Очокоч взмахнул отрубком-топором, что рос прямо из груди чудовища. Черный топор разрубил ближайшего эра, несчастный повалился на землю, орошая кровью все вокруг. Три эра завопили от ужаса и побежали. Появился Пантелей, грозно взмахнул палицей.
— А ну, сучьи дети, в строй, вашу мать я на сеновале трахал!!! В строй!!!
Зезва замедлил шаг, пригнулся. Очокоч стоял неподвижно, поджидая. Краем глаза Зезва заметил, как Пантелей и трое его людей окружают чудовище. Очокоч ждал. Ржаво-коричневая шерсть свисала грязными клоками на теле чудовища. Глаза лешего горели, словно две луны, совершенно одноцветные, без каких- либо признаков зрачков, лишь бездонные, белые как смерть, диски, сверкающие в темноте. Очокоч ждал. Его уродливая голова мелко тряслась, островерхие уши с длинными свисающими на плечи мочками двигались самостоятельно, поворачиваясь в такт окружавших его людей. Покрытые коричневой шерстью руки с кривыми, острыми, как бритва когтями, застыли, поджидая удобного момента для смертельного выпада. Из груди лешего рос длинный отросток, похожий на топор. Этим топором очокоч и рассек несчастного, что валялся возле его ног.
Зезва выставил ногу вперед, поднял меч. За его спиной, в темноте раздавались крики — эры продолжали сражаться с крюковиками.
Очокоч вдруг взвыл. Эры аж присели от ужаса. Даже Пантелей попятился. Зезва почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове. Он поднял меч над головой и закричал в ответ, закричал громко, гневно. Эры поддержали его нестройными воплями. Зезве почудилось, что в глазах-лунах очокоча мелькнуло изумление. Или только почудилось? Очокоч ждал. Люди тоже не нападали, только кружили вокруг, сжимая оружие мокрыми от пота ладонями. Шум и крики в темноте прекратились. Высоко подняв светящийся синим светом меч, подбежал Ваадж, а за ним остальные эры. Заметно поредевшие.
— С крюковиками покончено, — сказал Ваадж, становясь рядом с Зезвой. — Что тут у нас? Ого, крупный экземпляр, клянусь дубом!
— А ну, — скомандовал Пантелей, — окружай страховидла-та… Щас гада изрубим!
Очокоч ждал. Ваадж вздрогнул, резко повернулся. Зезва уже отступал под ударами трех очокочей, появившихся из чащи, три эра корчились на земле. Бородач Пантелей получил рану в плечо, но не обращал на нее внимания, яростно размахивая палицей. Десять очокочей окружили людей со всех сторон, торжествующе завыли.
— Смерть нам! — взвизгнул один из эров, присев от страха. — Все подохнем тута!
— Защищайся, дундук! — прорычал Пантелей, отбивая палицей топор лешего. — Я те как умру, паршивец!
Ваадж пригнулся, очертил в воздухе круг, отступил на шаг, и с силой выбросил вперед правую руку. Полупрозрачная стена встала между людьми и очокочами. Чудовища тыкались в нее, но пройти не могли, яростно вопили и размахивали грудными отростами. Зезва перевел дух, посчитал людей. Вместе с Пантелеем эров осталось девять человек.
— Заклинание сейчас иссякнет, — тихо сказал Ваадж, — готовьтесь.
Призрачная стена заколебалась, мигнула и исчезла. Очокочи торжествующе взвыли.
— Зезва, теперь можешь использовать любое оружие! — крикнул Ваадж, поднимая меч. Сверкнула молния, с шипением вырвалась из острия чародея, и впилась в ближайшего очокоча. Тот зарычал, отступил и как-то странно взглянул на чародея. Зезва был готов поклясться, что очокоч заколебался, хотя синий луч не причинил ему видимого ущерба.
— Ну, скорее, мои заклинания не безграничны! На леших они действуют слабо!. К тому же… получай! К тому же, кудиан-ведьма помогает им на расстоянии, защищает от ударов… Не смотри на меня так! Делай же что-нибудь!
Слишком близко… Зезва выхватил из сумки небольшой блестящий предмет, повернулся к очокочам. Но замер, попятился, потому что со всех сторон на подмогу лешим явилось множество крюковиков. 'Толстик некормлен останется с утра', - пронеслась в голове дурная мысль. Ныряльщик поднял руку, прищурился. Чудовища медленно подступали к сбившимся в кучу людям.
— Выставить оружие! — спокойно скомандовал Пантелей.
В воздухе повеяло ледяным дыханием стужи. Лютый мороз словно царапнул Зезву по щекам, накинулся на руки и ноги.
— Дуб Святой!!! — закричал кто-то из эров. — Али летят, али!!! Со всех сторон-та!..
Зезва поднял голову. Жуткий вой снова пронесся между вековыми деревьями, но это не очокочи кричали, сея ужас и панику, то налетела целая куча али, в темноте похожих на адские тени со сверкающими глазами. Али заметались среди очокочей и крюковиков, вой чудовищ смешался в один жуткий нечеловеческий крик. И очокочи дрогнули, заколебались. Крюковики уже давно бежали в лес, смешно дрыгая ногами-ветками. Лешие отступали медленнее, они злобно вращали глазами. Али не смогли повалить ни одного, лишь летали среди очокочей и били, били их, словно борцовые груши, на которых тренируются силачи из бродячего цирка. Очокочи рычали, безуспешно пытаясь достать уворачивающихся али топорами-обрубками. Тщетно.
Зезва припал на колено, вытер пот со лба, оглянулся. Раздались облегченные вздохи: эры стали понимать, что в этот раз смерть обошла их стороной. Пантелей даже криво усмехнулся в бороду. Ваадж по- прежнему всматривался в темноту, где скрылись очокочи и али. В звенящей тишине до их слуха донеслось отдаленное:
— Ашшшштарт…
— К хижине ведьмы, за мной! — скомандовал Ваадж, и побежал по дороге. Зезва бросился следом. Пантелей раздал пару тумаков и повел эров в арьергарде.
Дорога петляла по лесу, они бежали долго, задыхаясь и падая. Зезва постоянно оглядывался на эров. Те не отставали, а в самом конце колонны, пыхтя как бегемот, мчался старый Пантелей.
Ваадж встал как вкопанный. Зезва чуть не налетел на него. Луна вдруг вышла из деревьев и залила блеклым свечением опушку, покрытую целым морем ромашек. Множество лепестков смутно белело под ногами, а между цветами узкой змейкой тянулась тропинка, что вела к небольшой аккуратной хижине, стоявшей на другом краю опушки, возле темной стены леса. Где-то рядом взвыл очокоч.
— Спокойно, — задыхаясь, произнес Ваадж. — Он не подойдут, боятся. Смотрите.
Зезва взглянул туда, куда указывал чародей. Над крышей хижины, вокруг дымящейся трубы, металось в лунном свете не меньше десятка али. Они кричали. Зезве почудилось в их крике что-то удивительно человеческое, тоскливое.
— Они кричат от боли, — сказал Ваадж, присматриваясь куда-то.
— От боли? — переспросил Зезва. — Злые духи али чувствуют боль?
— Эти злые духи пришли нам на помощь в лесу, если ты запамятовал. А насчет боли… Они есть сущности потусторонние, но почему, скажи мне ради бога, все люди воображают, что существам Грани недоступно чувствовать боль? Ах, дуб святой!
— Что такое?
— Лошади, Зезва, лошади… Я же просил их, дождитесь нас!
Рядом с хижиной, почти невидимые в темноте, тихо ржали две кобылы. Зезва прищурился, но кроме смутных теней, ничего не разобрал. Ваадж прищурился, среди пальцев чародея снова заблестело синее сияние.
— Арсен и Аштарт ослушались меня. Я вижу лошадей. Они внутри, у Миранды.
— Что предпримем, Ваадж?
Чародей посмотрел на опершегося о палицу Пантелея.
— Окружите хижину. Мы с Зезвой идем внутрь. Если увидите что-то страшное, бегите по дороге домой, не оглядываясь.
— Но…
— Выполняйте, что говорю! Если Миранда нас одолеет, вам останется только бежать!
Пантелей насупился, кивнул. Отошел к эрам. Ваадж повернулся к Зезве.
— Что ж, друг Ныряльщик. Идем.
— Идем, — кивнул Зезва, — но сперва скажешь, кто ты таков на самом деле.
— А ты не догадался?
