время сражения с 17-м уланским укрепили нашу репутацию, а в равнинной местности служба разведчиков была особенно нужной, поэтому мы двигались далеко впереди колонны, и нас гостеприимно встречали голландские фермеры и философски терпели английские, к которыми мы встречались.
В прекрасных гимнастерках цвета хаки, и на отличных лошадях мы так преобразились, что, когда в английских домах нас спрашивали, кто мы такие, мы в шутку говорили, что являемся «драконами, истребляющими англичан». После пережитых трудностей мы наслаждались жизнью.
Погода улучшилась, долгая зима закончилась, и безоблачные солнечные дни согревали наши сердца. Скоро нам еще раз повезло, потому что к нам присоединился фельдкорнет Бота с отрядом в двадцать пять человек, остатком отряда добровольцев, которые бродили по стране, пока их силы не истощились настолько, что они были вынуждены скрываться в горах. Услышав о нашем появлении, они поспешили найти нас и тем самым возместили наши потери, понесенные со дня перехода на территорию Капской колонии.
Но мы вынуждены были оставить Раубенхеймера, бедро которого было раздроблено во время последнего сражения, а еще через день или два — Коэна, у которого началась гангрена.
Помимо того, что он был храбрецом, Коэн обладал и своеобразным чувством юмора. Впоследствии в английской газете я прочитал, что, когда он был взят в плен и его допрашивал английский офицер, то на вопрос, почему он, еврей и уитлендер, сражался за буров, он ответил, что боролся за свое избирательное право.
Следующая потеря была для меня намного более тяжела. Мой друг Якоб Бусман, который оставался со мной, когда остальные в Свободном Государстве отказались с нами идти, подхватил где-то злокачественную лихорадку. Он держался из последних сил, но все же мы были вынуждены оставить его на ферме, года у него начался горячечный бред. Я оставил его с тяжелым сердцем, потому что знал, что он находится в двойной опасности — от болезней и от англичан. Если бы болезнь пощадила его, то его ждал суд англичан по обвинению в государственной измене. Мои опасения оправдались, потому что примерно через три недели я узнал, что в Грааф Ренье он был приговорен к повешению как мятежник.
Он был первым из нашей «Пятерки Денди», принявшим позорную смерть, но не последним — еще трое были впоследствии расстреляны, как, впрочем, и другие коммандос.
Спустя два дня после того, как мы оставили Бусмана, мы достигли подножия высокой горной цепи, название которой я забыл. Там была дорога, уходившая в узкое дефиле — ущелье, которое называлось Лили Клооф (Ущелье Лили), куда и послали на разведку наш отряд. Мы проехали по ущелью некоторое расстояние, когда увидели, что от нас удаляется партия английских фуражиров, у каждого из которых на лошади было по мешку овса. Бен Котце убил одного из них, местного фермера по имени Браун, который присоединился к войскам, а остальные умчались прочь. Из дома выбежала женщина, чтобы предупредить нас о том, что недалеко находится сильный отряд англичан, и мы вернулись, чтобы сообщить это генералу Смэтсу. В нескольких милях к западу было еще одно ущелье, через которое мы попытались пройти, но там нас тоже предупредили, что дорога перекрыта. Тогда генерал Смэтс сказал, что есть и другие пути, поэтому мы вернулись обратно и ночью, в сопровождении местного проводника, перешли горы по вьючной тропе. Это был длинный переход, мы всю ночь не сомкнули глаз, но утром мы были уже на дальнем склоне гор, в районе Бедфорд, населенном в основном англичанами. Отсюда открывался прекрасный вид на глубокие долины и зеленые нагорья одного из самых плодородных районов Южной Африки. Преследователи остались так далеко позади, что следующие несколько дней мы ехали совершенно спокойно, заходя в дома местных жителей.
Жители относились к нам вполне доброжелательно, никаких признаков неприязни с их стороны я не заметил, хотя они надеялись, что нас в конце концов окружат, о чем постоянно нам говорили.
Мы видели случайный патруль местного ополчения, от которого, однако, никакого беспокойства не было, потому что они ограничивались наблюдением, и вообще не было никаких неприятностей о того дня, когда на холме появилась английская кавалерийская колонна и не открыла по нам огонь с дальней дистанции. Не желая вступать в бой против собственного желания, мы отошли в узкое дефиле, рассекавшее находившийся перед нами горный массив. Это был хребет большого Винтербергена, и мы остановились на закате в прекрасном месте, окруженном великолепными деревьями, где развели большой костер и провели замечательную ночь, радуясь тому, в какую прекрасную страну мы попали.
На следующий день наша дорога проходила по еще более красивым местам. Вокруг нас был первобытный лес, и через случайную прогалину среди деревьев мы бросали взгляд на зеленые поля и белые фермы в долинах, лежавших далеко под нами.
Следующим утром, когда мы остановились на живописной поляне, лесник, живший в бревенчатой хижине, рассказал нам о таверне и торговой станции у подножия перевала, который находился рядом с нами и вел вниз. Все живо этим заинтересовались и решили посмотреть, что там находится, поэтому уже к закату мы достигли подножия гор, где стояла большая гостиница, и тут же было несколько полных разным добром складов.
В этой отдаленной местности нашего появления никто не ожидал, и никаких попыток увезти товары со складов под охрану ближайшего военного поста предпринято не было. Владелец складов очень сильно пострадал в результате нашего посещения, потому что в искусстве изъятия английской собственности мы были уже мастерами. Я и не стал бы упоминать об этом эпизоде, если бы в результате этого мы не лишились бы еще одного из «Пятерки денди».
В гостинице оказалось большое количество пива и спиртного, и, хотя многие из нас не пили спиртного больше года, почти никто пьяным не был, кроме Пье де Рю, нашего товарища, который перебрал и уснул, и, когда коммандо покидало гостиницу, про него забыли и он остался там.
Некоторое время спустя мы узнали, что он был обнаружен в номере гостиницы, и поскольку, как и большинство из нас, он был одет в британскую униформу. бедняга был казнен, во всей вероятности прежде, чем его одурманенный мозг смог понять, что с ним происходит.
Ни тогда, ни недели спустя, мы не знали, что всем одетым в хаки полагалась смертная казнь, и, хотя через некоторое время через местных жителей до нас стали доходить слухи о том, что англичане расстреливают наших людей, мы этому не верили. Мы и думать не могли о том, что англичане расстреливают пленных. И только много позже мы узнали о прокламации Китченера, которая предписывала расстреливать всех буров, одетых в хаки. Насколько мне известно, никем из англичан не принимались какие-либо меры, чтобы ознакомить нас с этой прокламацией.
От подножия Винтерсбергена мы продолжили путь в течение следующих нескольких часов в темноте, по извилистой пешеходной тропе, пересекающей покрытые кустарником равнины, и разбили лагерь на открытом месте. На рассвет мы разглядели вдали небольшой поселок Аделаида, но, в нем оказался сильный гарнизон, мы оставили его в покое, и продолжили свой путь на юг по долине, покрытой холмами и оврагами.
Здешние жители тоже были в основном англичанами, которые со всей любезностью демонстрировали нам свои хорошие манеры: в то время, когда мы их грабили, они резали для нас баранов и помогали обчищать свои сады и кладовые. К вечеру к нам подошла колонна из Аделаиды, они стояли, когда стояли мы, и двигались вместе с нами. Когда в темноте мы разбили свой лагерь, огни их костров были от нас на расстоянии в пять-шесть миль. После полудня к нам прискакал вооруженный колонист с соседней фермы, который сказал, что хочет бороться с англичанами. У него была хорошая лошадь и он хорошо говорил по- голландски, поэтому мы приняли его к себе, но теперь, когда мы расседлали коней, он вдруг вскочил на своего коня и умчался прочь. Никто не смог его преследовать, и, поскольку он наверняка был шпионом, который должен был выведать наши планы, мы снова оседлали лошадей и проехали еще час или два, прежде чем встать на ночевку.
На следующий день мы уклонились к западу и на закате достигли Биг Фиш Ривер. Ее мы перешли вброд., а затем, в миле или двух дальше, на станции Коммадага, перешли железную дорогу, которая шла от Порт-Элизабет вглубь страны. Никаких блокпостов там не было, поэтому не составило никаких проблем до темноты оказаться на другой стороне, а потом, поскольку наши лошади устали, генерал Смэтс приказал расположиться лагерем в сельском доме в пятистах или шестистах ярдах оттуда. Как только мы отпустили животных пастись, прибыл бронепоезд, прожектора которого ощупывали вельд, но, поскольку мы лежали в низине, видеть нас не могли, хотя команда все же подозревала о нашем присутствии, потому что послали наугад несколько снарядов, только один из которых упал в относительной близости от нас. Разрыв не
