Саджаки что-то ответил Силвесту, тот снова заговорил, на этот раз как бы защищаясь:
— Послушайте, я не отвечаю за слухи, на которые вы ссылаетесь, и не советую вам полагаться на них. Нет никаких данных, указывающих на то, что туда стоит лететь. Почитайте литературу, если мне не верите.
— Странное дело, — сказала настоящая Вольева, — я проверила. И он оказался прав. Если основываться на том, что было известно в те времена, то не было ни малейшей причины думать об экспедиции на Ресургем.
— Но ты же только что сказала, что он врал!
— Конечно, врал. Взгляд в прошлое подтверждает это, — она покачала головой. — В самом деле, здесь все кажется странным и даже парадоксальным. Через тридцать лет после этой встречи экспедиция все же вылетела на Ресургем. Значит, слухи были верны, — она кивнула на Силвеста, занятого жарким спором с ее собственной сидячей версией. — Но тогда ведь никто и слыхом не слыхал про каких-то там амарантян. Так откуда же, во имя самого дьявола, он заимствовал мысль о полете именно на Ресургем?
— Должно быть, он что-то знал, если и в самом деле что-то нашел там.
— Да, но откуда пришла к нему эта информация? Исследования этой системы до его экспедиции велись с помощью автоматов и были слишком поверхностны. Насколько мне известно, ни одно из них не было столь тщательным, чтобы доказать, будто на Ресургеме могла существовать разумная жизнь. А Силвест знал это.
— Значит, тут какая-то путаница.
— Но мне известно, что это правда, — повторила Вольева. — Поверь мне, я знаю, что говорю.
Сказав это, она присоединилась к своей копии и наклонилась к Силвесту так, что Хоури увидела отражение его немигающих глаз в фасетках очков Вольевой.
— Что же ты знал? — спросила она. — Или, что более важно: откуда ты это узнал?
— А он и не подумает ответить тебе, — поддразнила ее Хоури.
— Сейчас — возможно, — ответила ей Вольева. Потом она улыбнулась. — Но ведь очень скоро настанет время, когда он — только настоящий — будет сидеть на том же месте — вон там. И тогда мы получим ответ.
Она еще не кончила фразу, когда ее браслет громко зачирикал. Звук был странный, но совершенно очевидно — он выражал тревогу. Наверху без всякого предупреждения синтетический дневной свет стал кроваво-красным и запульсировал в ритме писка браслета.
— Что это? — встрепенулась Хоури.
— Тревога! — ответила Вольева. Она прижала браслет к губам, затем сорвала свои темные очки и стала всматриваться в крошечный дисплей, вделанный в браслет. Он тоже пульсировал красным. Хоури видела, как бегут по дисплею буквы, но прочесть слова не смогла.
— А почему тревога? — выдохнула Хоури, боясь помешать Вольевой. Она не заметила, как исчезли изображения, но они бесшумно улетучились в какую-то часть памяти корабля, которая совсем недавно вызвала их к жизни.
Вольева снова взглянула на браслет. Лицо ее побледнело.
— Одно из орудий в Тайнике…
— Да? И что же?
— Оно готовится к бою.
Глава одиннадцатая
Они мчались по изогнувшемуся коридору, тому самому, что вел от лужайки к ближайшему радиальному лифту.
— О чем ты говорила? — кричала Хоури, напрягая голос, чтобы переорать рев сирены. — Что значит: «готовится к бою»?
Вольева не хотела терять силы, отвечая на вопросы, до тех пор, пока они не достигли уже ожидавшей их кабины лифта, которой Вольева тут же дала приказ ехать к ближайшей шахте, идущей вдоль всего корабля. Ехать, игнорируя все существующие ограничения скорости движения. Когда кабина лифта тронулась рывком, Вольеву и Хоури вжало в зеркальную стенку с такой силой, что последние остатки воздуха в легких со свистом вылетели у них изо рта. Красное освещение кабины непрерывно пульсировало. Вольева ощутила, что в том же ритме начало биться и ее сердце. Наконец ей с трудом удалось заговорить.
— Я имела в виду именно то, что сказала. Существуют системы, которые контролируют каждое орудие из Тайника. Одна из них только что обнаружила поступление энергии в «свое» орудие.
Вольева умолчала, что это она установила мониторинг и что сделала это в первую очередь из-за того механизма, который, как ей показалось, начал передвигаться. Вольева до сих пор надеялась, что это перемещение было всего лишь галлюцинацией, вызванной одиноким дежурством. Теперь же она знала — это не так. Но как же оно может само двигаться? Вопрос вполне разумный. А вот сколько-нибудь разумного ответа на него не было.
— Я просто надеюсь, что произошел какой-то сбой в системах мониторинга, — сказала она только для того, чтобы хоть что-то ответить. — А не в самом боевом механизме.
— Но зачем ему это может понадобиться — готовиться к бою?
— Не знаю! Неужели ты не заметила, что я ко всему этому отношусь, мягко говоря, без особого спокойствия?
Кабина радиального лифта резко сбросила скорость и после серии сильных толчков и рывков перешла в продольную шахту. Теперь она падала с такой скоростью, что тела Вольевой и Хоури, казалось, потеряли свой вес.
— Куда мы направляемся?
— В зал для боевых машин из Тайника, разумеется! — Вольева с бешенством глянула на своего рекрута. — Я не знаю, что там происходит, Хоури, но что бы это ни было, я хочу увидеть это собственными глазами. Я хочу увидеть сама, что там случилось.
— Орудие готовится к бою, что же еще?
— Не знаю, — Вольева старалась быть максимально спокойной. — Я пробовала порыться в протоколах старых наблюдений, но ничего подобного не обнаружила. Такой ситуации я не ожидала.
— Но так же не может продолжаться! Не может же оно само отыскать себе цель и нанести по ней удар?
Вольева взглянула на свой браслет. Может быть, цифры показаний не верны, может, произошло замыкание в системе мониторинга… Она надеялась, что дело именно в этом, так как то, что сейчас сообщал ей браслет, было очень скверными новостями.
Орудие из Тайника двигалось.
Фолкэндер сдержал свое обещание: операции, которые он проделывал над глазами Силвеста, редко были приятны, чаще — весьма болезненны, а иногда делали пациента жертвой настоящей агонии. В течение нескольких дней хирург Слуки истощал мешок своего умения, обещая Силвесту вернуть ему такие важные функции, как цветное зрение, возможность ощущать перспективу и плавные движения, но пока ему так и не удалось убедить больного в том, что врач обладает нужными для этого техническими средствами и необходимым опытом. Силвест же объяснял Фолкэндеру, что его глаза с самого начала не были идеальны. У Кэлвина не хватало необходимых инструментов. Но даже то примитивное зрение, которое дал ему Кэлвин, было лучше, нежели тот унылый, бесцветный, двигающийся рывками мир, в котором он сейчас оказался. И тем не менее Силвест уже не в первый раз выражал мнение, что страдания, связанные с ремонтом глаз, не стоят тех результатов, которых хотел добиться хирург.
— Я думаю, вам лучше бросить это дело, — говорил он.
— Я вылечил Слуку, — отвечал Фолкэндер, а в поле зрения Силвеста плясало чудовищно окрашенное
