина старая, но большая и толстая. И очень спокойная. Когда Эрп, конюх, грозился ее убить за то, что она навела на него порчу, Давина только посмеялась и сказала: «Попробуй. А еще лучше – господину пожалуйся». И Эрп заткнулся. Всем известно, что отец взял Давину под свою защиту. Он-то ничего не боится, и наплевать ему, ведьма она или нет. А я не знаю. Ни разу не видел, чтоб она колдовала или на шабаш летала. И с чего бы мне ее бояться? А Наирне всегда говорил: «Если ведьма, что ж такого, главное, что она за тебя, а не против». А отцу Гильдасу все равно. Старый он уже, служил через пень-колоду, а по большей части спал.
Вот так и вышло, что за столом приходилось сидеть с одним старичьем.
Рейнмар, правда, не совсем старый, но он самый скучный из всех. Наирне – тот не только боец славный, несмотря на свои годы, он еще и рассказывать складно может – про Южное пограничье, про войну и все такое. А Рейнмар знай себе зудит про всякую тоску – про сенокос, про скотину, про то, где что протекло или рухнуло, или крыс травить надо – даже когда отца нет в Веллвуде, и Рейнмару не надо показывать, какой он хозяйственный.
Вот Давина – она не болтлива, не то что другие старухи. Молчуньей ее тоже не назовешь, но говорит она, только когда к ней обращаются. И никого, кроме господина замка, над собой не признает. Ни Рейнмара, ни отца Гильдаса, ни начальника стражи. Ей что, она старуха, а не воин, и никто из стражи ей приказывать не может.
Ясное дело, ведьма она или нет, никаким своим колдовским-знахарским штукам Давина меня не учит. Это все не для мужчин. И Давина сказывала, что всему, чему могла, она уже научила Огиву, которая теперь знахарствует в округе. Даже хижину свою Давина Огиве оставила, когда перебралась жить в замок, – так я слышал.
Вот и все про Давину и прочих, с кем приходилось коротать время в отсутствие отца, когда я не был занят учебой.
Ну, не совсем. Можно было пойти в деревню, и среди дворни были у меня приятели. Но в последнее время, когда мы схватывались с Ловелом, сыном кузнеца, или Калебом, подручным Эрпа, я их всегда побивал, а о деревенских мальчишках и речи нет. И самое обидное – не было в том моей заслуги. Наирне разъяснил – это не оттого, что я такой сильный, а потому, что никого из них не обучали бою так, как меня. Не натаскивали, как он выражался. А из благородного сословия я дружил только с Бранзардом, а он младше и слабее, не особо с ним подерешься. А взрослого, обученного воина мне, по словам Наирне, пока нипочем не побить. И приходилось ему верить. Наирне, какой он ни есть старый хрыч, мне ни разу побить не удавалось. Ни на шестах, ни на шпагах – меча мне пока не доверяли, – ни в «несской пляске». А отца – тем более.
