потухли, и тьма настала на четыре длинных года?..
Все были согласны, что правительство не допустит, чтобы случилась еще одна война, потому что после Первой мировой войны больше не должно быть конфликтов. Алисе было всего восемь лет в тот день в ноябре 1918 года. Тогда она еще не понимала аплодисментов и празднований, и слово «перемирие» ничего для нее не значило, за исключением того, что люди радостно выкрикивали его на улицах. Но теперь она понимала его, она понимала, что война, которая положила конец всем войнам, прошла и закончилась и что с того времени мир стал безопаснее.
Так что надо забыть об этом беспокойстве. Надень что-нибудь потрясающее, пойди на роскошную вечеринку — еще лучше,
И заткни уши, чтобы не слышать рассказы о несправедливости и притеснении, которые творятся под именем этого нелепого вульгарного человечка в Германии, и помни, что Вена независима, она живет своей жизнью и будет в полной безопасности, даже если вся Европа сойдет с ума. Не слушай рассказы о подавлении свободы слова, о цензуре в письмах, о сжигании книг, которые якобы пропагандируют антинацизм, — да, не слушай паникеров, которые предупреждают, что люди, сжигающие книги, потом могут начать сжигать людей, не слушай тех, кто шепотом рассказывает жуткие вещи о трудовых лагерях Геринга... В конце концов, заткни уши и не слушай тех, кто говорит о шпионах, которые крадутся по улицам в поисках людей с еврейской кровью...
Еврейская кровь. Конрад. В один миг два этих понятия зловеще соединились у нее в голове, и, словно это соединение было дрожжами, сбраживающими вино или хлеб, опасность и темнота вдруг стали гораздо ближе.
Конрад, конечно, не хранил верность Алисе. Возможно, он не был способен хранить верность какой-либо одной женщине. Он был красив, харизматичен и обладал достаточным шармом и сексуальной энергетикой, чтобы затащить в постель даже аббатису, а потом взять штурмом весь остальной женский монастырь.
Когда Алиса впервые узнала, что Конрад провел уик-энд с молоденькой русской певичкой, она проплакала всю ночь. Это не дало ей ничего, кроме сильнейшей головной боли и опухшего лица на следующее утро.
Во второй раз (это была безнравственная
Итак, думала Алиса после, слезы и рыдания никуда тебя не приведут. Вспышки гнева и разбитый фаянс — приведут.
Это открытие принесло плоды, но более полезным оказалось узнать, что она сама может уйти развлекаться в спальне случайного знакомого, а потом вернуться к Конраду. Это было весело, но еще веселее было то, что Конрад каждый раз жутко ревновал ее. Алиса всегда заботилась о том, чтобы он знал,
«Мне кажется, — подумала Алиса, вмешавшись, чтобы предотвратить дуэль, — что я превратилась в соблазнительницу. Представьте себе. Однажды мои дети — если у меня будут дети — могут услышать об этом. И, может быть, им понравится эта драма так же, как Конраду, или, возможно, они вздохнут и скажут, что мама действительно была безнравственной в молодости».
Дети...
Алиса не собиралась иметь детей, но через шесть лет после той удивительной ночи в Опере у нее родилась дочь. Конечно, от Конрада, говорили люди, слегка смущенно улыбаясь, а баронесса абсолютно невозмутимо улыбалась им в ответ.
Некоторые думали, не поженится ли все-таки странная парочка — в конце концов, у ребенка должен быть законный отец, — а кто-то задавал этот вопрос открыто. Лукреция только смеялась в ответ на такие абсурдные предложения — эти надоевшие условности! — и смеялась очень громко, чтобы скрыть тот факт, что она невероятно сильно хотела выйти замуж за Конрада.
Но женатый или нет, Конрад был абсолютно очарован своей маленькой дочкой. В то время он был увлечен древней музыкой и предложил назвать девочку Деборой в честь древней пророчицы, которая вдохновила Варака повести войска против Сисары. Алисе понравилось имя и то, как Конрад описал песню Деборы, которую пели по случаю победы Израиля и которая, по словам Конрада, была древнейшей из еврейских мелодий. «Но я напишу новую вариацию, — провозгласил он с этой смесью надменности и наивного энтузиазма, что временами так привлекало или же приводило в бешенство. — Я назову ее „Песней Деборы“. Я буду играть ее на своем следующем концерте, и все будут знать, что она написана для моей прекрасной дочери. И чуть-чуть, — добавил он, — для ее еще более прекрасной матери».
Алиса размышляла, узнает ли Дебора, когда вырастет, какой непостоянной была ее мать, и будет ли шокирована этим. Алиса думала, что ее внуки — если у нее будут внуки — будут слушать рассказы о шальной, бурной молодости своей бабушки и будут завороженно смотреть на нее, не в силах поверить.
Внуки. Я
Или если в один прекрасный день мне придется постареть, я позабочусь о том, чтобы эта старость была ослепительной, и позабочусь о том, чтобы эта старость тоже была скандальной!
К тому времени, когда родилась Дебора, Алиса снялась уже в трех фильмах и видела, как играют настоящие звезды экрана — Джон Бэрримор и Эрик фон Штрогейм, Конрад Фейдт и Марлен Дитрих. Алиса прекрасно знала, что, несмотря на лесть, которую она слышала, она не была в их лиге, и уж точно не стояла в одном ряду с Дитрих, с ее глазами, излучающими свет, подобный тлеющим уголькам, и этой необычностью льда-с-огнем. Но Алиса считала, что Лукреция хорошо смотрелась на экране, и думала, что может сыграть почти все эмоции, хотя при этом понимала где-то глубоко внутри, что больше полагалась на эту личность и на собственную легенду, чем на свои актерские способности.
Во время съемок она всегда пыталась показать максимум того, на что была способна. Конечно, это было из-за ее воспитания, воспитания, с которым ей привили веру в то, что, если тебе платят за работу — зашиваешь ли ты порванное кружево, чистишь ли раковину или играешь в кино, — ты должна дать своему работодателю то, за что он тебе платит. Платит за то, чтобы быть очарованной шейхом, храбро и благородно умирать на эшафоте, предводительствовать армиями, грабить города и побеждать тиранов. За то, чтобы быть королем Вавилона и воспылать запретной любовью к христианской рабыне...
И вообще-то, думала Алиса, для поднявшейся горничной с выдуманным именем я живу весьма неплохо.
Концерт, на котором Конрад, все еще сходивший с ума от любви к новорожденной дочке, собирался играть музыку, написанную для нее, должен был состояться вечером в самом начале лета 1938 года, когда Деборе только-только исполнился год. Это будет пышное мероприятие, радостно говорил Конрад. Люди с нескольких континентов соберутся, чтобы послушать его музыку, и это будет невероятный успех, а все благодаря его очаровательной дочурке. Лукреция будет сидеть в ложе у сцены, и на ней будет что-то ослепительно красивое.
— Тогда я буду ослепительно разорена, — сказала Алиса, но наведалась в модные дома «Ланвин» и «Ворт».
Тем вечером перед концертом Алисе не хотелось оставлять крепенькую малышку со смышлеными глазками на попечение няни. Алиса, которая вернулась к съемкам в кино, когда Деборе исполнилось шесть месяцев, давно привыкла к долгим расставаниям с ребенком и не считала, что у нее были сильно выражены какие-то материнские инстинкты, поняла, что прижимает ребенка к себе и покрывает маленькое нежное личико поцелуями.
