путь. Два дня мы двигались к Свартбергену, который, как стена, возвышался на северном горизонте. В деревне Армод нас поджидала неприятная неожиданность в виде отряда солдат, которые попытались нас захватить, и только наступившая темнота и наша стрельба в ответ на их позволили нам пересечь реку и скрыться в кустарнике на другом берегу.
Моя нога не причиняла мне никакой боли, и все проходило благополучно, благодаря местным фермерам, которые держали нас в курсе событий.
Утром третьего дня мы достигли подножия горной цепи, совсем рядом с ущельем Семи Недель, к востоку от него. По этому ущелью проходила главная дорога на Кару, но оно охранялось, поэтому нам приходилось обходить его. Когда появился английский патруль, мы начали подниматься наверх, пока к вечеру не добрались до верхней части гор. Эти горы мы уже пересекали во время этого похода. В том месте Свартберген был одной большой стеной, а сейчас он расходился на много меньшего размера хребтов, что было для нас большой неприятностью.
Поскольку темнело и начался сильный дождь, мы прошли немного по гребню, чтобы найти убежище на ночь. Было очень холодно, уснуть было невозможно, разжечь огонь нельзя, поэтому до рассвета мы сидели, дрожа от холода. а утром начали искать путь вниз по покрытому плотным туманом склону. К четырем пополудни мы были ниже облаков, и увидели, что у наших ног лежит длинный узкий каньон, склоны которого были покрыты утесами. На его дне, в тысяче футов под нами, мы разглядели группу хижин и, рассчитывая найти там местных жителей, которые покажут нам дорогу, спустились туда, оставив лошадей на месте, чтобы они сами о себе позаботились. Мы прошли через трещину в скалах и перед закатом достигли дна ущелья. Когда мы приблизились к хижинам, рядом с нами появился косматый гигант, одетый в козьи шкуры, который заговорил с нами на странном голландском языке. Это был белый по имени Кордье, который жил здесь с женой и выводком полудиких детей в полной изоляции от внешнего мира. Он сказал, что все о нас знает, потому что один из его сыновей тем утром был в горах, услышал в тумане издаваемые нами звуки, тщательно пересчитал нас, услышал, на каком языке мы говорим, после чего прошел по краю утесов, чтобы предупредить отца. Мы были приняты с грубоватым но искренним гостеприимством, и мы воздали должное козлятине, молоку и дикому меду, которые были поставлены перед нами. Кордье сказал нам, что британцев здесь никогда не было и после него мы первые оказавшиеся здесь буры. О войне он что-то слышал, но подробностей о событиях последних двух лет почти не знал.
Мы провели ту ночь и следующий день с этой любопытной швейцарской семьей Робинзонов, а вечером снова поднялись на утесы, сопровождаемые нашим хозяином и некоторыми из его отпрысков, которые остались с нами рядом с нашим костром, и следующим утром провел нас через горы. Еще до темноты мы смотрели вниз на северные равнины. Теперь наше намерение состояло в том, чтобы спуститься к равнинам и, оставляя горы слева, двигаться на запад к району Кейпа, лежащего по Атлантическому побережью на расстоянии в двести миль, где мы надеялись в конечном счете узнать новости о генерале Смэтсе.
Мы провели еще одну ночь на вершине хребта, и, расставшись на рассвете со своими проводниками, спустились вниз по склонам к подножию гор и пошли через равнины. Мы были теперь в Гош Кару, как называли этот район готтентоты, засушливой бесплодной местности, где только изредка можно встретить бродячего пастуха. На следующий день мы пересекли железнодорожную линию, которая проходит от Кейптауна на север. Не было никаких блокпостов, как в Трансваале или Свободном Государстве, поэтому у нас не было никаких проблем, хотя мы видели двухъярусные пожарные каланчи с обоих концов моста через реку Двика.
За линией лежала еще менее населенная страна, и мы сильно страдали от жажды и голода, поскольку воду можно было найти, только выкапывая колодцы в сухом гравии, что приходилось делать голыми руками, а есть — только то, что было у нас с собой.
Спустя приблизительно неделю после пересечения железнодорожной линии, двигаясь все время на запад, мы были замечены английским патрулем. Они открыли по нам огонь, и когда мы ответили, скрылись, несомненно для того, чтобы сообщить о нашем присутствии и привести подкрепление.
На следующий день после этого, мы достигли процветающей, судя по ее виду, фермы, первой с того времени, когда пересекли Свартберген. Там нам пришлось выдержать маленькое сражение. Пока мы разговаривали с хозяином и его женой, двенадцать или пятнадцать солдат внезапно появились на горном хребте и стали стрелять в нас. Мы сказали нашим друзьям спрятаться в доме, а сами спрятались в русле ручья, надеясь под его прикрытием добраться до наших противников и захватить их лошадей, но когда мы приблизились к ним на сто ярдов, они меткой стрельбой прижали нас к земле, так что мы были рады с наступлением темноты уползти назад и забрать на ферме свое имущество и трех лошадей.
В течение следующих двух дней мы продолжили свой путь, постепенно приближаясь к более густонаселенному району, который лежит у Калвульи.
В каждом доме, в в который мы заходили, мы наводили справки о генерале Смэтсе, но никто о нем не знал. Однако, нас ждал приятный сюрприз. Однажды рано утром, когда мы сидели у костра, то увидели, как через возвышенность переехала маленькая повозка, запряженная двумя ослами. На ней сидел седой бородатый бедно одетый голландский фермер и рядом с ним английский сержант. Когда мы остановили эту странную пару, то с удивлением узнали от фермера, что он расстался со Смэтсом час или два назад. Солдат сказал, что он был захвачен накануне, будучи в разведке, и, проведя ночь у наших, был утром отпущен.
Мы были столь восхищены этими долгожданными хорошими новостями, что настояли на том, чтобы обменяться рукопожатием с нашим вестником, который сначала не мог понять наш восторг. Когда мы все ему объяснили, он сказал, что для него поводов радоваться нет, потому что, будучи лишенным лошади, и не имея никакого желания идти пешком более чем девяносто миль, где был самый близкий военный пост, он именем короля приказал своему попутчику предоставить ему транспорт.
Поскольку единственным доступным транспортом был тот, который мы видели, он не особо рвался продолжать свою поездку, особенно учитывая отношения, которые у него сложились с возницей. Фермеру эта поездка была совершенно не нужна — он не хотел возиться с чертовым красношеим (как он его называл), эта поездка занимала не менее двух недель и, вернувшись, он становился объектом насмешек со стороны соседей. Сержант же был совсем не рад своему компаньону, который, по его словам, совершенно не понимал английского языка и только хрюкал, когда он к нему обращался. Мы не стали терять времени на эту пару и, пожелав им доброй дороги, сами отправились в путь.
Пройдя семь или восемь миль, мы поднялись на возвышенность и там, на берегах протекавшей ниже реки, увидели, наконец, множество лошадей, пасущихся среди деревьев. Наши поиски были закончены. Конный часовой выехал к нам, чтобы выяснить, кто мы такие. И, пожав нам руки, поскакал назад, чтобы сообщить всем приятную новость о нашем прибытии. Скоро все коммандо сбежалось, чтобы встретить нас, и мы были окружены толпой улыбающихся людей, которые искренне радовались нашему появлению. Генерал Смэтс был в первых рядах тех, кто приветствовал нас. Он сказал, что долго считал нас пропавшими без вести и очень хвалил нас за то, что мы смогли проделать такой длинный путь, не потеряв ни одного человека.
Радость наша при возвращении была велика, но для меня этот мед оказался с мухой — оказалась, что вся «Пятерка денди» серьезно пострадала. Первым шел Джек Борриус, потерявший глаз и до сих пор страдавший от воспаления руки, которая сильно распухла, там же лежал Бен Котце с пулей в ноге, Николас Сварт, которому пуля, выпущенная из револьвера почти в упор, раздробила руку, и Эдгар Данкер с пулей в бедре и тремя пальцами на раздробленной кисти правой руки. Кроме того, мой дядя Ян Малдер (он действительно был моим родным дядей) и наш хороший товарищ Ян ван Зийл были захвачены, так что от нашей первоначальной группы мало что осталось. Уинделл, я и Фриц Балог были единственными из первоначального состава, кто остался в строю.
Потери коммандо за все это время составили, кроме дюжины раненых, которые могли двигаться, семь или восемь убитыми, хотя всю дорогу пришлось вступать в столкновения.
В это время о другой половине нашего отряда, которой командовал ван Девентер, ничего не было слышно, но генерал Смэтс был уверен, что при таком опытном командире все у них будет в порядке.
