всего. А так – подмести полы, протереть стены – и можно снова запускать посетителей.
Но ни за столом, ни под столом, среди черепков посуды и выбитых зубов, Хэма не обнаружилось. Он исчез.
Я влетела вверх по лестнице, однако Грядущего Хама не оказалось и в номере, хотя все его вещи были на месте. Можно было еще сбегать в конюшню, посмотреть, не забрал ли он своего коня, но вряд ли стоило.
Вот и вляпались… Вот к чему относилось дурное предчувствие, а вовсе не к кабацкой драке.
– Ты что, парнишку своего ищешь? – спросил Твердыня, когда я вернулась в зал. – Его, пока вы тут махаловкой занимались, какая-то шалава увела, из пришлых…
– Она разве не здесь работает?
– Ядрена Мать! Да ни в жизнь!
Забрезжившая надежда без трудов найти Хэма угасла не разгоревшись.
Я снова шагнула за порог – там стояла полная тьма. Луна скрылась за тучами, и ни одна звезда не пронизала мрака. Колокол на башне храма пробил полночь.
Сделав несколько шагов, я споткнулась о чье-то распростертое тело. Это оказался пророк Траханеот. Во тьме его аллергия прекратилась, и он спокойно задремал. Пришлось потревожить его сон.
– Мужик, ты девку и пацана не видел? Такого, в кожаной тужурке и кожаных штанах.
– Как не видеть. Она его за собой в посад тащила.
– В который?
– В чужанский, в какой еще?
– Буйной молодости свойственны страсти, продажная красота легко воспламеняет их, – заявил Рыбин Гранат, тоже выбравшийся на площадь. – Не стоит ли предоставить юноше некоторую свободу? Если ты помешаешь ему, он не скажет тебе «спасибо». Нагуляется – вернется.
– Как бы ни так! Не тот это город! И полночь не та, – бросила я, срываясь с места.
Некогда говорил древнейший мыслитель Ойойкумены, прозванный Отцом Историй (за то, что вечно попадал во всяческие истории): «Воистину мудр тот, кто не разыскивает похищенных женщин». Трудно оспорить это замечание, но Хэм, не будучи женщиной, сам выпутаться не мог, вдобавок охрана его безопасности составляла мою прямую обязанность. А там, куда его повели, безопасности ему никто гарантировать не мог.
Волкодавль вообще-то гостеприимный город, в чем я не раз убеждалась лично. Но привечают здесь тех приезжих, кто имеет кошелек набитый, товары знатные и в гостях не задерживается. Иной прием встречают те, кто ни первым, ни вторым похвалиться не может, однако норовит осесть в Волкодавле. Честят их бродягами и мигрантами беспрописочными, работы в городе не предоставляют, а для жилья отведен им чужанский посад, и улицу, что туда ведет, перегораживают цепью, возле которой бдит стража. Потому как из чужанского посада выходят на промысел нищие калеки, в неведомых войнах пострадавшие, мамаши с замурзанными младенцами, да мнимые кипежане. В самом же посаде понастроены шинки, где подают не пиво и медовуху, а такие напитки, отведав которых добрый горожанин может и замертво упасть. Говорят еще, будто здешние в бане не моются – а это последнее дело – и вместо Ядреной Матери поклоняются неведомой Кузькиной. Посадские же за честь почитают обмануть и ограбить зажравшегося горожанина. Драки между городскими и посадскими бывают такие, что наша нынешняя потасовка рядом с ними – что девичьи танцы на лугу.
И если б дело было только в этом, я бы нимало не беспокоилась. В любом городе есть подобные кварталы. Но приходилось мне слышать, будто – поскольку ни Ивановы стражники, ни жрецы в чужанский посад не суются – завелась там нежить, ничего общего с проповедями святого Траханеота не имеющая. Без всяких пустот и мнимостей, зато с клыками и когтями. В чужанском посаде документов ни с кого не спрашивают, вот они и селятся здесь. И среди нормальных посадских по ночам ни один двуногий из своих лачуг на улицу не суется.
Конечно, это могли быть только сплетни. А могли и не быть.
Рыбин Гранат зачем-то увязался со мной, но по благоразумию вперед не забегал. Ходить ночью по Волкодавлю – занятие не из простых, даже по главным улицам. В отличие от большинства других городов, по ночам фонарей здесь не зажигают, напротив – это запрещено. Причина, думается, ясна. Таковы здесь меры противопожарной безопасности. Летом в обывательских домах даже светильники жечь запрещается. Возможно, этот мудрый обычай и предупреждает случаи возгорания, но тьма по ночам в городе Волкодавле стоит кромешная. Потому оставалось лишь благодарить руководство МГБ, снабдившее меня заклинанием ночного видения, без которого я бы разбила голову о ближайший забор. Непрошеный спутник мой, таких преимуществ не имевший, двигался следом.
Благодаря этому заклинанию мне и предстало зрелище, полностью убившее вероятность того, что Хэм просто решил сходить налево из чересчур благопристойной «Белки и свистка».
Цепь уже не преграждала вход в чужанский посад, а, разорванная, валялась на земле рядом с распростертым стражником. Я нагнулась над ним.
– Оглушен. Очухается… Так я и думала.
Рыбин Гранат, изучавший цепь, повернулся ко мне.
– Почему?
– Стражник местный. За него бы мстить стали. Могут посад сжечь. Его убивать не станут. А Хэм – чужестранец.
Восточный единоборец снова поглядел на цепь, затем извлек меч из ножен и осторожно полоснул себя по мизинцу, так чтобы капли крови потекли на лезвие.
– Ты чего?
– Готовлюсь. Здесь ведь не человек поработал.
