Моя главная надежда на спасение была в моей лошади, но она паслась на виду у солдат. Меня они пока не заметили, потому что я был скрыт кустарниковой изгородью, поэтому я раздвинул ветви, чтобы посмотреть, могу ли я до нее добраться. К счастью, лошадь была по другую сторону от ограды, всего в нескольких ярдах от меня. Стрельба встревожила ее, потому что она беспокойно дергала головой и фыркала, и я видел, что в любой момент она может ускакать, поэтому я тихонько подозвал ее и, пробравшись через изгородь в том месте, где кусты были пореже, подошел к ней, дрожа от волнения. Вскочив в седло, я направился к небольшому проходу в дальнем углу, который был единственным выходом. Солдаты сразу заметили меня и открыли по мне огонь, Несмотря на это, я смог выйти за пределы ограды, но, когда я уже набрал скорость, пуля попала в мою лошадь и она ткнулась головой в землю, а я перелетел через нее на несколько ярдов. Схватив винтовку, я побежал к ферме, надеясь, что мои товарищи могут там остановиться. Солдаты продолжали стрелять в меня, поскольку я мелькал сквозь просветы в ограде, но я смог невредимым добраться до дома. Рядом с углом сарая стояло шесть или семь человек, которых я принял за своих друзей, и направился к ним, но, когда я был в тридцати ярдах от них, один из них шагнул вперед, навел на меня винтовку и приказал мне остановиться.
Это были английские солдаты, и не все, потому что другие выскочили из конюшни и жилого дома. Спасение казалось невозможным, но я все же попробовал. С правой стороны от меня была маленькая тополиная роща, и, свернув туда, я смог добежать до нее прежде, чем они смогли выстрелить в меня раз или два.
Когда я был уже в роще, по мне сделали несколько залпов, но я благополучно пересек ее и вышел с другой стороны. Местность там была покрыта холмами и канавами, так что, хотя англичане вскочили на лошадей и попытались отрезать мне путь к отступлению, я смог от них скрыться. Единственным моим ущербом было то, что пуля разорвала подошву моего ботинка, что затруднило мне бег.
Я вполз на холмик и огляделся. Солдаты, бывшие в поле, сели в седла и гнались за мной. Часть из тех, кто был на ферме, гнались за мной пешком, другие седлали лошадей. Я успел увидеть господина Геста, который бурно жестикулировал, но я не понял — убеждал ли он солдат ловить меня или просил не устраивать сражения на пороге его дома. Времени рассмотреть все подробности у меня не было.
Не было никакого признака моих товарищей. Я повредил ногу на острых камнях, всадники приближались ко мне и я в любой момент ожидал приказа стоять, и я не знал, что же делать, когда вдруг оказался в узкой расселине, промытой потоком воды на склоне горы. Внезапно мне пришло в голову, что, если мои преследователи увидят, что я пропал из виду на берегу русла, то решат, что я пошел или вниз по течению к середине долины, или верх, на гору. Оглянувшись, чтобы удостовериться в том, что преследователи видят, что я делаю, я пробежал через берег ручья, но, вместо того, чтобы бежать по руслу, как этого можно было ожидать, я на противоположной стороне нашел место, где в это русло впадал небольшой ручеек, и, ползя по нему, нашел место, где росли кусты, достаточно высокие для того, чтобы скрыть обессилевшего человека. Оставив русло, я прополз еще пятьдесят ярдов, чтобы найти участок с более густыми кустами, и остановился там.
Солдаты, видя, как я прыгнул в русло, сделали именно то, что я и ожидал. Достигнув места, где они видели меня в последний раз, они разделились надвое. Одна часть поскакала вверх, другая вниз. С того места, где я лежал, я видел все их действия и через некоторое время стало ясно, что они оказались в трудном положении.
В конце они, должно быть, заключили, что я ушел далеко вверх, поэтому рассыпались по наклону горы как загонщики на охоте, уходя все дальше и дальше от моего убежища. Я знал теперь, что нахожусь в сравнительной безопасности, поскольку солнце заходило, и в ближайшее время я услышал, как они возвращались к ферме, где теперь горели их костры, указывая на то, что господин Гест снова играет роль гостеприимного хозяина.
Я чувствовал гордость за свою хитрость, но приятного в моем положении было мало. Я лежал в папоротнике, как загнанный заяц, нога мучительно болела, товарищи ушли, коммандо было неизвестно где. Моя лошадь была мертва, все мое имущество вместе с седлом было в руках врага.
Поскольку размышления мне помочь не могли, я встал и похромал прочь в темноте.
Примерно через час я услышал звук гимна и хрипение фисгармонии, которая есть почти в каждом голландском сельском доме, и понял, что приближаюсь к друзьям. Когда я постучал в дверь, сначала была тишина, поскольку в эти неспокойные времена поздний визит означал военную реквизицию, но потом я услышал топот ног, и дверь открылась.
Целая семья смотрела изнутри. Когда я сказал им, кто я, они почти втащили меня в дом, столь нетерпеливы были они в желании помочь. Я, должно быть, выглядел очень жалко, поскольку женщины плакали, снимая ботинок с моей воспаленной ноги, и во время еще более болезненного процесса извлечения шипа, почти один дюйм длиной, который воткнулся в кисть моей руки, когда я был сброшен с лошади. Они принесли горячую воду и разорвали чистое полотно для бинтов; мне предложили еду и кофе, и доброжелательные люди почти ссорились за право служить мне, так сильна была их симпатия, хотя они знали, что это может грозить для них штрафом и тюремным заключением. Выслушав мои пожелания, они устроили небольшое совещание. Я согласился с тем, что не мог оставаться здесь на несколько дней, потому что, даже если бы вокруг не было английских патрулей, о моем присутствии обязательно сообщили бы черные слуги, которые держали сторону англичан. Поскольку я уверил их, что в состоянии идти, было решено, что я должен продолжить путь на запад в надежде найти генерала Смэтса. Надежда на это была слабой, но риск быть застигнутым здесь был велик, поэтому я приготовился идти, как только мой ботинок отремонтируют.
Глава семьи, патриарх семидесяти лет, настаивал на том, чтобы стать моим проводником на первой стадии похода и твердо настоял на своем, хотя его сыновья предлагали себя в этом качестве. Мне собрали мешок с продуктами, и после прощания мы со стариком отправились в путь. Мы тащились вперед, час за часом, пока его сила не иссякла, и я заставил его возвратиться. Его голос дрожал от волнения, когда он желал мне помощи Господа. Моя нога меня почти не беспокоила, и теперь, когда я был один, я шел с хорошей скоростью по ясно различимой фургонной дороге, на которую он меня вывел, и к трем пополуночи спустился в ущелье. К этому времени взошла луна, и при ее свете я ясно различил на земле свежие следы копыт. Рассмотрев их, я узнал отпечатки пони Майкла дю При, а при дальнейшем исследовании узнал и следы лошадей некоторых, если не всех, членов моего отряда, которые в этом месте пересекли дорогу по пути в ущелье. Это открытие меня очень порадовало, поскольку надежды на то, чтобы догнать командо, в этот момент были очень призрачными, но я вполне мог рассчитывать на то, чтобы догнать своих товарищей, которые прошли здесь совсем недавно, и, не теряя времени, пошел по их следам. Через несколько миль они свернули в меньшее ущелье, и я без труда последовал за ними, потому что их следы ясно были видны на пыльной скотопрогонной дороге. Наконец, когда рассвело, я услышал ржание лошади и, осторожно продвигаясь, нашел всех семерых мужчин, крепко спящих под деревьями. Они очень удивились, увидев меня, поскольку были уверены, что я был мертв или взят в плен. Самим им побег с фермы стоил дорого — хотя из них никто не пострадал, шесть из девяти лошадей, которые были у нас, были убиты, и мы потеряли большую часть провианта, седел и одеял. Поэтому мы решили, что наша главная задача — пополнить запасы, поэтому продолжили путь по ущелью, пока не вышли в густонаселенную долину реки Каминасси, где услышали много разного о нашем коммандо, хотя ничего определенного не узнали, кроме того, что генерал Смэтс идет на запад и его преследует сильный отряд кавалерии. Жители охотно снабжали нас всем необходимым, и в течение следующих трех дней мы медленно продвигались по широкой долине. Далеко впереди мы видели высокие столбы пыли, которые, как нам сказали, поднимала тысяча всадников генерала Френча, занятая преследованием нашего коммандо, а иногда мы слышали далекую канонаду. Поскольку пятеро из нас шли пешком, мы должны были соблюдать большую осторожность, и несколько раз нам по нескольку часов приходилось прятаться, чтобы не оказаться на пути отрядов, подходивших из тыла к генералу Френчу.
Чем больше мы наблюдали переполненную войсками долину, тем меньше нам это нравилось. Уильям Конради, оценив обстановку, сказал, что у него есть план получше. Вместо того, чтобы продолжать следовать за коммандо, он предложил повернуть на север и пересечь Свартберген, попав таким образом в Кару, откуда мы прибыли. Он сказал, что генерал Смэтс наверняка добрался до Западного Кейпа, и, если бы мы смогли пересечь горную цепь, которая находилась между им и нами, то смогли бы не опасаться преследования англичан и, возможно, присоединиться к коммандо. Мы согласились и сразу отправились в
