щупальцев, как у спрута. Эти манипуляторы тоже сверкали металлом. В одном глазу этого человека торчала сложная лупа — вернее, система луп, — соединенная с перчаткой с помощью суставчатого кабеля. Его лицо было бледным, как брюхо ящерицы, единственный видимый глаз казался расфокусированным и синюшным. Лоб забрызган каплями крови. Кровь выглядела серо-зеленой, но Силвест все равно знал, что это кровь.
Говоря по правде, все, что он видел, было серо-зеленым.
Перчатка исчезла — Фолкэндер стащил ее с запястья другой рукой. Какая-то жирная мазь покрывала кожу кисти, ранее скрытую перчаткой.
Он стал складывать в чемоданчик свои инструменты.
— Что ж, я чуда не обещал, — сказал он. — Да вам его и не следовало ожидать.
Силвесту показалось, что Фолкэндер движется толчками, и ему потребовалось время, чтобы понять: глаза улавливают всего 3–4 изображения в секунду. Мир двигался рывками, подобно карандашным рисункам, которые ребятишки делают на полях учебников, а затем приводят в движение, пропуская страницы между большим и указательным пальцами. Каждые несколько секунд происходили крайне огорчительные изменения глубины и резкости изображения. Сам Фолкэндер, например, представился как-то врезанным в стену камеры. Иногда часть поля зрения «складывалась» и оставалась в таком виде секунд десять, даже если Силвест переводил глаза в другую точку.
И все-таки — это было зрение. Вернее — двоюродный брат-идиот настоящего зрения.
— Спасибо, — сказал Силвест. — Это… все же улучшение.
— Я думаю, нам пора идти, — ответил врач, — мы уже на пять минут опаздываем.
Силвест кивнул, и даже этого слабого движения головой было достаточно, чтобы вызвать пульсирующую мигрень. Но эта боль была ничто в сравнении с тем, что он испытывал, когда Фолкэндер занимался его глазами.
Он сам встал с кушетки и пошел к двери. Может быть, потому, что сейчас он шел к дверям с определенной целью (в первый раз он чуть не врезался в нее), сам факт перехода через порог показался ему чем-то чуждым и противоестественным. Он чувствовал себя так, будто должен шагнуть в пустоту с вершины утеса. Он потерял чувство равновесия. Как будто свойственное ему раньше чувство равновесия привыкло к слепоте, а возвращение зрения вызвало полную разбалансировку организма. И все же головокружение уже стало проходить, когда парочка громил из Праведного Пути выскочили в коридор и подхватили его под руки.
Фолкэндер тащился сзади.
— Будьте осторожнее. Возможны искажения…
Но хотя Силвест и слышал его слова, их смысла он не улавливал. Теперь он знал, где находится, и это обрушилось на него как удар. После двадцати лет разлуки Силвест снова был дома.
Его тюрьмой был Мантель — место, которого он не видел и почти не вспоминал со времени переворота.
Глава десятая
Вольева сидела одна в огромной полусфере капитанского мостика под голографическим изображением системы Ресургема. Ее кресло, подобно остальным — пустым, было установлено на длинной телескопической суставчатой «руке», пользуясь которой, можно было мгновенно перенестись в любую точку мостика. Подперев подбородок, Вольева в течение многих часов всматривалась в модель планетарной системы, как дитя в блестящую игрушку.
Дельта Павлина казалась кусочком разогретой до красного каления серой амбры, сидящим в центре орбит одиннадцати главных планет, которые занимали на модели те же места, что и планеты в натуре на данную минуту. Пятна астероидной пыли, камней и осколков ядер комет вращались по своим эллипсам. Вся система была окружена как бы гало — узким поясом Куйпера, состоящим из ледяной мелочи. Пояс отличался выраженной асимметрией — результат воздействия нейтронной звезды, невидимого двойника Павлина. Рассматриваемое Вольевой было компьютерной моделью, а вовсе не отражением видимой с корабля картины. Конечно, сенсоры корабля были достаточно чуткими, чтобы собрать данные с нынешнего расстояния, но, во-первых, изображение было бы искажено релятивистскими эффектами, а во-вторых, это был бы снимок системы, какой она была годы назад, то есть положение планет было бы совсем иным, нежели сейчас. Поскольку стратегия подхода будет опираться на использование газовых гигантов системы для камуфляжа и гравитационного торможения, Вольевой было необходимо знать их положение на момент прибытия туда корабля, а не то, как они располагались в прошлом. И не только это. Прежде чем корабль встанет на орбиту Ресургема, обогнавшие его киберы-разведчики уже канут в небытие, а потому исключительно важно организовать их полет при оптимальном расположении планет.
— Выпускай «гальку», — приказала она, удовлетворенная тем, что ей показала имитационная модель. Следуя полученному приказу, «Бесконечность» выпустила около тысячи крошечных зондов, выстрелив их перед носом сбрасывающего скорость корабля медленно расходящимся веером. Вольева снова отдала приказ своему браслету, и перед ней тут же открылось окно, в котором появилась картина, запечатленная камерой на корпусе. Основная масса «гальки» уже сильно уменьшилась в размерах, явно увлекаемая невидимой силой. Облако все дальше и дальше уходило от корабля, пока не превратилось в размытый нимб, который, в свою очередь, тоже исчез. «Галька» летела на околосветовой скорости и должна была достичь системы Ресургема за несколько месяцев до того, как там появится корабль. Каждый маленький зонд направится к планете, захватывая фотоны в пределах ее электромагнитного поля. Информация каждого зонда будет передана на корабль с помощью точно сфокусированного лазерного луча. Данные каждого отдельного зонда весьма скромны, но когда они будут скомбинированы, получится очень четкая и подробная карта Ресургема. Эта карта не скажет Саджаки, где находится Силвест, но зато обрисует ситуацию в главных силовых центрах планеты, а главное — что особенно важно — какие виды защиты эти центры способны выдвинуть против корабля. Это был тот вопрос, по которому и Саджаки, и Вольева полностью разделяли общую точку зрения: если они найдут Силвеста, то вряд ли он без принуждения захочет взойти на борт.
— Вы знаете, что случилось с Паскаль? — спросил Силвест.
— Она в безопасности, — ответил глазной хирург, который вел Силвеста по изогнутым и одетым камнем туннелям, проложенным под Мантелем. — Во всяком случае, я так слышал, — добавил он, несколько приглушая радость Силвеста. — Могу и ошибаться, но не думаю, что Слука могла убить ее без веской причины. Зато заморозить ее — это вполне в ее власти.
— Заморозить?
— Ну, пока та ей не понадобится. Вы уже должны были понять, что Слука заглядывает очень далеко вперед.
Непрерывно накатывавшие волны тошноты грозили одержать верх над Силвестом. Глаза болели, но он все еще напоминал себе, что все-таки это зрение. Без него он был бессилен, без него не мог оказать хоть какое-нибудь сопротивление. С ним, впрочем, бегство тоже было невозможно, но он хотя бы не был обречен тащиться, ощупывая каждый шаг, как это делают все слепые. То зрение, которым он сейчас обладал, вызвало бы смех у самых низших видов беспозвоночных. Стереоскопическое зрение было крайне ограниченно, цвет присутствовал лишь в виде оттенков серо-зеленого.
То, что он знал — то, что помнил, — сводилось вот к чему.
Он не видел Мантель с ночи переворота — двадцатилетней давности, первого переворота, поправил он себя. Теперь, когда Жирардо свергнут, Силвест должен был привыкать думать о собственном свержении в чисто исторических рамках. Режим Жирардо не прикончил сразу этот поселок, хотя его нацеленность на амарантянские исследования противоречила программе Преобразователей. Пять или шесть лет после переворота поселок продолжал жить, но постепенно лучшие ученики Силвеста переводились в Кювье, а их тут заменяли инженеры-экологи, ботаники и специалисты по геоэнергетике. Наконец Мантель пал до уровня
