остановившись у стены, заметил странный подбор вещей. Было похоже, как будто кто-то вывалил ведро в выемку у стены родного дома, не дойдя до помойки пятнадцати метров. Однако из какой квартиры в одном ведре могли вынести баллончик со стеклоочистителем «Секунда», рваный старый свитер, несколько пар штопаных носков и тряпку, напоминающую ту, коей моют машины?
Опер аккуратно извлек находки на белый свет, опечатал в присутствии понятых, как то велит закон, и направил в экспертно-криминалистическую лабораторию Генеральной прокуратуры Молибоге.
Угадал парень, молодец муровец.
Молибога превзошел самого себя, но единственное, что он смог сделать к началу следующего после убийства дня, это дать четкий ответ: отпечатки пальцев на руле автомобиля «Лэнд Круизер», на его панели и лобовом стекле снаружи и изнутри, и отпечатки пальцев на металлическом баллончике стеклоочистителя совершенно идентичны. Но они не принадлежат депутату Государственной думы Оресьеву, из-за чьего трупа весь сыр-бор, собственно, и начался.
И сейчас перед Кряжиным лежали заключения трех экспертиз: баллистической, химической и биологической.
Странно было бы видеть курьеру из лабораторий, окажись он здесь, как следователь, еще сутки назад по своей неискоренимой привычке трижды напомнивший о необходимости произвести исследования «срочно», вдруг встал из-за стола, закурил и неожиданно стал собираться.
А заключения?!
– Полежите... – стараясь не смотреть на документы, пробормотал Кряжин.
– И никуда не уходите. Тайм-аут, тайм-аут... – продолжал беззвучно бормотать он, запирая снаружи кабинетную дверь. – А то я начинаю маленько теряться из-за этой «заказухи» со стеклоочистителем.
До кабинета Любомирова – рукой подать, стоит лишь наискосок пересечь коридор. Кряжин сделал это быстро, галантно пропустив впереди себя помощника Генерального прокурора из отдела по надзору Марию Галашину.
– Что это вы сегодня, Иван Дмитриевич, такой стремительный? – поинтересовалась она на ходу, скользнув по Кряжину взглядом (развод случился три месяца назад, траур она сняла на следующий после этого события день).
– Жизнь, Маша, уходит, – не поддаваясь на провокацию, посетовал старший следователь. – И, чем медленнее движемся мы, тем быстрее бежит она. Сергей Антонович, не занят?
Последнее относилось уже к Любомирову, распластавшемуся над столом над каким-то пухлым делом. Иван Дмитриевич, не любивший тратить время на беспредметные разговоры, особенно с женщинами, ворвался в кабинет коллеги и быстро притворил за собой дверь. Лучше всего выходить из бесед с дамами, демонстрируя им свою спешку по государственным делам. Женщины, каким бы надзором они ни занимались, субтильны и легковесны, считал он. А их присутствие на ключевых государственных постах – лишь дань моде. Что-то сродни объявлению моратория, введенного лишь для того, чтобы соответствовать европейским меркам. Противоположный мужскому пол всегда рвется вперед, когда рядом есть мужчины. Когда их нет и вокруг раздается лишь шорох юбок, они превращаются в откровенных стерв, считал он. Нет, Кряжин не был женоненавистником, он просто не понимал существ, утром пользующихся «Max Factor» и «L’Oreal», а уже в обед выезжающих ковыряться в зубах у очередного трупа или заниматься, простите, надзором.
Рядом с Любомировым лежали еще три тома, и Кряжин понял, что прозвучавший вопрос глуп. Тем не менее вошел, дверь прикрыл и даже закурил сигарету.
– Ты надолго, да? – явно огорчаясь, проскрипел Любомиров.
– Ерунда, – пообещал, глубоко затянувшись, Иван Дмитриевич. – Пара секунд. Как дела в Мандози?
Кряжину совершенно безразлично, как у Любомирова обстояли дела в Мандози. Более того, он знал, что от командировок тот ускользнул и с ответом в Думу уже опаздывал. Однако скажи он сейчас Любомирову: «Сергей, у меня дело по убийству Оресьева, что ты раскопал в ходе отработки его депутатского запроса?», тот мгновенно сообразит, в чем дело, и быстренько спулит незавершенную проверку Кряжину. Любомиров – умный следователь, а потому, едва почувствует, что Кряжину нужны материалы его проверок, тут же ему отдаст свой, не доведенный до конца материал. И будет прав, потому как убийство имеет приоритет, и вполне возможно, что именно в проверке сведений, изложенных в запросе, кроется ответ о мотивах преступления. Пояснений при этом Любомиров никаких давать не будет и ограничится фразами о том, что «все темно и подозрительно». На просветление у Кряжина уйдет несколько недель, если не месяцев, и, если выяснится, что ничего темного, по сути, нет, получится, что срок расследования он потратил не на конкретную работу, а на глупости. Профессиональный следователь, к коим относился Кряжин, ведет игру не только с оппонентами, пытающимися выстроить профессиональную защиту от уголовного преследования, но и с коллегами. Любой следователь – животное не стадное, он одиночка, чурающийся компаний. Быть может, именно по этой причине Иван Дмитриевич так не любил б р и г а д ы.
Вопрос о Мандози – расслабляющий удар, после которого выплеск отрицательной энергии у Любомирова вызовет приток положительных эмоций. Банальный пример из курса психологии четвертого курса университета.
– И ты туда же? Дался вам этот Мандози с Ашкелоном... – Любомиров поморщился, как от зубной боли, и отодвинул в сторону тяжелое дело. – Я запросил местные отделения банков во всех этих городах. Действительно, из России указанными Оресьевым фигурантами осуществлялись крупные переводы, однако тамошняя прокуратура уверяет, что претензий ни к вкладчикам, ни к банкам не имеет.
– Ну, до этого недалеко, – вонзил Кряжин иглу еще глубже.
– Иван, там все чисто, понимаешь? Этим выдвиженцам от народа по партийным спискам лишь бы в контрразведку поиграть да прокуратуре нервы помотать. Как еще конкурентов можно лучше опустить, чем их через проверку в Генпрокуратуре прогнать? У этого Оресьева, между прочим, рыло тоже в пуху!... – прости меня, Господи...
– А что такое? – равнодушно поглядывая в окно, буркнул Кряжин.
– Эти ребята из Думы, которых он в финансировании террористов обвиняет, мне тоже бумажек наслали, будь здоров! Откуда, к примеру, у скромного блока «Отчизна», о существовании которого год назад еще никто не знал, такая мощная поддержка из Красноярска и Тернова? Я о финансовой поддержке говорю, Кряжин! У меня в сейфе штук пять видеокассет, где эти парни из «Отчизны»: Каргалин и этот...
– Рылин? – подсказал Кряжин.
– Да, Рылин. Так они на этих пленках на каком-то празднестве за городом вручают председателям избиркома ключи от машин, с ними же отдыхают на берегу Обского водохранилища, с ними же ходят по аэропорту Орли в Париже. Но, самое главное, Оресьевым уже направлен на рассмотрение вопрос проекта закона о пересмотре госпошлин на вывоз из страны строительных материалов. Объяснить, что производит Терновский цементный завод? И ты не знаешь, зачем лидерам блока «Отчизна» вручать ключи от автомашин очевидным статистам, каковыми по своей сути являются председатели избиркомов?
Кряжин знал. И пометил в том же блокноте невидимым карандашиком: «Тернов, ТЦЗ, избирком»...
– И в Госдуме, – продолжил Любомиров, – господами Каргалиным и Рылиным поднимаются вопросы, касающиеся не только руководителей Терновского цементного завода и терновских бонз по приватизации обанкротившихся предприятий. Выкуп за бесценок предприятий, не подлежащих, как это принято говорить, восстановлению. Ты скажи мне, недоумку, Кряжин, зачем кому-то два года назад понадобилось приватизировать полуразрушенный цементный завод в Тернове?
Слишком много восклицаний. На суровом лице Любомирова появилось такое жалкое выражение лица, что не ответить ему Иван Дмитриевич не смог, даже на такие откровенно риторические вопросы. Сказал, хотя знал точно, что, как бы ни старался Сергей Антонович изобразить недоумка, у него все равно не получится. Любомиров – профессионал. Он переживает, как это принято говорить, не по форме, а по содержанию.
– Сергей Антонович... – Кряжин сбросил шутливые обороты. Переход от шутки к пониманию всегда располагает к откровениям со стороны оппонента. – Мне кажется, ты понапрасну мечешь молнии и знаешь об этом лучше меня. Разве в Государственную думу идут не для того, чтобы лоббировать чьи-то интересы? В горсоветах ныне восседают бывшие лидеры оргпреступных группировок, продолжающие состоять на учете в местных антимафиозных ведомствах, водочные магнаты, местные коммерсанты, словом, политиков и юристов в этих органах самоуправления – десятые доли процента. Все об этом знают и уже давно подобным раскладом сил в мэриях не удивляются. Если бы депутатство не покрывало их пыльцой неприкосновенности
