направила все свои силы на то, чтобы добиться успеха для своего «Плацдарма». И сейчас ей даже страшно подумать о том, что произойдет, если ее дитя не подведет ее.
— Если бы только знать… — сказала она наконец. — Возможно, мне что-нибудь и удалось бы изменить. Но я и тогда не знала, не знаю и теперь, так какое все это имеет значение?
— Если б ты только прислушалась ко мне, — упрекнула ее Хоури. — Я же говорила, что это безумие надо остановить. Но ты не вняла моим словам. Вот мы оказались в полном дерьме.
— Вряд ли я выступила бы против Саджаки на основании каких-то «видений», которые якобы были у тебя в Оружейной. Я уверена, что он бы просто убил нас обеих, вот и все.
Хотя сейчас, подумала она, нам все равно, быть может, придется выступить против Саджаки. Пока мы еще что-то можем сделать, опираясь на Паучник, но скоро его будет мало.
— Тебе надо было решиться и поверить мне, — повторяла Хоури.
Если бы обстоятельства были иными, подумала Вольева, я бы тебе крепко врезала по башке, но именно поэтому ответила она очень мягко:
— Ты имела бы право говорить о доверии к себе, если бы не врала мне и не проникала бы на корабль обманом, а теперь чего уж тут болтать.
— А чего ты хочешь от меня? Ведь Мадемуазель держит в своих лапах моего мужа!
— Вон оно что! — Вольева наклонилась вперед. — А ты это точно знаешь, Хоури? Я хочу сказать… ты его видела своими глазами, или это опять из набора ее хитрых фокусов? Ведь воспоминания могут быть имплантированы, тебе это известно.
Голос Хоури смягчился, как будто две женщины не обменялись только что колючими словами.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что, возможно, с ним ничего не случилось. Ты подумала об этом? Может быть, он никогда не покидал Йеллоустона — тем способом, который ты считала наиболее вероятным.
Паскаль просунулась между обеими женщинами.
— Слушайте, да перестаньте вы ссориться! Если тут и в самом деле может произойти что-то жуткое, то раздоры нужны нам меньше всего. На случай, если вы не заметили, скажу, что на этом корабле я — единственный человек, который не просился на борт и не желал тут оказаться.
— Да, тебе, можно сказать, не больно повезло, — отозвалась Хоури.
Паскаль бросила на нее свирепый взгляд.
— Ладно, пусть не все, что я сейчас сказала, — правда. Мне тоже кое-что необходимо. У меня есть муж, и я не хочу, чтобы он пострадал, да и никто из окружающих его — тоже, только потому, что он чего-то страстно желает. Вот потому-то я и нуждаюсь в вас — в обеих, — ведь вы мне кажетесь здесь единственными, которые смотрят на вещи примерно так же, как смотрю на них я.
— А как смотришь ты? — задала вопрос Вольева.
— Мне кажется, что все происходящее здесь — неправильно, — ответила Паскаль. — Во всяком случае, с тех пор, как ты употребила одно имя.
Вольева даже не спросила, что это за имя такое.
— Ты вела себя так, будто узнала его.
— Мы — оба — узнали его. Похититель Солнц — амрантянское имя, имя одного из их богов или мифологических героев, а может быть, и реально существовавшего исторического персонажа. Дэн слишком упрям, а может, и испуган, чтобы признаться в этом.
Вольева снова взглянула на свой браслет. Никаких новостей. Она согласилась выслушать историю Паскаль. Та хорошо рассказывала. Не было ни преамбулы, ни описаний, просто благодаря хорошо отобранным фактам, которые изложила Паскаль, Вольева как будто собственными глазами увидела все, что необходимо. События были изложены артистически скупо. Теперь Вольева поняла, почему Паскаль так блестяще оформила биографию Силвеста. То, что говорила Паскаль, касалось амарантян — исчезнувшей расы разумных существ, происходивших от птиц и обитавших на Ресургеме. К этому времени команда корабля уже получила от Силвеста достаточно сведений об амарантянах, чтобы суметь поставить историю, рассказанную Паскаль, в правильный контекст. Вольеву очень взволновало обнаружение причастности амарантян к сложившейся ситуации. Правда, ей с большим трудом удалось связать свои собственные проблемы и со Странниками. Но причинные зависимости здесь были вполне очевидны. А вот как подогнать ко всей этой каше еще амарантян? Какая может быть связь между двумя расами инопланетян, которые совершенно несхожи между собой и давным-давно выпали из галактической реальности? Даже время их существования разительно не совпадало. Согласно тому, что рассказал Паскаль Силвесту, Странники исчезли, удалившись в свои сферы реконструированного пространства-времени за много миллионов лет до появления амарантян, забрав с собой артефакты и технологии, которые нельзя было оставить в руках менее развитых видов разумных существ. Именно это в конце концов заставило Силвеста и Лефевр появиться на границе Завесы: приманка складированных знаний. Сами Странники чудовищно чужды — с точки зрения человеческого опыта, они одеты в панцирь, подобно ракообразным или черепахам, у них множество ног, словом, какие-то выходцы из кошмарных снов. Что касается амарантян, то, несмотря на предков-птиц, они ходили на двух ногах и имели четыре конечности, благодаря чему выглядели куда менее чуждыми. Похититель Солнц создавал необходимую связь между событиями. Корабль Вольевой никогда раньше не посещал Ресургем. Он никогда не имел на борту никого знакомого с амарантянским аспектом этой запутанной истории, но тем не менее Похититель Солнц стал частью жизни Вольевой на несколько лет субъективного времени и многих десятилетий — планетарного. Силвест был ключевой фигурой — это ясно, хотя кое-какие логические связи упорно ускользали от Вольевой.
Паскаль продолжала свое повествование, а мозг Вольевой уже забегал вперед и пытался привести все события в какой-то порядок. Паскаль говорила о погребенном городе — огромном скопище амарантянских строений, раскопанном во время тюремного заключения Силвеста. О том, что центральное здание этого города, увенчанное высоким шпилем, было украшено фигурой, которая не совсем походила на амарантян, а скорее на амарантянский аналог ангела — за исключением того, что его творец относился со скрупулезным вниманием к анатомическим особенностям: ангел выглядел так, будто умел летать.
— И это был Похититель Солнц? — спросила пораженная Хоури.
— Не знаю, — ответила Паскаль. — Нам известно лишь то, что настоящий Похититель Солнц был обыкновенным амарантянином и что он создал стаю ренегатов. Если угодно — социальную секту ренегатов. Мы думаем, что то были экспериментаторы, изучавшие природу своего мира и подвергавшие сомнению древние мифы. У Дэна есть теория, будто Похититель Солнц занимался оптикой и изготовлял зеркала и линзы. Буквально — похищал Солнце. Возможно, он экспериментировал с полетами, что-нибудь вроде простых машин и глайдеров. Во всяком случае, то была ересь.
— Тогда что же это за статуя?
Паскаль рассказала все: как стая ренегатов стала известна под названием Отверженных, как они исчезли из истории амарантян на несколько тысячелетий.
— Если я осмелюсь выдвинуть теорию на этом этапе, — прервала ее Вольева, — то, возможно, что Отверженные удалились в какой-нибудь укромный закуток планеты и наизобретали там уйму всякой всячины?
— Дэн тоже так считает. Он думает, что они прошли колоссальный путь развития и обрели возможность вообще покинуть Ресургем. Затем, они — незадолго до События — вернулись обратно, но теперь для тех, кто оставался на планете, они были… как боги. Так что эта статуя создана для прославления новых богов.
— Боги, ставшие ангелами? — спросила Хоури.
— Генная инженерия, — уверенно ответила Паскаль. — Летать они не могли даже с помощью тех штуковин, которые они себе отрастили. Зато они победили силу гравитации. Стали космонавтами.
— И что дальше?
— Народ Похитителя Солнц вернулся на Ресургем незадолго до конца эпохи амарантян. Нам трудно по археологическим данным составить временной график, но, похоже, они привезли его с собой.
— Привезли что?
— Событие. То, что прикончило жизнь на Ресургеме.
Когда они брели коридором, по колено затопленным жижей, Хоури спросила: