– Нет, я имею в виду – в городе.
– Ах, это… Да, я приехала одна.
– Но как он мог! – Он не назвал Тальви по имени, но ясно было, что речь о нем. – Он обязан был дать вам охрану.
– Разве он ничего не рассказывал вам обо мне?
– Рассказывал, и он, и Хрофт, и все же… если он взял вас к себе, то обязан о вас заботиться!
Ах, молодость, молодость. Я не стала объяснять, что Тальви никому и ничем не считает себя обязанным. А также убеждать, что не стоит так часто повторять это слово. Людей оно раздражает.
– Господин Тальви поступает вполне благоразумно. Слуги или охрана привлекли бы ко мне излишнее внимание. А вам и всем вашим друзьям оно совершенно ни к чему, не правда ли?
– Вы правы, и все же… – Он задумался, без всякого сомнения, о том, много ли я знаю о заговоре. Этот молодой человек с идеалами не поверил бы в то, что Тальви не снисходит посвящать меня в свои планы и просто гоняет по поручениям. Однако цинизм Тальви, явно уверенного, что я и так обо всем догадаюсь, сейчас был мне более по душе. Любопытно, какого черта Антон Ларком вообще принял обеты? Насколько мне было известно, в орден шли в основном младшие сыновья, которым нечего было наследовать. Возможно, Ларком тоже был младшим сыном, но происходил из весьма состоятельной семьи и не испытывал недостатка в деньгах. Можно предположить мечту о скорой военной карьере – в Эйсанском ордене это бывало… или те же идеалы? Если имеет место первое – мы с ним сумеем договориться. Если второе – никогда.
Тем временем мы дошли до Большого пирса. Как я и ожидала, народ кишмя кишел, и для всякой твари находилось место. И для подозрительной личности вроде меня, и для достойного служителя святого Барнабы. Я указала Ларкому на пустующую якорную тумбу, а сама, чтобы не висеть у него над душой, подозвала разносчика, продававшего с лотка горячие пироги с печенкой, и купила себе один. Может, печенка была и кошачья, как утверждают недоброжелатели, но свежая, и вкус у нее оказался отменный. Поедание пирога и чтение письма завершились почти одновременно. Ларком слегка меня опередил. Оторвавшись от письма, он поискал меня взглядом и с некоторым изумлением проследил, как я заглатываю последний кусок. Должно быть, ему не приходилось общаться с женщинами, которые позволяют себе жевать на улице, да еще столь вульгарную пищу. Потом он опомнился, сообразил, что я какая-никакая, а дама, и сделал попытку встать.
– Сидите – со стороны это будет выглядеть естественнее, – предупредила я его движение.
– Вы правы, но я не привык, сударыня…
– Нортия. Мы лишены дворянства полвека назад, – я усмехнулась, – сударь.
– От этого ваш род не перестал быть одним из самых древних в империи.
Что ж, утешимся этим, подумала я, а вслух осведомилась:
– Надеюсь, содержание письма вас не слишком огорчило?
Будь он поопытнее, сразу бы понял, что я вытягиваю из него сведения. Проще было бы вскрыть письмо, а потом подделать печать. Но это не в моем стиле. Мне поручено доставить послание, так я и поступаю, не обманув ничьего доверия. Что происходит потом, значения не имеет.
– Еще бы не огорчило! – В его темных глазах появилось потерянное выражение. – Нантгалимский Бык посещал капитанства ордена. Не исключено, что он скоро будет здесь. Нужно подготовить братьев… – Он встрепенулся. – Но вы, помнится, говорили, будто не интересуетесь политикой?
– Так оно и есть.
– Значит, все, что вы делаете, вы делаете только ради Гейрреда Тальви?
– Можно сказать и так. – Уточнять я не стала, равно как и то, что мне неизвестно, кто такой Нантгалимский Бык. Реку Нантгалим я знала. Какая связь?
– Вы как-то странно это произнесли. Этого мне только не хватало!
– Лучше уж вернемся к политике, сударь. Тем более, что от нее все равно никуда не деться («в вашей компании», – мысленно добавила я).
– Вы тоже считаете, что смуты не избежать?
– К сожалению, все к тому идет. При отсутствии прямых наследников титула, да еще теперь, когда слишком громко начали кричать о возвращении исконных эрдских вольностей, черт знает когда утерянных… – Из уважения к его духовному сану я удержалась от сравнения, которое само просилось на язык. Но не люблю я этого выражения. Ах, эрдские вольности, невинность наша штопаная…
– Я считаю, что, пока жив герцог, мятежа не будет. Уважение к династии, правившей Эрдом полтысячи лет, слишком сильно (я в этом сомневалась, но смолчала), однако потом – да… И при нынешних настроениях здесь не потерпят ставленника имперской короны, выходца из чужих земель…
«Ну, настроения тоже кто-то создает, верно? Мне ли не знать? «
– И что же делать? Формальных прав нет ни у кого. Род, можно сказать, вымер.
– Вирс-Вердеры заявляют, будто они в родстве с правящим домом, – задумчиво заметил он. – Но это родство слишком уж дальнее, чуть ли не в шестнадцатом колене, к тому же в их семье было слишком много мезальянсов. Эти претензии нельзя принимать серьезно.
Вот и еще клочок сведений. То-то мой патрон так взбеленился, когда услышал про Вирс-Вердеров. Но если Тальви считает нынешнего Вирс-Вердера соперником, хотя приятелям внушает обратное, следовательно…
– Но у Тальви и таких оснований для принятия власти не имеется. Он даже не титулован.
– В Эрдском герцогстве для дворянина последнее – скорее признак древности рода, вы и сами знаете. Но я не о том. Когда бессильно право крови, вступает в силу – простите за глупую игру слов – право силы. Но бывает сила и сила. Конечно, Тальви – сложный человек, его общество порой угнетает, но по сути своей он благороден. Он умеет привлекать к себе людей, и за ним пойдут многие. В своих владениях он правит
