— Да.
— Как?
— Мне надо было разбить окно в тот момент, когда Малыш выхватывал пистолет. Джимми Колючка отвлекся бы, совсем ненадолго, но Малыш успел бы его убить.
— Тогда почему ты этого не сделала?
— Ему было все равно — жить или умереть.
— Но нам не все равно, — сказала Мышка. — Во-первых, потому что он был нашим другом, а во-вторых, потому что он нужен нам для того, чтобы сразиться с оставшимися двумя — теми, что еще не приземлились.
— Они могли бы убить его, — сказала Пенелопа.
— Могли бы? — повторила Мышка.
— В зависимости от того, где бы они стояли.
— Ты могла бы сказать ему, где встать.
— Да какая разница?! — воскликнула Пенелопа. — Он все равно не имеет никакого значения. Я люблю только тебя. — Она бросилась Мышке на худенькую грудь и обвила ее шею руками. — Тебя, и Марианну, и, может быть, еще Черепаху Квази. А он никому не нужен. — Она заплакала. — Скажи, что ты не сердишься на меня, Мышка.
Мышка рассеянно погладила ее светлые волосы и посмотрела через окно на тела, лежавшие на улице.
— Нет, я не сержусь на тебя, Пенелопа, — сказала она встревоженным голосом.
— И ты меня все еще любишь?
— Я всегда буду любить тебя.
— И мы с тобой все еще партнеры, мы всегда будем вместе?
Мышка глубоко вздохнула, все так же рассеянно продолжая гладить светлые волосы Пенелопы.
— Ты не отвечаешь мне, — сказала девочка. Мышка крепко ее обняла, но хранила молчание. На ее лице застыло тревожное выражение.
ГЛАВА 32
Наступила ночь.
Айсберг вытащил на крыльцо кресло-качалку и устроился в нем с расчетом заметить два оставшихся корабля еще в небе, когда они будут приземляться. Пенелопа заснула, свернувшись калачиком на диване в гостиной, и Черепаха Квази встал на страже ее сна.
Мышка, уже давно беспокойно бродившая по всем комнатам гостиницы, наконец решилась и подошла к Айсбергу.
— Я все думала над тем, что ты тогда сказал, — начала она мягко.
— И?
— Она спасается бегством всю свою жизнь. Она нигде не задержалась настолько, чтобы кто-нибудь успел ей объяснить разницу между добром и злом.
— Я знаю.
— Она вовсе не злая, — быстро прибавила Мышка. — Она не хочет никому причинять вреда. Она просто еще многого не понимает. — Она помолчала. — Она думала, что оказывает Малышу услугу тем, что дает ему умереть!
— Уверен, что именно так она и считала, — сказал Айсберг. — Но в конечном счете мы имеем только одно — он мертв.
— Ей нужно воспитание, только и всего, — сказала Мышка.
— И ты собираешься этим заняться?
— Я хочу попробовать.
— А что будет, если она не согласится с тем, чему ты будешь ее учить?
— Мне просто придется набраться терпения и объяснять ей, пока она не поймет, — ответила Мышка.
— Дети никогда не отличались особым терпением, — заметил Айсберг. — Многие из них всего лишь ревут, другие ломают игрушки. Этот ребенок может уничтожать планеты.
— Я не могу убить ее, Карлос. Она любит меня.
Айсберг долго смотрел в темноту и долго молчал, прежде чем ответить.
— Тогда тебе надо ни на секунду не отходить от нее, — сказал он. — И никогда, никогда не давать ей малейшего повода усомниться в твоей любви или в том, что она самое важное в твоей жизни. — Он опять замолчал. — Единственно важное в твоей жизни.
— Она никогда не причинит мне зла, Карлос.
— Она всего лишь ребенок, и притом невоспитанный ребенок, — отозвался Айсберг. — У нее будут сомнения, у нее будут страхи, ревность, капризы, как у всякого нормального ребенка, но только она не поймет их истинной сути. — Он повернулся к ней лицом. — Обычные дети по сотне раз на дню желают всяких бед на головы своих родителей, братьев и сестер. Это нормальное явление. Разница только в том, что все ее желания будут сбываться.
Мышка ничего не ответила.
— И еще тебе лучше быть поосторожней с Черепахой Квази, — сказал Айсберг.
— Почему? Он предан ей.
— Ты называешь это существо «он», ты дала ему смешную кличку «Черепаха Квази», и это заставляет тебя забыть, что он иножитель, со своими собственными, не человеческими мотивами и не человеческими понятиями. У него вежливые, с нашей точки зрения, почти подобострастные манеры, но он совершенно хладнокровно убил Янки Клиппера и без всяких признаков колебания застрелил Джимми Колючку.
— Он защищал Пенелопу.
— Я знаю. Но его поведение будет оказывать на Пенелопу такое же влияние, как и твое воспитание, а кто знает, может, он каждый день перед завтраком убивает по человеку.
— Но кажется он таким мягким и заботливым, — возразила Мышка.
— Ты видела его только в присутствии девочки, которую он боготворит. Ты ничего не знаешь о его этике и его принципах, кроме того, что он не колеблясь убивает людей, если, по его мнению, причин на то достаточно.
— Так что я, по-твоему, должна сделать? — напрямик спросила Мышка. — Убить их обоих?
— Убей девочку, и иножитель уже не будет иметь значения, — сказал Айсберг. — Но если ты оставишь ее в живых, то тебе лучше будет избавиться от иножителя, и чем скорее, тем лучше.
Она посмотрела ему в глаза.
— Ты жестокий человек, Карлос.
Он уже собирался ответить, но вдруг небо прорезал светящийся след приближающегося корабля.
— Как ты думаешь, на каком он расстоянии от нас? — спросил Айсберг, когда корабль наконец исчез из их поля зрения и, вероятно, опустился на планету неподалеку от города.
— Четыре-пять миль, как и остальные.
— Кто бы им ни управлял, он наверняка должен зафиксировать корабли тех ребят сенсорами и решить, что там если не космопорт, то посадочная площадка. — Он подумал. — Ну что ж, у нас есть время до рассвета.
— Почему бы ему не прийти за нами прямо сейчас? — спросила Мышка.
— Потому что он не может знать наверняка, не заминировали ли мы всю дорогу сюда, — ответил Айсберг. — Нет, он не отправится сюда, пока не сможет видеть, куда он идет. — Он еще раз взглянул на небо. — Кроме того, его напарник еще не прибыл.
— Откуда ты знаешь, кто это и что у него есть напарник? — спросила Мышка.
— Потому что я видел, кого убил Малыш: среди них не было Олли Три Кулака, — объяснил Айсберг. — Олли слишком хорошо знает свою работу, чтобы потерять наш след, и плюс к тому он знает, что к чему, и будет все время поддерживать контакт со Смитом Могилой. — Айсберг мрачно усмехнулся. — Вот кого мы ждем.
— Может быть, нам все-таки заминировать дорогу? — предложила Мышка. — У нас достаточно времени. Рассветет не раньше чем через четыре-пять часов.
