– Доброе утро, сэр. – Он поприветствовал Корни. – Добро пожаловать на Средиземноморье. Как прошел рейс?
Ужасно, – проворчал Корни. – Но это все ерунда. Лучше скажите, какова здесь обстановка. Мы не имели возможности слушать ВВС. Что тут происходит?
Лейтенант вытащил из внутреннего кармана сложенную газету.
– Я так и думал, что вы будете интересоваться, поэтому принес сегодняшнюю газету.
Корни пробежал глазами заголовки. «Начинается большое отступление. Африканский корпус готовится к эвакуации из Туниса».
Мы молча переглянулись. Так и есть! Мы опоздали!
Глава 4. СОБАКА И КОСТЬ
По пути в гавань мы получили довольно много информации к размышлению. Собаки,[4] прибывшие месяцем раньше (главным образом из 19-й и 32-й флотилий), успели хорошо поработать и завоевали отличную репутацию. Но за это им пришлось заплатить дорогую цену. Командир соединения, лейтенант королевского флота П. Ф. С. Гаулд, кавалер ордена «Крест за боевые заслуги», был убит, а его канонерка номер 639 после серии блестящих побед затонула. Стюарт Гаулд был известен как один из лучших командиров канонерок в Дувре, и его потеря стала чувствительным ударом и для всего прибрежного флота, и для нас. Все, знавшие этого храброго офицера, высоко отзывались о его профессиональном мастерстве и личной отваге.
Младший лейтенант привез с собой приказ, в соответствии с которым мы должны были посетить разные части акватории. Согласно плану нам следовало перейти через Гибралтарский пролив в Алжир, затратив на это 36 часов. Это означало, что всему экипажу предстояла напряженная работа. Сказать, что идея нас воодушевила, было бы неправдой. Мы находились в море уже семь суток, причем в очень стесненных условиях и на всем пути сопровождаемые отвратительной погодой. Больше всего на свете нам хотелось вымыться, переодеться в чистые пижамы и проспать не менее 24 часов. Вместо этого нам предлагалось поработать еще ни много ни мало 36 часов. Веселенькая перспектива, ничего не скажешь!
Но с другой стороны, мы в течение двух последних месяцев жили в условиях постоянной спешки, ограничивая отпуска, свободное время и всячески ускоряя тренировки, и все ради одной цели – успеть в Тунис раньше, чем там закончится война. Неужели теперь, в последний момент мы пожертвуем своими мечтами? В общем, выбора у нас не было. В течение следующих четырех часов лодка подвергалась нашествию ремонтных рабочих, которые отвернули болты, удерживающие палубные баки, а также техников-артиллеристов, установивших новые сектора обстрела на орудиях. Кран снял баки с палубы, и мы сразу почувствовали себя свободнее. Теперь по палубам можно было ходить, даже не обладая первичными альпинистскими навыками.
Затем мы перешли к другому причалу, где погрузили продовольствие, а оттуда к бункеровщику, где приняли полный запас топлива. Теперь бензину предстояло находиться только под палубой – это не могло не радовать.
И все это время мы с тоской поглядывали на манившие со всех сторон красоты Гибралтара. Непривычно яркое солнце вовсю сияло на безоблачном голубом небе, а у ворот порта толпились торговцы фруктами с корзинами, доверху наполненными апельсинами и бананами. Работавшие на берегу солдаты были одеты в шорты цвета хаки и выглядели куда более живыми и сноровистыми, чем те, что остались в пасмурной апрельской Великобритании.
В конце концов нам указали причал на базе прибрежного флота, и мы получили долгожданный шанс слегка расслабиться. Мы с необыкновенной оперативностью решили все организационные вопросы, и очень скоро на корабле уже все крепко спали, кроме одинокого и очень несчастного старшины-рулевого, несшего вахту у трапа.
Перед чаем Корни вернулся с совещания командиров в оперативном штабе базы.
– Паника закончилась, – сказал он. – Похоже, мы опоздали. Все считают, что Северная Африка будет освобождена от немцев в течение трех суток. Для того чтобы пресечь возможность эвакуации морем, флота здесь и без нас хватает. Думаю, что нам придется ждать следующего наступления – где бы оно ни было, – чтобы поучаствовать в этой войне.
Каждый следующий день приносил новости, подтверждавшие наши перспективные прогнозы. 8 мая, то есть через день после нашего прибытия, адмирал Каннингем отдал свой знаменитый приказ кораблям, патрулировавшим мыс Бон: «Топите, жгите и уничтожайте! Пусть ничто не пройдет мимо вас!» В течение следующих 48 часов эсминцы и прибрежный флот собрали богатейший урожай пленных, пытающихся покинуть Тунис на всем, что плавало, даже на крошечных резиновых лодках. Официально блокада носила название операция «Возмездие», но ее участники дали ей другое имя – «Келибийская регата», вложив в него огромное воодушевление, сопутствующее величайшей победе нашей армии.
Так и не дождавшись конца событий, 11 мая мы ушли в Алжир. Но не было ни малейшего сомнения, что конец уже был не за горами. Нам предстояло преодолеть расстояние примерно в 450 миль. Было приятно сознавать, что еще полгода назад такой переход считался бы серьезной операцией, да и сейчас конвои на Мальту подвергаются ожесточенным атакам со стороны базирующихся на Сицилии сил люфтваффе. Путешествие оказалось намного приятнее, чем все, что мы испытывали ранее. Наконец-то 658-я стала полноценным боевым кораблем, который мог вести огонь во всех направлениях. Команда, за плечами которой остался 1600-мильный переход, стала сплоченной боевой единицей, а офицеры знали сильные и слабые стороны каждого.
И к тому же нам сопутствовала великолепная погода. Безоблачное небо и спокойное море сделали скорость в 24 узла сущим наслаждением. Когда под равномерный рокот двигателей лодка рвется вперед, оставляя за собой пенные буруны, как тут не почувствовать свою силу! Мы снова двигались сомкнутым строем, соблюдая пусть и не такую короткую дистанцию, как впоследствии, но все-таки достаточно близко друг к другу, чтобы заставить сердце впечатлительного гардемарина взволнованно забиться.
Едва миновав боновые заграждения Алжира, мы получили приказ принять топливо и быть готовыми к выходу в море на следующее утро в 6.00. Только тут мы осознали, что на Средиземноморье и для нас найдутся дела. До нас пока не дошли новости об окончательной капитуляции в Северной Африке, так что, быть может, мы еще не совсем опоздали?
Все оставшееся до вечера время мы принимали топливо, однако все же отправили людей ненадолго на берег, чтобы дать им возможность вдохнуть воздух Северной Африки, почувствовать ее атмосферу, бросить беглый взгляд на странный франко-арабский город – порт Алжир. Настоящее веселье нас ожидало ночью, когда начался воздушный налет, причем о нем нас никто не потрудился оповестить. Мне уже приходилось переживать налеты авиации противника в Лондоне, Портсмуте и на южном побережье, но здесь было нечто особенное. Зенитный огонь оказался столь плотным, что образовывал зонтик из летящих со всех сторон снарядов над гаванью. Разрывы бомб, падающих в акваторию в какой-то сотне ярдов от нас, заставляли сердца замирать. А дымовая завеса появилась слишком поздно, чтобы защитить гавань. Понятно, что в такой ситуации заснуть невозможно. Совершенно неожиданно мы оказались в самой гуще средиземноморской войны, и я поневоле задумался, смогу ли я выдержать экзамен на личное мужество, который мне, несомненно, рано или поздно предстоит. Я всегда тяжело переносил воздушные налеты дома и думал, что все будет иначе, если я во время налета буду и сам активно действовать. Но оказалось, что в нашей активности нет никакого смысла. Открывать огонь из наших игрушечных орудий по невидимой цели бесполезно. Поэтому я отчаянно старался храбриться, хотя вовсе не чувствовал себя уверенно.
На следующее утро мы вышли в море и взяли курс на Бон. На переход к месту назначения потребовалось двое суток, потому что из-за неисправности двигателя на 657-й нам пришлось провести ночь в небольшом порту Беджайя. У Бона было очень много кораблей, и мы присоединились к дог-ботам, уже участвовавшим в операциях. Они, в отличие от нас, успели обзавестись опытом. За день до этого пал Тунис, и настроение у людей было приподнятым.
Нам предстояло быстро включиться в серьезную работу.
До сих пор мы были настолько заняты тем, чтобы просто добраться до Средиземного моря, что об эффективности в боевых условиях вопрос попросту не стоял. Теперь Корни целеустремленно принялся за решение новой задачи.
Его взгляды были типичными для канадца, получившего образование в очень «английской» школе на острове Ванкувер. Хотя его идеи и энергия были характерны для выходцев из Нового Света, он с уважением
