— Но ведь Город — он был позже, — спорила Паскаль. — Не считая обелиска-маркера, это самая юная из всех найденных пока древностей. Его можно отнести ко времени События. Почему Отверженные появляются снова, после столь долгого отсутствия?
— Ну, — ответил Силвест, — может, они просто возвратились?
— После… чего? Десятков тысяч лет?
— Возможно, — Силвест усмехнулся. — Если они вернулись после долгого отсутствия… Это могло стать причиной… создания статуй…
— Тогда статуя… Ты не думаешь, что это мог быть портрет их лидера, того, которого звали… — Паскаль ткнула в тот иероглиф, о котором шла речь до того. — Ведь это же символ Солнца, не так ли?
— А остальное?
— Я не уверена… Выглядит, как иероглиф глагола… воровать… Но как они сопрягаются?
— Сложи одно с другим. Что у тебя получилось?
Он молча представил себе ее мучения.
— Тот, Кто Крадет Солнца? Похититель Солнц? Что это значит?
Силвест пожал плечами.
— Об этом я спрашиваю себя с утра. И об этом, и о другом.
— О чем?
— Почему мне кажется, что я уже где-то слышал это имя?
После Оружейной они отправились, но уже на другом лифте, в самое сердце корабля.
— Ты вела себя правильно, — сказала Мадемуазель. — Вольева искренне верит, что завоевала тебя и что ты на ее стороне.
Мадемуазель более или менее постоянно была с ними, молча совершая обход корабля под руководством Вольевой и лишь изредка вмешиваясь со своими замечаниями и насмешками, предназначенными для одной Хоури. Это было крайне неприятно для Хоури, которая никак не могла отделаться от ощущения, что Вольева тоже слышит их бесшумную беседу.
— Возможно, она права, — ответила Хоури, автоматически произнося слова ответа в уме. — Она, видать, еще круче, чем вы.
Мадемуазель обозлилась.
— Ты-то помнишь, что я тебе говорила?
— Будто у меня есть выбор.
Пытаться заткнуть рот Мадемуазель, когда она настроилась говорить — все равно что заставить умолкнуть привязавшийся надоедливый мотивчик. Деваться от ее поучений было некуда.
— Слушай, — долдонила Мадемуазель, — если мои контрмеры провалятся, то не возникнет ли у тебя потребность выдать меня ей?
— У меня уже был такой соблазн.
Мадемуазель бросила на Хоури косой взгляд, и та почувствовала мимолетное удовлетворение. В некоторых отношениях Мадемуазель — вернее, ее имплантированная в мозг Хоури персона — казалась всемогущей. Вместе с ней к Хоури пришли готовые знания, однако теперь новые знания могли прийти только в том случае, если они получены Мадемуазель через ощущения самой Хоури. А может, она получает знания и тогда, когда Хоури не задействована? Вряд ли такое возможно, а то как бы Мадемуазель не попала под надзор следящих систем?
— Вольева убьет тебя. Она уже убила своего последнего рекрута. Говорю тебе это на случай, если ты сама этого не поняла…
— Возможно, для этого у нее были достаточно веские основания.
— Ты о ней ничего не знаешь, впрочем, как и обо всех других. Я — тоже. Мы еще даже с Капитаном не познакомились.
Вот с этим не поспоришь. Имя Капитана Бреннигена несколько раз всплывало в разговорах, когда Саджаки или кто-нибудь другой проявлял неосторожность в присутствии Хоури, но обычно они почти никогда не говорили о своем командире. Ясно, они же не были Ультра в полном смысле этого слова, хотя и старались изо всех сил создать противоположное впечатление. Даже Мадемуазель обманули. Они отлично поддерживали свое реноме, соблюдая все обычаи торгашей — ну, точно обычные Ультра.
Однако что же лежало за этим фасадом?
Артиллерист, сказала Вольева. А теперь Хоури повидала кое-какое оружие из имеющегося на корабле. Вообще-то слухи насчет того, что у торгашей на кораблях бывает секретное оружие, ходили упорно. Говорили, что оно им нужно, дабы решать возникшую напряженность между клиентом и продавцом, а то и для пиратских действий против других кораблей. Только то оружие, которое видела она, выглядело слишком мощным, чтобы применять его в мелких стычках, тем более что общий уровень вооружения этого корабля и без того был очень высок — чтобы решать обычные проблемы торгашей, его было более чем достаточно. Тогда зачем же подобный арсенал? Саджаки, возможно, имеет в голове какой-нибудь особый план дальнего прицела, думала Хоури, и это ее тревожило. Не менее тревожным было и предположение, что никакого плана у них вообще нет, а оружие из Тайника Саджаки просто таскает с собой, дожидаясь повода применить его. Ну, как хулиган, который шляется по округе с ножом, надеясь найти повод, чтобы пустить его в ход.
Неделями Хоури создавала и разрушала различные гипотезы, но так и не нашла такой, которая показалась бы ей достаточно вероятной.
Конечно, ее тревожила не одна военная сторона природы корабля. Она же сама была рождена для войны. Война была ее средой обитания, и хотя Хоури была готова рассматривать возможность существования других состояний Бытия, война оставалась для нее чем-то родным и близким. Однако приходилось признать, что войны, знакомые ей по Краю Неба, и близко не дотягивали до таких, в которых можно было использовать орудия из Тайника. Хотя Край Неба был достаточно тесно связан с межзвездной торговой сетью, средний технологический уровень сражающихся сторон в его войнах на столетия отстал от Ультра, которые иногда становились на околопланетную орбиту. Кампанию можно было выиграть легко, купив у Ультра хоть одно их орудие… Но таких орудий мало, цены на них огромны, да и их обслуживание обойдется… В истории этой колонии даже ядерное оружие было применено всего несколько раз. И то это было до рождения Хоури. Она видела жуткие вещи, вещи, снившиеся ей в ночных кошмарах, но все же никогда еще не встречала оружия, способного вызвать мгновенную гибель целой планеты. А орудия Вольевой были еще страшнее.
И, возможно, их уже пару раз применяли. Вольева намекнула, что это могли быть пиратские рейды. Ведь существует немало слабозаселенных планетных систем, лежащих в стороне от торговых путей, где врага можно уничтожить начисто и никто ничего никогда не узнает. Причем некоторые из этих гипотетических врагов могут быть столь же аморальны, как любой из членов команды Саджаки. Их прошлое может быть замарано актами самой невероятной жестокости. Тогда… да… тогда вполне вероятно, что кое- что из Тайника там испытали. Но Хоури подозревала, что каждый раз это делалось для конкретной цели — для самосохранения, для тактического удара по врагу, чьи ресурсы тебе по горло необходимы. Самые тяжелые орудия из Тайника вряд ли были испытаны. Что дальше планируется делать с этим оружием, как именно пустить в ход эту мощь, способную разрушить целые миры, было пока не ясно — может быть, даже и самому Саджаки. Возможно также, что решающее слово принадлежит не ему. Саджаки все еще служит капитану Бреннигену.
Кто бы ни был этот таинственный Капитан.
— Приветствую тебя в Оружейной, — сказала Вольева. Сейчас они были где-то посередине корабля. Вольева дистанционно открыла люк в потолке, спустила из него складную металлическую лестницу и сделала знак Хоури подняться.
Вскоре голова Хоури вынырнула из пола большой сферической комнаты, набитой всевозможными изогнутыми и суставчатыми механизмами. В самом центре этого серебристо-голубоватого сверкания стояло почти прямоугольное черное кресло с балдахином, увешанное приборами и датчиками. К нему тянулась змеиная куча кабелей. Кресло было закреплено в кардановом подвесе и могло двигаться независимо от движения корабля. Кабели от кресла шли к скользящим контактам, передающим ток между элементами подвеса, и уходили от внешней сферы в изогнутую стену комнаты, тоже увешанную приборами. В
