принялась сосредоточенно мыть посуду.
— А ты не хочешь со мной попрощаться? — поинтересовался Дик.
— Пока.
— Мирабель, посуда может и подождать, — заметил он.
— У меня правило: всегда сразу после еды мой посуду.
Дик подошел к ней, решительно закрутил кран с водой, взял из ее рук губку, отложил в сторону и, подняв Мирабель на руки, посадил на подоконник.
— Посмотри на меня, пожалуйста. Не нужно обижаться. Зачем ты на меня обижаешься?
— Я не обижаюсь, — пробормотала Мирабель.
Дик засмеялся:
— Да, ты не обижаешься. Ты дуешься. Наверняка ты решила, что тебя все бросают, что ты мне до смерти надоела и я жду не дождусь, когда смогу удрать от тебя на другой конец страны на своем быстром самолетике. Угадал?
— Нет.
— Да. Я уже успел немного изучить тебя, Мирабель. Ты ведешь себя, как капризный маленький ребенок. Тебя никто не оставляет. Просто есть дела, которые необходимо сделать для общего же блага.
— Понимаю, — тихо пробормотала Мирабель. — Прости меня. Просто…
— Не нужно ничего говорить. Ты просто привыкла к тому, что тебя все бросают.
— Кто меня бросал?
— Все, Мирабель… Тебя всю твою жизнь оставляли и покидали.
— Только не нужно проводить здесь сеанс доморощенного психоанализа.
— Ты права, здесь действительно не стоит. Лучше наверху: там есть кушетка, точь-в-точь как в кабинетах у специалистов.
— Прекрати надо мной издеваться.
— Ты сама над собой издеваешься, Мирабель. Ты думаешь, что недостойна хорошего отношения сама по себе? Да, в детстве вы с сестрой оказались в приюте. Потом жизнь развела вас, ты осталась практически одна — без поддержки, без жилетки, без по-настоящему близкого человека.
— Я…
— Дальше ты принялась искать друзей и партнеров совсем не там, где следовало бы. Мир богемы и псевдотворческих людей оказался для тебя фальшивым. О тебе очень быстро забыли, стоило тебе попасть в больницу. Ну а сестра сделала попытку поживиться за твой счет, надеясь, что ты не выкарабкаешься.
На глазах у Мирабель заблестели непрошеные слезы, но Дик говорил и говорил, словно не замечал этого, словно уже не мог остановиться:
— Наконец появился человек, который помог тебе поверить в то, что ты можешь быть нужной и важной для кого-то сама по себе, без приложений, без связей и без антуража. Такой заботой тебя еще никогда не окружали, таких поступков для тебя еще не совершал никто. Но и этот человек предал тебя… сам того не желая. Он попросту ушел, умер, оставив тебя одну в отнюдь не дружественной атмосфере. И ты не знала, куда идти, что делать. Ведь все, что ты делала до этого, приводило тебя только к разочарованиям. К одиночеству…
— Прекрати, прекрати! — Мирабель, соскочив с подоконника, замолотила кулаками по крепкой груди Дика, из ее глаз теперь уже настоящим дождем полились слезы.
Он поймал ее, сильно прижал к себе, не давая двигаться; начал нашептывать на ухо слова утешения. Постепенно Мирабель затихла, убаюканная его ласковым тоном и согретая надежными объятиями. Слезы еще бежали тонким ручейком по ее щекам, но это были скорее уже слезы облегчения, очищения.
— Малыш, просто нужно было, чтобы тебе кто-нибудь об этом сказал.
— Я понимаю.
— Ты не сказала бы сама себе ничего подобного. А все остальные сделали бы это либо с неприязнью, либо из жажды разоблачения, либо просто из желания самоутвердиться. Но я же тебе не враг. Я твой друг.
— Да, я знаю.
— Но, несмотря на то что твоя личная история не слишком-то складывалась в прошлом, ты должна понимать — это не отменяет твоего права на счастье. Ты хороша вне зависимости от того, что с тобой произошло. Не вини себя ни в чем. Ты ведь очень старалась.
Дик взял Мирабель за подбородок и слегка приподнял ее голову, чтобы посмотреть девушке в глаза:
— Ты понимаешь?
— Да. Я понимаю. Спасибо тебе. Наверняка когда-нибудь все будет хорошо.
— Думаю, раньше, чем тебе кажется.
— Ты ведь вернешься?
— Разве я смогу бросить девушку, которая стала так дорога мне?
— А она действительно стала?
— Разве я лгал тебе когда-нибудь, Мирабель?
— Пожалуй, нет, — удовлетворенно признала она.
— То-то и оно. А сейчас, пожалуйста, отпусти меня. А то с каждой минутой мне становится все труднее уехать отсюда.
— Ничего, я помогу тебе.
— Каким образом?
— Давай подброшу до самолета. Еще несколько минут пробудем вместе.
На это у Дика не нашлось возражений.
15
Сначала Мирабель не знала, как с толком использовать вновь свалившееся на нее одиночество.
Она съездила в банк, сняла накопившиеся за месяц проценты. Потом завернула в супермаркет и так набила тележку разными вкусностями, что еле докатила ее до автомобиля. Она хотела порадовать Дика новыми блюдами в своем исполнении. Но поскольку в изысканной кулинарии Мирабель была не слишком сильна, она заехала еще и в книжный магазинчик. Там она приобрела книжку, посвященную итальянской кухне, и книжку, где рассказывалось о приготовлении национальной японской еды — суши и роллов.
— Теперь будет чем заняться долгими утомительными вечерами, — вслух прокомментировала свои действия Мирабель и направилась к кассе.
Но с готовкой срослось как-то не сразу. Набив живот мороженым с хот-фаджем, кукурузными хлопьями и маленькими маринованными помидорчиками черри, Мирабель завалилась спать. Спать она решила по диагонали. Так она занимала в постели куда больше места, чем обычно. И не было ощущения одиночества, тихо подкрадывающегося к сердцу.
Прошел день, другой. С блокнотом и карандашом Мирабель выбралась на крышу, чтобы немного позагорать — в последнее время ей было не до загара и кожа стала совсем бледной.
Расстелив покрывало на облюбованном участке крыши, Мирабель скинула с себя все, кроме купальника. Она открыла блокнот, планируя записать туда кое-какие эпизоды из недавних событий — так, на всякий случай, чтобы не забыть. На память. Но в памяти всплыло лицо Дика.
Мирабель глубоко задумалась. А карандаш в ее руке заработал — непроизвольно, словно сам по себе. Он жил отдельной от Мирабель жизнью. Скользя по чуть шероховатой белой бумаге блокнота, он оставлял на ней темно-серые штрихи, испещрял ее следами, проводил тонкие или размашистые линии.
Когда Мирабель очнулась, она увидела перед собой на листе блокнота лицо Дика. Ощущение присутствия было полным. Сходство было нереальным.
