большой — возможно, чуть больше двух метров в ширину, — но весь он был таким невероятно старым и таким ужасающе зловещим.
Соня все еще стояла на коленях, заглядывая в недра колодца. Холодный свет от влажных кирпичей бросал отблески на ее лицо, и поэтому глаза казались черными ямами. Симона отодвинулась от колодца, но даже отсюда она видела остатки старой веревки, привязанной к нему. Видимо, отсюда люди опускали ведро, чтобы набрать воды.
— Пахнет отвратительно, — сказала Соня, оглядываясь на Симону. — И, похоже, он чудовищно глубокий. — Ее слова вызвали легкое шипящее эхо внутри колодца. Чудовищно глубокий-глубокий- глубокий… Чудовищно глубокий, сказал колодец черным, зловонным шепотом.
Соню это, похоже, не беспокоило. Она сказала:
— Кажется, я вижу воду внизу. Какой-то черный отблеск. Погоди, я брошу что-нибудь вниз. Камешек или что-нибудь такое…
Камень бесшумно улетел в темноту, и, после того как прошла, казалось, вечность, раздался слабый звук, который мог бы быть слабым всплеском или же просто звуком камня, ударившегося о твердую поверхность. Соня встала, отряхивая пыль с юбки:
— Глубокий! Любой, кто упадет пуда, уже не сможет выбраться, правда?
Она задумчиво рассматривала Симону, и Симона с ужасом подумала, что это правда. «Она заманила меня сюда, чтобы убить. Она хочет бросить меня в колодец, как в том дурацком детском стишке, и оставить меня там. Только она не сделает этого, потому что я ей не позволю». Она встала с коленей и начала двигаться украдкой в сторону двери. «Ведь я намного сильнее ее, и, если смогу добраться до двери, я побегу так быстро, как только смогу…»
Соня засмеялась, и смех отозвался в колодце, а потом на мгновение — в голове Симоны.
— Глупая, — сказала она. — Я не собираюсь убивать тебя. Ты же так не думала?
— Ну, я… а что мы собираемся делать?
— Мы уже сделали, — сказала Соня. — Мы создали Тайцу. Ты помогла мне снять крышку, и поэтому появись тайна. Мы заключили соглашение.
«Я что-то не поняла, — подумала Симона. — За всем этим что-то стоит — я почти слышу, как она об этом думает. Это как-то связано с планом, который она вынашивала многие годы, только она не могла сделать это сама. Ей нужна была помощь — ей нужна была я… Чтобы сдвинуть крышку колодца? Да, наверное. Я думаю, она за этим меня сюда заманила».
Соня смотрела на Симону с улыбкой.
— Как только у людей появляется общий секрет, они связаны друг с другом навсегда, — сказала она. — Так говорит моя… — Она вдруг остановилась.
«Она чуть не сказала мне что-то о своем доме, — подумала Симона. — Но снова остановилась, потому что не хочет, чтобы я знала, где она живет и кто ее семья. Ну ладно, я тоже не хочу, чтобы она знала, где я живу и кто моя семья».
— Но, Соня… м-м-м… если мы оставим крышку открытой, кто-нибудь может упасть в колодец.
— Да, — сказала Соня, не сводя с Симоны глаз. — В этом и суть.
— Но так нельзя! Мы не можем так сделать! — Симона уже снова встала на колени, схватила крышку и пыталась толкнуть ее обратно на место, но без помощи Сони крышку сдвинуть было невозможно.
— Ты одна не сделаешь этого, — сказала Соня, наблюдая за ней. — Глупо даже пытаться. У меня никак не получалось, хотя я делаю специальные упражнения для спины, и мои руки наверняка намного сильнее твоих. — И снова этот тон — «я лучше тебя», «я не такая, как ты».
— Соня, ты должна мне помочь! Мы должны вернуть ее на место!
— Нет, не должны. Я сказала тебе, благодаря этому мы станем родными сестрами. Мы обе будем знать, что мы сделали, но никогда никому не сможем рассказать об этом. Потому что если у одной из нас будут из-за этого проблемы, то и у другой тоже будут.
— Но ведь это убийство! — с отчаянием воскликнула Симона. — Если кто-нибудь упадет туда и погибнет, это будет убийство!
— Да, убийство, — сказала Соня очень тихо, и Симона ясно поняла, что это и был план Сони, именно это она все время и хотела сделать.
Она с ужасом смотрела на Соню и почувствовала знакомую рябь в голове, что означало, что мысли Сони вытесняют ее собственные. Она моргнула, и перед глазами вспыхнул образ женщины с простоватым лицом, всклокоченными каштановыми волосами и нервными руками. Она ощутила сильную холодную неприязнь Сони к этой женщине так ясно, словно она засунула руки в морозилку и держала их там.
«Вот кого она хочет убить, — подумала Симона с ужасом. — Она планировала это и размышляла над этим многие годы. Эту женщину она ненавидит — так сильно, что это ее изводит». Она попыталась рассмотреть женщину: картинка была немного расплывчатой, как бы прозрачной по краям, но она могла видеть, что женщина выглядела старомодной.
А затем Соня сказала:
— Ну, сюда может упасть только какой-нибудь вонючий старый бродяга. Они приходят сюда или в общую спальню, потому что это задняя сторона дома, и, когда они разжигают огонь на каменном полу, его не видно с дороги. Если один из них придет сюда в темноте, он не увидит, что здесь колодец; он подумает что это просто тень.
Соня врет, конечно. Симона чувствовала ложь в голове у Сони, словно трогала ее руками. Это было все равно что трогать заусенец или волдырь. Она сказала:
— Соня, неважно, кто это будет! Ведь это все равно будет убийство!
— Я знаю. — Соня придвинулась ближе, и ее рука снова обвилась вокруг руки Симоны. — Это будет наш страшный секрет, правда?
— Нет…
— Мы сможем поговорить об этом лично — мысленно, я имею в виду. Я буду все так же приходить сюда — я говорила, что мне нужно кататься на велосипеде каждый День, — и я расскажу тебе, когда мы кого-нибудь поймаем.
— Ты хочешь убить эту женщину с каштановыми волосами, да?
Лицо Сони исказилось от бешенства.
— Откуда ты знаешь о ней?
— Я только что увидела ее у тебя в голове. — Разговор получался очень странным, но Симона не собиралась отвлекаться. — Ты можешь видеть то, что у меня в голове, так почему же я не могу видеть то, что в голове у тебя? Я могу делать это только иногда. Тебе она не нравится, эта женщина, да? Кто она? Она твоя мать?
— Нет, — сердито сказала Соня. — Она не моя мать. — На этот раз в ее голосе чувствовалось какое- то уныние. — Но я ее ненавижу.
— Почему? Потому что она не твоя мать?
— Нет.
Симона подумала, что это прозвучало немного громче, чем нужно.
— Потому что она душит меня, — сказала Соня. — Я не имею в виду, что она кладет мне подушку на голову…
— Нет, я понимаю, о чем ты.
— Она заставляет меня слушать множество разных историй — я не против, хотя она все время повторяет их. Снова и снова. «Правда интересно, Соня? — говорит она. — Правда здорово, что ты теперь тоже знаешь об этом?» И она никогда не разрешает мне ходить куда-то и общаться с людьми — вот это я ненавижу больше всего.
Когда Соня сказала все это, Симона вдруг ощутила один из моментов озарения, и на несколько секунд возник образ душного дома, довольно старомодного, и женщина с каштановыми волосами всегда там, всегда рядом с Соней. Никогда никуда не ходить, никогда ни с кем не встречаться. Впрочем, женщина была уверена, что это нормально. «Нам ведь не нужны другие люди, правда? — иногда говорила она Соне. — У нас есть все, что нужно, для нас двоих».
Несмотря на свой страх Симона ощутила сочувствие к Соне, но сказала твердо:
— Слушай, я все равно не могу позволить тебе… м-м-м-убить кого-то. Я поставлю эту штуку
