Момент был опасный, и Питмен прекрасно понимал это. Слово главаря бандитов – это вам не Священное Писание.
– Шейх! – добавил он, понижая голос. – В Легионе узнают, что мне удалось освободиться, и тогда другие дезертиры тоже станут помогать тебе, поняв, что на твое слово можно положиться.
Шейх уразумел свою выгоду. Понятие «реклама» ему было неизвестно, однако важность передаваемой из уст в уста молвы представлялась бесспорной.
– Да будет так, как я обещал. Мои люди проводят тебя, неверный, ты получишь столько еды и питья, сколько нужно.
Час спустя отряд бедуинов из восьми человек вместе с Питменом взял курс на север.
3
Шотландцу было ясно: эта поддержка отнюдь не гарантирует успех его предприятия – разве что избавляет от угрозы гибели на данный момент.
– Какой отсюда самый ближний оазис у железной дороги? – поинтересовался он у араба, ехавшего на верблюде рядом с ним.
– Окбур.
– Это далеко отсюда?
– Два дня езды, если не устраивать долгий привал. Но ведь верблюды очень устали!
– Долгий привал – еще чего выдумал! Даже короткой передышки и то не будет. Вперед!
– Падаю перед тобою ниц, господин. Сам ты белолицый, а сила у тебя, как у бедуина.
Вечером все же пришлось устроить короткий привал, а затем, не щадя животных, отряд упорно продвигался к цели, пока наконец на второй день вдали не показалось темное пятно – словно брошенная на песок тряпка.
– Вон он, Окбур.
– Дал бы мне кто-нибудь из вас бурнус. По-моему, я основательно поджарился на солнце, глядишь, за местного сойду.
– Среди берберов, которые живут в горах, немало светлокожих. Они не темнее тебя, господин мой… А вот тебе бурнус.
– Сходил бы кто-нибудь из вас на разведку в оазис.
– Хорошо, господин, я схожу. А вы покамест располагайтесь тут.
Над пустыней во всей своей красе распростерлось синее тропическое небо. Бедуины приготовили на раскаленных камнях какую-то нехитрую еду. Питмен тоже подкрепился, после чего путники, завернувшись в покрывала, улеглись. Питмену было ясно, что о побеге его уже сообщили по радио. Но места, где нет гарнизона, для него не опасны. С одним жандармом из арабов он и сам управится, без посторонней помощи.
Прогретый за день мелкий песок отдал все свое тепло, и пустыню окутал пронизывающий холод. К рассвету барханы покрылись инеем, можно было подумать, будто бы выпал снег. Уже заалела заря, когда посланец вернулся.
– Ну что там?
– На целый оазис всего два солдата. С этими в случае чего ты и сам справишься.
– А у железной дороги?
– Будку охраняет только один сторож – европеец, он пьет не просыхая. Вождю арабского племени я сказал, что ты друг шейха Измина. На этих арабов можно положиться. Руми они ненавидят, и сюда еще не дотянулись кровожадные лапы Легиона. Так что они будут на твоей стороне.
– Спасибо.
Первые лучи солнца засверкали на крупицах тающего инея, когда Питмен подошел к выкрашенному красной краской стволу пальмы, к которому была прикреплена табличка с надписью:
4
Возле сторожевой будки все было тихо. У железнодорожного полотна паслись козы. Питмен отворил дверь и вошел. За столом сидел какой-то оборванец. Лицо его напоминало высушенную голову аризонца: южноамериканские индейцы столь искусно обрабатывали их, что голова взрослого человека сжималась до размеров кулака, сохраняя при этом индивидуальные черты лица.
– Доброе утро! – поздоровался дезертир.
– К черту церемонии! – отозвалась живая мумия, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся железнодорожником. – Чего надо-то?
– Я сопровождал караван. Теперь он отправился в Тимбукту, а мне хотелось бы попасть в Марракеш.
– Дурацкая идея. Что бы вам тоже не прогуляться с ними в Тимбукту?… Черт, куда подевалась моя бутылка?
После недолгих поисков бутылка со спиртным обнаружилась.
– Когда пойдет поезд? – вопросил Питмен, начиная терять терпение.
Железнодорожник затолкал в рот громадный кусок рыбы и, покуда справлялся с ней, знай себе пожимал плечами в ответ.
– Бред какой-то! Вы что, не знаете, когда отходит поезд?!
– Нет. Знаю только, когда он сюда прибудет.
– И когда же?
– А кто его разберет!..
– Когда поезд был здесь в последний раз?
– Да сегодня, с утречка… Но он уже отбыл.
– А когда придет следующий?
– Недели через две-три… По-разному бывает. Да вы присаживайтесь!
Питмен впал в отчаяние.
– Вы железнодорожник?
– Так точно. Но я ведь и музыкальную школу окончил. Дядюшке моему уж больно хотелось, чтобы из меня дирижер получился.
– Чушь собачья!
– Не чушь, просто у меня склонности к этому нету. Я уж предпочел заняться живописью… Вот так и стал железнодорожником.
«Господи, да это же сущий кретин!» – с тоской подумал шотландец.
Похожий на мумию железнодорожник запил рыбу изрядным глотком спиртного, и глаза его покраснели, будто бедняга часами лил слезы не переставая.
– Ходит отсюда еще какой-нибудь транспорт на север, кроме поезда?
– Птицы летают, к примеру… Эй, потише! Чего это вы так разбушевались?
– Извольте отвечать как положено. Думаю, движение тут было еще до той поры, когда вы стали железнодорожником. Итак, во сколько отправляется поезд отсюда?
– Я регулирую здесь движение вот уже два года, и за это время люди передвигались только по железной дороге.
– А до тех пор?
– До тех пор я играл на фаготе в камерном оркестре… Но вследствие пристрастия к алкоголю утратил способность чисто и верно издавать звуки.
– Выражайтесь яснее, иначе вам несдобровать.
