лекарство, выпейте, пожалуйста.
Она взяла со стола другую чашку.
– Я не хочу… пить.
– Пожалуйста, выпейте. – повторила сестра Тринита, одной рукой поднося чашку к губам, а другой приподняв голову больного. Теперь он выпил без сопротивления. – И еще выпейте… это восстановит ваши силы. – Она заставила его выпить новую порцию снадобья. Потом села на постели. – Вам лучше, мистер Кесслер?
– Не знаю…
Она положила руки ему на виски.
– А так – лучше?
– Да… лучше…
Она внимательно смотрела ему в лицо.
– Я – твой друг, Ричард. Я – твой лучший друг. Ты должен мне верить. Кто я?
– Ты – мой друг. Я тебе верю…
– Я говорю с тобой для твоей пользы. Я не хочу причинить тебе вред.
– Я тебе верю, – повторил он, как старательный ученик.
– Тогда ответь мне на один вопрос: К т о э т а ж е нщ и н а ?
Ответом был припадок, по сравнению с которым вчерашний казался детской игрой. Пришлось звать на помощь Салли с Эриком /который только что проснулся/. Похоже, снадобья сестры Триниты действительно придали больному сил… При этом одеяло с него сбилось, и стало видно, что странные сгустки крови под кожей словно бы увеличились и потемнели. Салли услышала, как бегинка не то зашипела, не то засвистела сквозь зубы – но что, понять было невозможно, вероятно она просто сдерживала ярость.
Припадок кончился так же, как и вчера – то есть полным беспамятством. Утирая пот со лба, сестра Тринита приказала:
– Эрик, ступай в лавку и пришли ко мне Кристину. Мне нельзя сейчас уходить отсюда. Салли, приготовь что-нибудь поесть. По-моему, в этом доме никто не ел со вчерашнего дня…
Приказчик и домоправительница с готовностью подчинились. Они привыкли жить при хозяине, и теперь, когда в доме был кто-то, способный отдавать им приказы, это их явно подбодрило.
Чего нельзя было сказать о Кристине. Войдя, она кинула на бегинку вопросительный взгляд.
– У него в сознании поставлена преграда, – мрачно ответила та. – Он не м о ж е т назвать ее имени. Так что вся надежда на тебя.
Кристина подошла к столу.
– А вы знаете… когда я стала думать о странном и необычном, то кое-что вспомнила…
– Ну?
– Ведь в Страстную Пятницу никто не ходит за покупками?
– Во всяком случае, в христианских странах. Кроме тех, конечно, кому закон не писан.
– Так вот, в тот день у нас была посетительница. Поэтому я и удивилась. И это, конечно, была дама, а не горожанка. Я сама открывала двери, поэтому увидела на улице верховых лошадей и двух слуг, которые их держали. Она вошла, и дядя сразу же отослал меня в дом. Я не знаю, о чем они говорили. По-моему, она скоро уехала.
– А как она выглядела?
– И этого я не знаю! – вид у Кристины был совершенно убитый. – Она была закутана в плащ, богатый такой плащ, темно-зеленый с песцовой опушкой. Наверное, у нас и куплен. И капюшон опущен на лицо. Но мне показалось… когда она проходила она проходила мимо меня… прядь волос выбилась из-под капюшона… ярко-рыжая.
– Это уже кое-что. На случай, если это было все же просто покупательница, притащи-ка мне вчерашнюю книгу
Снова заполучив приходно-расходную книгу, сестра Тринита сразу же раскрыла ее на нужной странице.
– В день Страстной Пятницы никакой записи нет … и не было скорее всего… Ты что-то хочешь сказать?
– Мне кажется… я видела ее еще раз. Вот здесь. Я стояла у этого же самого окна, а она проезжала по улице. Подняла голову и посмотрела на меня.
– Ты же утверждала, что не видела ее лица!
– А я и в тот раз его не увидела. На ней был эннен с плотной вуалью.
– Так с чего ты взяла, что это та самая женщина?
– А по лошадям. Я разве не сказала? Я и в первый раз обратила внимание на ее лошадей. Такая светло-золотистая масть, я в Бранке таких не видела… Сидела она в седле боком, а платье на ней было светло-сиреневой тафты с золотой вышивкой, высоко подпоясанное, а плащ красный, мехельского сукна, с золотой же канителью. И конь ее был покрыт попоной голубого шелка. И двое слуг были при ней, те самые или другие, не знаю, в коттах с длинными рукавами, лиловых с коричневым, и бархатных беретах…
– А гербы? Гербы какие были у них?
