— Да, — ответил я. — И пожалуйста, поспешите. Мне надо быть там через тридцать секунд.
— Я запрограммирована на движение с одной скоростью. Пожалуйста, приготовьтесь, транспортировка начнется через 10 секунд.
Я вздохнул, расставил ноги поустойчивее, и дорожка медленно и плавно поползла к дому.
— Здесь сходить нельзя, — объявила она, когда мы миновали парадную дверь, и повторила свой запрет минуту спустя, когда мы огибали восточное крыло дома. Наконец дорожка остановилась у более скромной двери и попросила меня войти в дом.
Я вошел, и ко мне подкатился сверкающий, обтекаемый робот. Это был всего третий робот, увиденный мной на Дальнем Лондоне.
— Вы Леонардо? — спросил он.
— Да, — ответил я.
— Вас ждут. Следуйте за мной, пожалуйста.
Робот развернулся кругом и покатился по обшитому панелями коридору, затем остановился и подождал меня.
— Войдите в этот кабинет, — сказал он, открывая передо мной дверь.
— Мистер Аберкромби скоро присоединится к вам.
Я прошел в кабинет, настолько обрадованный тем, что мое опоздание прошло относительно незамеченным, что сначала почти не почувствовал инстинктивного беспокойства, охватившего меня, когда закрылась дверь и я остался совершенно один в замкнутом пространстве. Я принялся разглядывать все, что меня окружало, и приготовился к немедленному появлению Малькольма Аберкромби.
Прошло сорок пять минут, и теперь я чувствовал себя очень одиноким и заброшенным.
Кабинет в точности подтверждал мое представление об этом человеке:
Холодный, богатый, надменный. Он был велик, даже слишком велик, с несколькими дверями и удивительно пустыми стенами — ни картин, ни голограмм. Против двери, в которую я вошел, стоял полированный письменный стол, но на нем, кроме пепельницы и не бывшего в употреблении письменного прибора, не было ничего: ни бумаг, ни компьютера — совершенно ничего. Стул за столом был высоким и узким; обойдя стол, я заметил на сидении стула подушечку. Вдоль одной стены стояли три кожаных стула с высокими спинками, дорогие, но неудобные. Между двумя из них на ониксовой подставке — небольшая хрустальная чаша альтаирской работы.
Окна за столом выходили в сад — акр зеленого лабиринта из тщательно подстриженных кустарников.
Чтобы постоянно не возвращаться мыслями к собственной изолированности, я еще раз обдумал, как же лучше заговорить с хозяином, когда он, наконец, явится. Он уже выразил некое недовольство диалектом Дружбы и Симпатии, а от Просительного диалекта я отказался сам, поскольку не я просил об этой встрече. Дело в том, что я не знал, кто я: гость, который заговорит на диалекте Почетных Гостей, или платный консультант, который прибегнет к диалекту Равных. И, конечно, была возможность того, что я окажусь всего лишь нанятым на неделю служащим, и тогда допустим диалект Наемных Работников, либо (если наш разговор будет касаться исключительно дел) Деловой диалект.
Я все еще бился над этой проблемой, когда дверь отворилась, вошел Малькольм Аберкромби и направился к своему столу. Цвет его одежды — коричневый с янтарным — прекрасно дополнял декор кабинета, во рту торчал массивный золотой мундштук с сладковато пахнущей сигаретой со Спики.
Он сел, последний раз затянулся, вынул сигарету из мундштука и смял ее в пепельнице. Потом откинулся на стуле, сложил руки на животе и принялся меня рассматривать. Я стоял совершенно неподвижно, стараясь произвести впечатление полного спокойствия.
— Леонардо, да? — произнес он наконец.
— Вы правы, Малькольм, — отозвался я.
Он нахмурился.
— Мистер Аберкромби.
Вот вам и диалект Равных. Я тут же перешел на диалект Наемных Работников.
— Как пожелаете, мистер Аберкромби. Уверяю, я не хотел вас обидеть.
— Я скажу, когда обижусь, — ответил он и снова посмотрел на меня. — Похоже, тебе неудобно стоять. Возьми стул, не торчи.
— Простите, не понял?
— Садитесь, — сказал он с недовольным видом. — Если только ваша раса не любит стоять. Мне все равно.
Я повернулся к трем кожаным стульям с высокими спинками, которые стояли у стены, и подошел к одному из них.
— Подвинуть стул к вашему столу, чтобы было удобнее беседовать? — предложил я.
— Оставьте, где стоит, — грубо оборвал он меня. — Если понадобится, будем говорить громче.
— Как пожелаете, — сказал я, осторожно усаживаясь на стул.
— Наверное, вам надо предложить выпить или еще чего-нибудь? — сказал Аберкромби. — Вы вообще что-нибудь пьете?
— Я уже принял дневную порцию воды, — ответил я. — А человеческие стимуляторы и одурманивающие не совместимы с моим обменом веществ.
— Ну и ладно, — он пожал плечами и снова стал меня рассматривать. — Знаете, вы первый инопланетянин, кого я допустил в этот дом.
— Для меня это большая честь, мистер Аберкромби, — сказал я, решив, что диалект Наемного работника — действительно самый подходящий, поскольку диалект Равных исключает ложь в общении.
— Кроме пары слуг, которые и работать толком не умели, — добавил он. — В конце концов пришлось дать им пинка под зад.
— Прискорбно слышать.
Он пожал плечами.
— Я сам виноват. Не надо было нанимать инопланетян.
— Но вы наняли меня, — подчеркнул я.
— Временно.
Минуту мы сидели молча. Он вставил новую сигарету в мундштук, закурил.
— А откуда у вас имя Леонардо? — спросил он неожиданно.
— Когда я был молод, то мечтал стать художником, — объяснил я. — Мне не хватало таланта, но я всегда носил с собой образцы своих работ, время от времени пополняя их. Вскоре после того, как я попал в Галерею Клейборн по программе обмена специалистами, я показал свои работы Гектору Рейберну. Там была интерпретация «Моны Лизы» да Винчи в твенистской манере, которая ему понравилась, и поскольку мое имя непроизносимо для людей, Гектор решил называть меня Леонардо.
— Дурацкое имя.
Диалект Наемного работника не позволил мне возразить своему нанимателю на заявление, сделанное таким убежденным тоном, так что я промолчал.
— Оно подходит бородатому мужику, заляпанному краской, — продолжал он, — а не полосатому чудищу с оранжевыми глазами и свороченным на сторону носом.
— Это существенная часть моего Узора, — объяснил я. — Дыхательное отверстие находится у меня между глаз. Возможно, с такого расстояния вам не видно.
— Оставим в покое расстояние, — сказал он. — Созерцание вашего носа для меня не есть первоочередная задача.
— Я останусь на месте, — уверил я его. — Не надо меня бояться.
— Бояться? — презрительно фыркнул он. — Черт, да я потерял счет убитым мной инопланетянам! Я был в битве на Канфоре IV, три года на Раболианской Войне. Может, мне и приходится терпеть отдельных наглых выродков, которые напяливают человеческую одежду, учат человеческий язык и вообще воображают себя людьми, но я не обязан любить вас и не собираюсь с вами обниматься. Знайте свое место, и мы отлично поладим.
Мое присутствие так явно не доставляло ему удовольствия, что мне стало еще интереснее, зачем же он требовал встречи, и я попробовал сформулировать свой вопрос настолько тонко и безобидно, насколько
