служанки? Какие такие таинственные способности ему об этом поведали? Или он просто подслушивал за дверью?
Плеснул и исчез.
– Когда языческий мир умирал, ревнители истины крушили статуи обольстительных Венер и Диан, как богомерзких идолов. А сейчас потомки этих ревнителей готовы выложить за уцелевших идолов любые деньги. Либо создают новые. Стоит ли отдавать дань этой непоследовательности?
– Но есть же непреходящие понятия о красоте! – возразил Антон Ларком.
Эисанский рыцарь прибыл в замок через пять дней после нашего, с позволения сказать, объяснения с Тальви. Вот уж никогда бы не подумала, что обрадуюсь его приезду. Хотя общество Рика Без Исповеди было бы мне еще милее.
Он прикатил в сопровождении всего лишь одного слуги, по его собственным словам – из Гормунда. Там располагалось одно из капитанств ордена. Что наводило на определенные мысли. К тому времени, когда я присоединилась к ним, он, несомненно, уже успел поведать Тальви о намерениях своих собратьев, и последний предложил продолжить беседу в саду.
Ларком сегодня так не смущался, как при наших предыдущих встречах, и даже позволил себе пошутить.
– Уж в своем-то саду вы можете не опасаться, что нас подслушают.
– Вот уж в чем я не была бы уверена! – бросила я.
– Нортия, я согласен с вами, что нужно соблюдать конспирацию, но порой мне кажется, что вы впадаете в чрезмерную подозрительность…
Тальви ничего не сказал, но во взгляде его была насмешка. Из-за того, что он проговорился насчет «Белого оленя», непреложно вытекало, что, пока я находилась поблизости от Тальви, слежка за мной велась непрерывно. Он мне не доверял и ждал какого-нибудь подвоха. И дождался. Подслушав мой разговор с Ансу – не важно, сделал ли это он сам или кто-то из его людей. Именно так он «узнал про актеров».
– Мне известно о соглядатае. – Ларком, безусловно, обращался ко мне. – Мы успели встретиться с Хрофтом. Но ведь это так удачно – что вам удалось его распознать!
В его голосе послышалась некоторая зависть. Как будто на нашу долю достаются сплошные увлекательные приключения, а он – в стороне. Дитя малое, право слово.
– Так ведь и он меня распознал. И теперь его хозяева будут вести себя осторожнее.
– А разве нам это не выгодно?
Я вздохнула.
– В Гормунде были беспорядки, наподобие тех, что в Эрденоне и Свантере?
– Нет. И это довольно странно, потому что в Гормунде находятся отделения крупных южных торговых компаний.
– Действительно. Не пора ли мне съездить туда, выяснить, в чем дело? – Я оглянулась на Тальви.
– Не пора, – отрезал он.
И тогда Ларком, уловив возникшую неловкость, спросил, почему Тальви не следует распространившемуся ныне обычаю украшать сад статуями… Пошли какие-то общие фразы, я помалкивала, но окончательно выпасть из разговора мне не удалось.
– А может, вы и правы, – продолжал витийствовать Ларком. – Красота статуй совершенна, но это безжизненная красота. На парадной лестнице нашего дома стоят статуи Дианы и Аполлона. Они прекрасны, но в детстве я их боялся. Из-за глаз. Вы замечали: древние скульпторы, чтобы добиться иллюзии живого взгляда, оставляли пустоты в зрачках статуй. И этот взгляд, наполненный тенями, не столь живой, сколь страшный. А когда этого не делают, неподвижный взгляд статуи застывает в вечном столбняке. А вот ваши глаза, – он внезапно повернулся ко мне, – не сумел бы изобразить и художник, не то что скульптор. Они зеленые и в то же время золотые.
– В крапинку. Как скорлупа у перепелиного яйца.
– Опасное дело – хвалить чужие глаза, – прокомментировал Тальви. – Вот подлинная история. Один итальянский сеньор, кардинал кстати, добивался любви некоей красавицы. Но тщетно – она отдала предпочтение его брату. Кардинал в гневе вопросил – почему? «Из – за его прекрасных глаз», – легкомысленно ответила дама. И кардинал, разумеется, приказал брата ослепить.
– Жаль, что ты не предложил эту тему Дайре, – сказала я. – Он бы написал на нее трагедию в любимом им английском духе, где машут кинжалами и кровь хлещет из проколотых бычьих пузырей, вместо того чтобы пичкать публику богами, богинями и героями с рыбьими именами, вроде кефали и ставриды.
– У вас счастливый характер, Нортия, – тихо произнес Ларком, – вы можете смеяться над трагедиями. «А на что еще они годны? « – подумала я и сказала:
– Не принимайте близко к сердцу, рыцарь. Иначе и над комедиями придется плакать.
– А мальчик-то к тебе неравнодушен, – сказал мне после Тальви. – Но не обольщайся. Пока ты при мне, он не предпримет никаких действий.
Его голос был предельно безразличен. Он не издевался и не угрожал. Просто сообщал. И похоже, он опять был прав. В возрасте Антона Ларкома часто влюбляются в женщин старше себя и принадлежащих другим. А какую-нибудь скромную юную деву, этакий полевой цветок, который молча по нему сохнет, он и вовсе не заметит. Да… Я обманываю людей, но при этом стараюсь их не обидеть. А Тальви говорит им правду, но всячески унижает. Что лучше? Или, скажете, правда не может унижать? Еще как может. В последнее время я это испытала на себе.
– Почему ты не хочешь, чтобы я поехала в Гормунд?
– Мне и так известно, что там происходит. Помимо Ларкома. И благодаря тебе. Ведь это ты разведала, что за событиями в Камби стоит Вирс-Вердер.
