что он, мол, никак не сообразит, что к чему. Секретарь его, мистер Торн, телеграмму отбил и сообщает, что сыскал этого нашего пропащего ученого – Густав Барр который. Он якобы в гостинице обретается, на островке неподалеку от нас. А на самом-то деле он у меня в шкапу сидит безвылазно. Но мистер Тео, про то не зная, велит мне отправиться на остров за Барром этим, затолкать его в ящик, доставить на борт и держать у себя в каюте, покуда икспедиция его не отыщет. И кроме меня, чтобы никто его не видел, не слышал и словечком с ним не перемолвился. Верно, так оно надежнее. Вот и выходит, что я теперь голова всей этой затее безголовой. Сел я в лодку моторную и сплавал на остров, а там и вправду дожидается мужик, усатый и в юбке, и сразу видать, что у него не все дома.
Словом, Густав это, больше некому. С юбкой тоже все ясно: ведь я его без штанов видел, когда из сейфа, изнутри в дырочку разглядывал. Теперь и в лицо его рассмотрел. Не сказать, чтобы сверху он краше был, чем снизу.
«Это вас, – спрашиваю, – секретарь взашей вытолкал?»
«Пять раз», – отвечает.
«Из-за мистера Тео?»
«Ага, – говорит. – И из-за него тоже».
И давай мне рассказывать, как он без штанов остался. Знаю, говорю, все знаю, потому как в дырочку подсматривал. Мне главное поскорей его на борт доставить. А он – желаю, говорит, по Гонолулу прошвырнуться, может, там его сынок родный и штаны единственные сыщутся, он их обоих к закройщику отправил. Мне, говорю, это без разницы, а дорога отсюда только одна – в ящик. Он забеспокоился, небось решил, будто я ему в ящик сыграть предлагаю. Не боись, говорю, а только в ящик лезть все равно придется, потому как сам мистер Тео так велел. Беспортошник мой разорался, с ним, мол, этот номер не пройдет, он такого не потерпит! Похоже было, что не удастся мне приказ выполнить, да случай помог: приложил я его ненароком по темечку, он и затих как миленький.
Еще и развиднеться не успело, как я пересадил свою добычу из ящика в синий стальной шкап. Он попытался было шуметь, но я его живо приструнил: ежели, говорю, пасть раззявишь, я тебе пару раз врежу, справа и слева, и по стенкам размажу.
Тем часом из другого ящика вылезла невеста моя, Офелия, и мы с ней рука об руку отправились на палубу, свежим воздухом подышать. Смотрю, Рыжий Васич ее прямо пожирает единственным глазом, того и гляди подавится. Нечего, говорю ему, попусту зенки пялить, Офелия не из таковских. Она девушка порядочная, и пусть только кто попробует ее у меня отбить, я его живо угольной лопатой по головке поглажу.
Все так и вышло, как я сказал. Пока до острова Копра плыли, я всю команду лопатой по башке перегладил, а кое-кого из матросов аж по три раза. Пассажирам тоже досталось, только Максвелла с его ученой репой пожалел: что со старика возьмешь!
Чует мое сердце, что к завтрему, когда я письмишко это Вашему Величеству отправлю, Максвелл у меня тоже свое получит. Не посмотрю, что престарелый, познакомлю его ученую башку с лопатой.
Глава семнадцатая
Таинственные и страшные события нарастали вместе с усиливающейся жарой, по мере того как корабль приближался к Индийскому океану. Однажды утром мистер Тео отвел господина Вагнера в сторонку.
– Послушайте! Вместе с нами путешествует один ваш давний знакомый, с которым вы когда-то вместе отбывали срок в Синг-Синге. Он был бы признателен, если бы вы сделали вид, будто не узнаете его. Вон он идет…
По палубе прохаживался лорд Гамильтон, не подозревая, что во власти господина Вагнера опознать или не опознать его.
– О-о, это мошенник тот еще! Но мы с ним сидели не в Синг-Синге, а во Фриско. Там с заключенными не очень-то церемонятся. Спросите у него, что сталось с Поножовщиком Гарри! Они были дружки не разлей вода! Хелло!.. Ладно, ладно, просите сделать вид, будто не узнаю, значит, сделаем вид. Чего вам от меня нужно? Все норовите толкнуть да ущипнуть!
При неожиданном оклике «хелло!» лорд Гамильтон удивленно обернулся и замер: зрелище странного субъекта с ослепительно сверкающей синей бородой способно повергнуть в ступор кого угодно. Польщенный вниманием господин Вагнер заговорщицки подмигнул ему и погрозил пальцем, но тотчас спохватился и сделал вид, будто подтягивает штаны.
Утро на борту проходило как обычно. Причалили к небольшому острову, пополнили запасы угля. На корабль доставили свежие газеты. Испанец Куэбра, авантюрист, промышляющий разбоем в Тихом океане, повсюду сеет смуту, и за его поимку объявлена награда в полмиллиона долларов.
Короткое интермеццо с сэром Максвеллом, которому сегодня снова приспичило показаться «доктору». Но тот не был склонен пойти на сделку с совестью и установить диагноз, успокоительный для профессора, а мистер Тео не желал поступиться принципами и прибегнуть к подкупу.
Сэр Максвелл продемонстрировал Сократу Швахте (или просто Крату) мелкую красную сыпь на руке.
– По-моему, это заражение крови, – предположил мнительный профессор.
– Мне тоже так кажется… Но я не уверен. Голова кружится?
– Нет.
– Хм… Имеете обыкновение прогуливаться перед завтраком?
– Нет.
– В таком случае это сибирская язва, – заявил «доктор» и развел руками, давая понять, что сожалеет, но помочь ничем не может.
– Вы что, шутите?! – разгневанно вскричал ученый. – За время плавания вы обнаружили у меня с десяток смертельных заболеваний!
– Вот именно. Непонятно, почему вы еще живы. А главное – зачем? – Врач (он же палач), небрежно опершись о перила, светским тоном продолжил: – У вас, сэр, редкая и неизлечимая болезнь, известная науке под названием «паралокальный синдром навязчивой приставучести». Сэр Аурел Пинцета, медицинское светило из Оксфорда, в подобных случаях считает за благо с помощью укола избавлять пациентов от дальнейших мучений.
И увлеченно припал к своей подзорной трубе. Какая красота вокруг, а тут пристают с разной белибердой!
Максвелл ворвался к Джимми с истошным воплем:
– Ваш доктор – сущий палач!
– Одно другого не исключает, – ответил застигнутый врасплох Джимми, решив, что Максвелл разоблачил обман. – Палач тоже может быть доктором.
– Он в своем деле совершенно не разбирается!
– А мне кажется – разбирается, – сухо парировал Джимми. – Виноваты были устаревшие резиновые манжеты.
Сочтя его ответ дурацким, Максвелл окончательно вышел из себя. Клокоча от ярости, он устремился к своим приборам.
В салоне тоже кипела жизнь: господин Рюгер влепил ювелиру пощечину, отстаивая право на внимание Офелии Пепиты.
Как я уже упоминал, утро казалось ясным и безоблачным, ничто не предвещало беды, когда мистер Тео вдруг тронул Джимми за плечо. Таким бледным своего хозяина Джимми еще не видел.
– Пришла радиограмма из Гонолулу, – хрипло проговорил мистер Тео. – Мадам Барр скоропостижно скончалась. Она собиралась прибыть самолетом и в воздухе…
– Сударь, – тихо промолвил Джимми. – Вы знаете, я человек несуеверный, однако, будь моя воля, я бы охотнее всего повернул назад.
Ему вспомнилась «Бригитта», о знакомстве с которой он тогда рассказывать мистеру Тео не стал.
А миллионер на сей раз не улыбнулся наивности первого офицера.
