— Сэмми, кто учил тебя готовить?
— Никто, — бодро отозвалась она, — все сама… Еще никто не жаловался, что невкусно!
— Может, и вкусно. Но неужели ты не способна чистить, резать, крошить и перекладывать аккуратнее?
Она пожала плечами. Коннор и Джейн, видимо, сделаны из одного теста. Уже надоело слышать о том, как она, Сэмми, неаккуратно ведет себя на кухне. Зато она — гуру фотографии, вот!
Через сорок пять минут все было готово. А еще пятнадцать минут Коннор отмывал все поверхности, приводя кухню в порядок после разрушительных последствий от помощи Сэмми…
— Где предпочитаешь поесть? Здесь, в гостиной или в спальне?
— Мне уже все равно, лишь бы поесть. А почему ты говоришь о спальне? — вдруг насторожилась она.
— Откуда я знаю, что тебе взбредет в голову. Может, ты привыкла питаться исключительно в постели.
— Очередная пошлость, — со вздохом констатировала Сэмми.
— Нет, дорогая моя, это ты настроена на волну неприличных шуток. Я всего лишь имел в виду, что ты могла привыкнуть есть в постели, как некоторые читают книги, лежа под одеялом.
— Можно поесть и здесь. Меньше бегать с посудой. А потом — с грязной посудой… Кстати, кому достанется ее мыть?
— Кто последний доест, тот и моет, — спокойно ответил Коннор.
— Тогда ты влип. Я ведь чемпион по быстрому поглощению пищи!
— Как скажешь. Зато в тебе напрочь отсутствует склонность к уюту.
— С чего ты взял? Это потому, что я предпочитаю есть на кухне? Да если мы начнем бегать с бокалами туда-сюда, я умру с голоду!
— Какого вина тебе налить? Белое, красное?
— Мне все равно. Налей то, что тоже будешь пить. Наверняка ты разбираешься в этом лучше, чем я…
Ужин оказался необыкновенно вкусным. Видимо, Сэмми и впрямь проголодалась. На некоторое время в кухне даже прекратились шутки, подколки и взаимные подначивания. Сэмми была целиком сосредоточена на поглощении пищи.
Зато мыслительные процессы работали на раскрученных оборотах.
«Вот сейчас мы поедим, — думала Сэмми, — и что потом? Разбредемся спать? Каждый в свою спальню, ага. А наутро такси отвезет меня в Окленд. И Коннор перестанет отвечать на мои звонки по телефону. Да, наверное, так все и будет. Но как же мне дать ему понять, что я сожалею о своем поведении? Мне хочется побыть с ним еще немного… А если он вернется в гостиную, пить и читать? Я, конечно, могу засесть там же. Но что он предложит мне — включить телевизор? У него есть книга, с этим оружием он может игнорировать меня сколь угодно долго… Но я ведь не могу сама повиснуть у него на шее. Я еще никому не навязывалась…»
— Посуда на тебе, Сэмми. Я уже все. Когда закончишь, выключи здесь свет.
Сэмми встрепенулась. Тарелка Коннора и в самом деле была пуста. Она хотела что-то ответить, но он уже вышел.
«Вот дура! — мысленно прокомментировала Сэмми. — Тоже мне чемпион по поеданию картофеля!»
Пришлось доедать остывшую еду в одиночестве, потом мыть посуду, потом протирать раковину, всю в мыльных разводах и каплях воды…
Вытерев руки пушистым полотенцем, Сэмми замерла в растерянности. В самом деле, что же ей предпринять? Отправиться спать, идти в гостиную и мешать Коннору наслаждаться чтением, или же вызвать такси и уехать с гордым «Спасибо за ужин!»?
И в этот момент Коннор появился рядом с ней. Он придвинулся совсем близко. Он взял ее за руку и сказал:
— Идем!
— Куда? — Сэмми все еще ничего не понимала.
— В постель.
— Что?!
— Ты ведь сюда за этим приехала. И не ври мне, будто это не так. Ты давно этого хочешь. А если все еще не поняла этого, то лишь потому, что искусно врешь себе самой. Ты идешь добровольно или тебя придется отнести?
— Отнеси, — вызывающе вздернула нос Сэмми, — потому что сама я никуда не пойду.
— Почему?
— Я не понимаю, что тебе от меня надо.
— Это имеет такое большое значение?
— А сам ты как думаешь?
— А я уже не в состоянии думать, — признался Коннор, проводя пальцем по шее Сэмми, и от этого прикосновения она вздрогнула, будто от разряда. — Я только знаю, что между нами есть что-то такое, что держит в напряжении нас обоих. Мешает спокойно дышать и спать. Может быть, если реализовать то, что толкает нас друг к другу, ситуация прояснится?
В самом деле…
И как это раньше не пришло ей в голову?
Почему бы и нет?
Чем Коннор хуже всех тех мужчин, с которыми Сэмми встречалась, а потом расставалась без сожаления? Может, он даже лучше. Он никогда не лез в карман за словом. У него на все было собственное мнение. И… кто еще мог заставить Сэмми делать то, что сам считает нужным?
В общем…
Почему бы и нет? Она ничего не теряет.
По крайней мере, станет ясно, что стоит за этим волнением, внезапно возникающим возбуждением, дрожью от прикосновений.
Даже если это будет всего одна ночь, если наутро Сэмми уедет, а он не будет ее задерживать, она хотя бы достигнет понимания.
Притяжение может быть таким же хрупким, как старинная ваза.
Может быть, для Коннора Сэмми — всего лишь пикантный десерт? Удовлетворив свое любопытство, он вскоре вернется к привычным блюдам — моделям. Женщинам с роскошным ростом и умеренными формами.
А может, к Сэмми его влечет даже не предвкушение пикантности. Она — всего лишь дополнение к загородному одиночеству, закономерное завершение отличного ужина, сексуальный эпизод на уик-энд…
Но разве она вправе осуждать его, если сама не понимает своих чувств?
Они уже достаточно наговорили друг другу. Она уже перебрала в своей голове уйму лихорадочных мыслей.
Кажется, пришло время для совсем другой беседы.
А Коннор все смотрел на Сэмми. Концы ее пушистых волос лежали на плечах чрезвычайно соблазнительными кольцами, и он с трудом удерживался от желания зарыться в них лицом, перебирать их пальцами, целовать и гладить. Она была такой хрупкой, такой беззащитной, что ее хотелось обнять и больше никуда не отпускать. За ее воинственностью, за тысячей острых иголок пряталась ранимость, о которой не было известно даже самой Сэмми. Сколько раз она падала, поднималась и упрямо шла вперед, не слишком-то раздумывая о последствиях? Ее хотелось защитить, но это было невозможно сделать. Невозможно до тех пор, пока Сэмми не признает свою истинную природу.
Ее глаза сверкали, лицо было бледным, губы уже дрожали.
Коннор не хотел больше ждать.
Сэмми почувствовала, как взлетает в воздух. А в следующий миг она уже была прижата к горячей и крепкой груди, сильные руки бережно держали ее.
