давно забытая хозяйка костюмерной или визажистка. Это было черное тонкое острие, которое все еще отбрасывало свою зловещую тень.
Кинжал, вертел, бурав? Стилет... тот самый, который применили так много лет назад? Скорее всего, нет, но он выглядел почти как оригинал.
Эдмунд медленно вышел из костюмерной. Тонкий, острый инструмент был в его руках.
«Останься со мной, Альрауне».
«О да, Эдмунд. Я останусь с тобой... И, Эдмунд...» «Да?»
«Помни о глазах, — раздался голос Альрауне. — Помни о ГЛАЗАХ, Эдмунд...»
Трикси вынырнула из темноты. Какое-то время она не могла понять, где находится. Но затем память болезненно вернулась: она в старой студии «Ашвуд», какой-то маньяк ударил ее по голове, и это, должно быть, оглушило ее.
Она чувствовала чудовищную головную боль, но также она ощущала и сильную ярость, что так просто подверглась нападению — это она-то, которая так часто хвасталась, что для нее будет пустяком отбиться от насильника или грабителя. Стремительный удар между ног, и практически любой мужчина будет искалечен. Она всегда это говорила!
Она осторожно села, понимая, что свет снова включили. Значит ли это, что он ушел? Смеет ли она надеяться, что он оглушил ее за то, что она сильно пнула его, и теперь он просто скрылся в ночи? Способна ли она уйти отсюда? Она еще не пришла до конца в себя от удара и чувствовала головную боль на три таблетки аспирина, не меньше. Но это не имело значения, если бы она смогла вернуться в свою машину. Где ключи от машины? Ах да, в сумке. Сумка лежала на полу, всего в четырех футах от нее. Она только добралась до нее, когда несколько простыней, которыми была накрыта мебель, слегка шевельнулись, как если бы кто-то только что прошел мимо них.
В этот раз она не услышала его шагов, но он уже стоял в кругу света, который отбрасывала одинокая лампочка. Первое, что увидела Трикси: он был в вязаной шапочке. Члены Ирландской республиканской армии носят такие шапочки. Его глаза сверкали сквозь прорези — было совершенно жутко видеть лишь чьи-то глаза. Знает ли она его? Было ли в нем что-нибудь знакомое?
Но затем она перестала думать, кто бы это мог быть, так как увидела, что в одной руке он держал что- то блестящее. Вещь вызвала вновь нарастающую панику. Нож? Нет, что-то более тонкое, чем нож. Трикси попыталась встать на ноги, но ее голова все еще кружилась, и тело не слушалось. А когда она уже почти поднялась, он склонился над ней, и рука в перчатке обвилась вокруг ее горла, силой возвращая ее на пол. От пола исходил запах плесени и грязи. Он поднял свободную руку над головой, и что бы ни было в его руке, это зловеще сверкнуло в тусклом свете.
На долю секунды Эдмунда охватило сомнение...
Но детский шепот тут же раздался вновь: «Продолжай, Эдмунд! Это правильно! Это то, что ты должен сделать! Так что сделай это, Эдмунд! Сделай прямо сейчас! И я помогу тебе».
Невероятно, но было ощущение, что маленькая настойчивая рука обхватила стилет, что рука Альрауне направляет сверкающее острие вниз.
Ниже, и ниже, и ниже... «Да, — думал Эдмунд, учащенно дыша, как если бы он пробежал много миль. — Я могу это сделать, и я это сделаю! Я гигант, я титан, я непобедим!»
Когда Трикси начала визжать и бороться, человек, которого большинство его знакомых знало как вежливого педантичного мистера Фэйна, казалось, уменьшился до крохотной пылинки, а другой Эдмунд — тайный, тот, которого знал только Криспин, — возвысился и занял главное место. Когда острие стилета проткнуло глаз Трикси, этот Эдмунд не почувствовал никакого отвращения. И когда вязкая жидкость из глаз брызнула на его перчатки, его лишь охватило растущее чувство превосходства.
Наконец он выпрямился, смотря на Трикси сверху вниз. Она больше не визжала, но все еще шевелилась, чего он не ожидал. Можно ли выжить, если голова проткнута стальным острием? В таких вещах никогда нельзя быть уверенным.
Но, мертва она или нет, с ней было что-то не так. В чем же он ошибся? Эдмунд осторожно присмотрелся. Правая сторона ее лица выглядела нелепо: она была залита кровью и бесцветной жидкостью, а вместо глаза была впадина — влажная темная рана. Но левая сторона... Ах да, ну конечно, вот в чем было дело. Левая сторона лица была нетронута, не запачкана кровью. Не хватало симметрии, это его и беспокоило. Он не выносил, когда что-нибудь было кривым или неровным.
Эдмунд снова поднял руку, и в этот раз стилет опустился с большей силой и уверенностью. Он почувствовал глубокую судорогу, которая прошла по телу этого любопытного, всюду сующего свой нос создания. Эдмунд увидел, как ее тело содрогнулось, а затем она замерла. О, значит, она умерла только сейчас. Он выпрямился во второй раз. Да, так гораздо лучше. Оба глаза были выколоты. Теперь, моя дорогая, ты действительно ничего не увидишь. Ничего, что может быть опасным.
В конце концов тело, конечно же, найдут. Кто-нибудь хватится ее, подаст заявление об исчезновении и догадается отследить ее путешествие сюда. Ее машина, все еще припаркованная у входа в «Ашвуд», будет обнаружена. Так что все было в порядке, и не имело значения, кто найдет ее, имело значение лишь одно — не оставил ли Эдмунд следов, которые могли бы его выдать, но он был уверен, что не оставил улик. Отпечатки пальцев или волосы он мог оставить еще во время своего первого визита. А во второй раз он был в перчатках. Стилет все еще торчал в левом глазу Трикси. Но острие так глубоко вошло в глаз, что он не смог его вытащить. Перчатки, которые Эдмунд не осмелился снять, скользили по гладкой стальной поверхности, и, хотя он сделал несколько попыток, стилет не поддался ему. Важно ли это на самом деле? Вещь все время находилась в студии и не было никаких признаков того, что убийца мог купить ее где-то и принести с собой. Так что было совершенно нормально оставить стилет в этом месте.
Силы постепенно оставляли Эдмунда, и он начал чувствовать тупую боль в висках и ощущать, что руки дрожат. Неважно, он преодолеет эту слабость, чтобы доехать до дому. Но он все еще не шевелился. Эдмунд застыл на месте, смотря вниз на слепое создание, которым была Трикси Смит. Что-то все еще было не так. Нужно было что-то доделать.
Внезапно Эдмунд понял, что не устраивало его. В тот день когда умерла Лукреция фон Вольф, люди, которые взломали дверь и вошли в ее гримерную, были шокированы открывшимся им зрелищем. Это было похоже на сцену из фильма ужасов. Если Эдмунд хочет вновь воспроизвести тот день убийств, он должен воспроизвести эту сцену максимально точно.
Он еще раз осторожно обошел студию, приподнимая покрытые пылью простыни. Около сцены он нашел большое кресло с высокой спинкой, покрытое резьбой. Атласная или бархатная обшивка давно износилась, но вещь все еще выглядела солидно. Очистив кресло и поставив его в центре студии, Эдмунд улыбнулся. Это было совершенно правильно. Вполне возможно, что именно это кресло использовала в тот день Лукреция. Ваше кресло, мадам фон Вольф. Ваш стилет. Кто бы мог подумать?
Эдмунд развернул кресло лицом к главной двери, а затем усадил на него Трикси Смит так, чтобы ее руки лежали на деревянных резных ручках, а голова была слегка повернута к двери, как если бы она наблюдала за теми, кто войдет в помещение. Все это заняло больше времени, чем ожидал Эдмунд, потому что Трикси была тяжелее, чем он предполагал. Когда все было сделано, он отступил назад. Осмотрелся. Да, действительно, очень хорошо.
Теперь нужна была лишь одна завершающая деталь. Все должно выглядеть так, будто убийца незаконно проник в студию. В полиции работали не дураки, и, если не будет признаков взлома, детективы немедленно начнут подозревать кого-нибудь, кто знал, где хранятся ключи. Это указало бы на Лайама Дэвлина и, возможно, на его сотрудников, если таковые имелись: Дэвлин мог нанимать людей для работы в офисе. Эдмунд не потерял бы спокойного сна, если бы Дэвлин попал под подозрение, но он не собирался рисковать, попадая под подозрение сам.
Было совершенно невозможно взломать дверь или отломать замок, но как насчет заколоченных окон? Эдмунд прошелся вдоль них, чтобы осмотреть. Они оказались прочнее, чем он думал. Он смог отогнуть угол одной доски и увидел, что снаружи был прибит еще один ряд досок. Плохо, но не непреодолимо, хотя ему потребуется что-нибудь в качестве лома. Эдмунд снова обыскал все вокруг и нашел кусок железной трубы, которая, похоже, осталась от какой-то конструкции. Он идеально подходила для его целей.
Он вышел в коридор, аккуратно подперев входную дверь, чтобы она не закрылась, и зашел за угол здания. Первое окно располагалось высоко, но Эдмунд был рослым. С помощью рычага, которым послужила труба, ему удалось оторвать всю секцию досок. Они были ломкими от влажности и отлетели без особых
