думала, он наконец-то принял мою точку зрения. И использует орудия из Тайника против Подавляющих.
Картина вырисовывалась, но весьма туманно.
— И как ему удалось…
— Я вывела восемь орудий наружу. Потом был сбой. Мне показалось, что был сбой. На самом деле… Джон меня выманил.
— Он хотел тебя убить?
Хоури произнесла это почти шепотом. Смешно — Капитан все равно услышит каждое слово. Но это произошло само собой.
— Нет, — выдохнула Вольева. — Джон хотел убить… себя, а не меня. А я должна была на это смотреть. Как свидетель…
— Зачем?
— Чтобы видеть его раскаяние. Видеть, что это… преднамеренно, не случайно…
Овод тоже снял шлем и, изящно примостив его на руке, присел рядом.
— Но корабль цел. Что случилось, Илиа?
Вольева снова изобразила полуусмешку.
— Я… пересекла луч. Думала… это его остановит.
— Похоже, остановило.
— Не ожидала, что выкарабкаюсь. Но… я не сделала то, что хотела.
Робот подошел к кровати. Теперь, непохожий на Клавейна, он казался почти неуклюжим.
— Они знают, что я ввел тебе медишны, — сказал робот; его голос тоже изменился. — А теперь знают, что тебе тоже это известно.
— Клавейн… бета-копия… у него не было выбора, — сказала Вольева, прежде чем кто-то успел вставить слово. — Без медишнов я бы уже скончалась. Пугают ли они меня? Да. Очень пугают, будь они неладны. Меня тошнит при одной мысли, что эта дрянь ползает внутри моего тела, точно пауки и черви. Но я понимаю, что так надо. В конце концов, я всю жизнь возилась с такими штуками. И я вполне понимаю, что чуда не будет. Слишком много… Все не восстановить.
— Мы что-нибудь придумаем, Илиа, — сказала Хоури. — Твои ранения не могут…
Вольева перебила ее.
— Забудь меня. Я ничего не значу. Только орудия… Это мои дети… злобные, нехорошие, как угодно… Не хочу, чтобы они попали в чужие руки.
— Кажется, мы добрались до сути дела, — произнес Овод.
— Клавейн… настоящий Клавейн… хочет получить орудия, — продолжала Вольева. — По его мнению, у него есть возможность отобрать их у нас… — ее шепот стал чуть громче. — Верно, Клавейн?
Слуга кивнул.
— Я бы все-таки предпочел договориться о добровольной передаче, Илиа. Ты это знаешь. Тем более сейчас, когда мне пришлось посвятить твоему здоровью немного времени. Не наделай ошибок. Мой оригинал способен быть очень жестоким, если решит, что жестокость оправдана. Он уверен, что имеет на это полное право. А человек, который уверен в своем праве — самый опасный противник.
— Зачем ты это говоришь? — спросила Хоури.
— Это в его… в наших… интересах, — добродушно ответила бета-копия. — Повторяю, я бы предпочел убедить вас отдать орудия добровольно. В самом крайнем случае, мы бы избежали риска повредить эти чертовы штуковины.
— Почему-то ты не кажешься мне чудовищем, — пробормотала Хоури.
— Конечно, — ответил робот. — И мой оригинал — тоже не монстр. Он всегда предпочитает обходиться малой кровью. Но если кровопролитие необходимо, тогда, э-э-э… тогда моему оригиналу придется провести небольшую резню. Вроде хирургической операции. Тем более сейчас.
Последнюю фразу робот произнес так выразительно, что Овод спросил:
— Почему «тем более сейчас»?
— Потому что он очень долго шел к этому и очень много сделал, — робот выдержал паузу, и сетчатая конструкция, которая служила ему головой, медленно повернулась, словно обводя каждого взглядом. — Он предал все, чему верил на протяжении четырехсот лет. Уверяю вас, это далось ему нелегко. Он солгал своим друзьям и оставил своих любимых людей, зная, что иным путем не сможет достичь цели. И совсем недавно ему пришлось принять очень жестокое решение. Он уничтожил то, что любил больше всего. Это причинило ему огромную боль. В этом отношении я — не точная копия настоящего Клавейна. Мою личность сформировали до этого ужасного события.
— Настоящий… он не такой, как ты?
Шепот Вольевой был тих, но мгновенно привлекал к себе внимание.
— Я — набросок, Илиа. Сделанный до того, как его жизнь превратилась в ад. Могу только догадываться, какая пропасть нас разделяет, меня и его. Но я бы не советовал игнорировать нынешнее состояние моего оригинала.
— Психологические приемы, — прошептала Вольева.
— Простите?
— Поэтому ты пришел, не так ли? Не для того, чтобы вместе найти разумное решение, а чтобы вселить в нас священный страх.
Слуга снова кивнул — на этот раз сдержанно.
— Если бы я стремился именно к этому, то счел бы свою работу хорошо сделанной. Возможность обойтись малой кровью — помните?
— Если хочешь кровопролития, — прошипела Вольева, — то ты обратился по адресу.
Вскоре она провалилась в какое-то странное состояние — возможно, что-то наподобие полусна. Дисплеи успокоились, плавные синусоиды, гармоники Фурье и гистограммы показывали, что сейсмические колебания активности перешли в основную зону нейроактивности. Еще несколько минут Овод и Хоури наблюдали за ней, пытаясь догадаться, спит ли она, размышляет или просто потеряла сознание.
Следующие шесть часов пролетели незаметно. Овод и Хоури вернулись на шаттл-перевозчик и обсудили обстановку со своими помощниками. К счастью, за время их визита к Вольевой не произошло ничего серьезного. Пара мелких вспышек недовольства — но почти все пассажиры поверили истории о проблемах совместимости атмосфер. Беженцам сообщили, что технические неполадки устранены — оказалось, что в работе сенсоров произошел небольшой сбой. Теперь можно было спокойно начинать высадку и размещение в соответствии с планом, который огласили заранее. Во вращающейся части корабля, в сотне метров от ангара, для беженцев уже подготовили просторный отсек. Он почти не пострадал от чумных трансформацией Капитана, но Вольевой и Хоури пришлось потрудиться, чтобы замаскировать некоторые подозрительные детали.
Однако, вопреки их стараниям, жилая зона все равно оставалась холодной, сырой и сильно напоминала склеп. С помощью дополнительных перегородок отсек разделили на несколько секторов, в каждом из которых могло разместиться около сотни человек. В свою очередь, в этих секторах выгородили несколько комнат, чтобы обеспечить семьям некоторое подобие уединения. Полностью отсек вмещал около десяти тысяч человек. Еще четыре рейса шаттла-перевозчика. Начиная с шестой партии, людей придется расселять в других зонах корабля. И тогда правда выйдет наружу. Люди поймут, что корабль, на который их привезли, не просто заражен Комбинированной Эпидемией. Он пропитан и изменен собственным Капитаном, и все они в прямом смысле находятся внутри самого Капитана.
Скорее всего, за осознанием придет ужас, начнется паника. Более чем вероятно, что придется перевести колонию на военное положение — еще более строгое, чем на Ресургеме. За этим последуют убийства, и тогда останется только вводить суровые наказания, отвечая насилием на насилие.
Но, даже это потеряет смысл, если станет известна еще одна правда. Триумвир, ненавистная Илиа Вольева, все еще жива, и именно она организовала эвакуацию.
Вот тогда начнется самое страшное.
Хоури смотрела, как шаттл-перевозчик покидает ангар и направляется в сторону Ресургема. Тридцать часов в полете. Плюс — если сильно повезет — еще полстолько на то, чтобы погрузить новую партию беженцев. Итого — два дня. Через два дня Овод вернется. Если за это время люди не разбегутся по всему
