— Привет! Поужинать не хотите? — воскликнул он. Господи! Чурбан Хопкинс!
Мы пошли поужинать. Мазеа шел впереди. Я негромко спросил у Хопкинса:
— Все в порядке?
— Ну, если не считать того, что я плеснул в суп рому вместо уксуса. Но теперь все уже исправлено. Ром я уравновесил добавкой чеснока, он отлично перебивает запах…
Ужин обещал превзойти все ожидания…
— А вообще-то выше голову, — весело продолжал Чурбан, — чуть-чуть ловкости — и опасаться совершенно нечего. В любой роте столько новых людей, что мотаться туда-сюда можно без всякого труда… За Хопкинса, старина, можешь не беспокоиться…
— А… капитан?
— Все в порядке. Он на другом судне. В кузнечной мастерской у кавалеристов…
— А он… разбирается в этом?
— А что там разбираться? Попробуешь ужин и перестанешь сомневаться… Аu revoir! Ничего, выше голову!… — и он, насвистывая, сбежал вниз по трапу в кухню.
Угрюмые, готовые уже взбунтоваться солдаты с отвращением смотрели на свой ужин. Суп. С избытком чеснока, чтобы уравновесить ром! Можете себе представить!…
В обязанности дневального входит проверка того, как накормлен личный состав. Попробовав суп, я почувствовал, что дневальный, съевший его по долгу службы, заслуживает награды.
Потом уже я узнал, что дневальный после тарелки супа начал почему-то распевать старинные, трогательные народные песни.
Глава одиннадцатая
ПЕРЕД РЕШАЮЩЕЙ СХВАТКОЙ
Наконец — то мы прибыли в Дакар.
Личный состав, если верить капитану, делавшему оценку на основании осадки судна, потерял в весе примерно 22 %.
Правда, в последние дни с едой стало немного лучше, поскольку Чурбану удалось раздобыть где-то поваренную книгу. Узнал я об этом, когда заглянул к нему в кухню. Кроме меня, с ним никто и разговаривать не желал.
— Слушай, Чурбан, — сказал я. — Так дальше не пойдет. Суп у тебя подгорел — ладно. Но чтобы сыпать в кофе соль…
— А что мне было делать? Я как раз собирался солить редиску для салата, когда мой помощник-негр уронил свою трубку в кофе. Надо было скорее выловить ее, я и сунул в кофе руку вместе с солью. Что тебе лучше в кофе — соль или трубка?
Что я мог на это ответить? Он был прав.
— И это благодарность за мой труд. Жалованья мне не платят, занимаюсь этой проклятой стряпней, и каждый еще норовит меня облаять. А теперь дай, наконец, и мне поужинать, — закончил он со злостью. На плите стоял суп, но Хопкинс, однако, вытащил из кармана огурец и съел его.
Как бы то ни было, в Дакаре повара сменили. Нам предстояло проторчать день в порту, пока все не будет готово к отправке.
— Пойду за капитаном, — шепнул мне Чурбан. — Теперь уже кузнецы понадобятся, и будет беда…
«Генерал дю Негрие» стоял далеко впереди нас. Яркое, слепящее солнце отражалось от его бортов.
Мы были уже совсем близко к экватору. Сухая, давящая жара. Вдалеке виднелся город, из-за завесы пыльной дымки до нас доносились отзвуки уличного шума…
Началась выгрузка. Все шло быстро. Сойдя с корабля, мы немедленно строились в колонны.
Какой — то капрал бегал вдоль шеренг, разыскивая кузнеца… Куда только он мог деваться?
— Быстрее, быстрее! — покрикивал Потриен. — Что вы возитесь, словно пенсионеры?… Эй ты, не копайся так… умоляю, скажите ему, чтобы он не копался, а те я сейчас подойду к нему…
Марш через ночной город! Стук башмаков, позвякиванье оружия… ржание лошадей…
По широким, ровным улицам, в сравнительно прохладную ночь мы шли ускоренным шагом, но весело.
Рядом с колонной медленно проехала машина. Видавшая виды, покрытая пылью, огромная зеленая машина, а водитель…
Сто чертей!
Между глубоко надвинутой фуражкой и большими шоферскими очками виднелся только кончик носа, но мне и этого кончика было достаточно.
— Эй, Турок! — крикнул я.
Он испуганно нажал на педаль, и машина прямо-таки прыгнула вперед. Здесь дорога становилась немного шире, так что он быстро обогнал колонну.
Я был уже по уши сыт им. Всегда вместе с ним приходят и неприятности… Куда он сейчас направляется? Что ему нужно?
«Vite… vite…»
Команда «прибавить шагу» звучала все чаще…
Мы прибыли в Гамбию. Аэродром. И больше, собственно, ничего. Ангар, несколько машин, справа — море, слева — джунгли.
Высокий и однообразный, западный берег Африки — один из самых безотрадных и утомительных пейзажей в мире. Нигде ни единой бухты, только мангровые заросли, голые корни которых уходят в залитую водой землю.
Стоять лагерем в таких местах — удовольствие ниже среднего. Со всех сторон лезут способные изгрызть все, что угодно, муравьи. Избавиться от них можно, только обрызгав все вокруг керосином. Хлеб, сигареты, бренди — постепенно все пропитывается запахом керосина, сам воздух становится невыносимым…
Все мы бродим полуоглохшие, потому что от двойных доз хинина в наших головах стоит непрерывный гул… Несмотря на хинин, лихорадку подхватили уже многие. Походный госпиталь забит больными малярией.
Сорок градусов жары в тени.
Болят мышцы, болят глаза, болят суставы…
Мы с Альфонсом сидим на каменном ограждении аэродрома. По крайней мере, тут не кишат червяки, сороконожки, пиявки. На покрытой цементом площадке стоит палатка столовой. На этой же площадке ходят, сидят и лежат все, кому только удалось найти место.
Толстый, темнокожий капрал-туземец покрякивал на группу солдат, уже полчаса возившихся с установкой радиостанции. Потом он подошел к нам…
— Эй! А вы что тут расселись, черт побери!
Я чуть не свалился наземь. Да и Альфонс дернулся, как ошпаренный.
Чурбан Хопкинс в виде капрала-негра!
Он явно чем-то выкрасился… Честное слово!
— Ну, чего глаза пялите? Оглохли? Отправитесь на берег, там надо вбить сваю, чтобы можно было привязывать лодки…
Мы пошли вслед за ним. Как только мы оказались на тропинке, ведущей через заросли, «негр», ухмыляясь, сказал:
— Выше голову, ребята! Все в порядке!
— Каким чудом ты превратился в подобное чучело?
— Пробка, дружище. Сожги штук восемь-десять пробок на медленном огне, а потом натри их пеплом руки и лицо — будет и у тебя такой приятный, ровный цвет кожи… Погодите-ка.
Он вытащил спрятанный между корнями дерева, завернутый в брезент сверток.
— Надо почаще менять внешний вид, — пробормотал он. — Это главное…
В свертке оказался мундир рядового легионера. Из моей роты — с 77 — ым личным номером.
— А если тебя узнают… ты ведь был поваром…
— Да ну? Кто-то запомнил повара, стряпавшего на корабле?
