скучной. Преследовавшие Антона мысли о смерти помешали ему создать цельный сценический портрет героя: один из лучших образцов прозы и далеко не лучшая из пьес были написаны одним и тем же пером. Тема смерти проникла и в другие чеховские вещи: переделывая для нового сборника рассказов историю несчастного подростка «Его первая любовь», Чехов поменял название на «Володя». Как и суворинский сын, вымышленный Володя убивает себя из револьвера[177].

Третьего сентября Валентина Иванова, школьная учительница, которая восхищалась Антоном и по которой вздыхал Ваня, упаковала чеховские летние пожитки. В четыре часа утра на следующий день, который выдался холодным и мрачным, семейство Чеховых и Мариан Семашко распрощались с Линтваревыми. Колина смерть сблизила две семьи, и Александра Васильевна отказалась взять деньги за один из нанятых Антоном флигелей. Чехова переполняли теплые чувства: «Если бы было принято молитвословить святых жен и дев раньше, чем ангелы небесные уносят их души в рай, то я давно бы написал Вам и Вашим сестрам акафист и читал бы его ежедневно с коленопреклонением», — писал он Елене. Погрузившись на «товарно-каторжный» московский поезд, Чеховы встретили в вагоне Машиного бывшего преподавателя, профессора Стороженко. Антон совершенно переконфузил сестру: «Я громко рассказывал о том, как я служил поваром у графини Келлер и какие у меня были добрые господа; прежде чем выпить, я всякий раз кланялся матери и желал ей поскорее найти в Москве хорошее место. Семашко изображал камердинера». В ноябре Чехов напишет Суворину: «У меня зуб на профессоров» и докажет это своей пьесой [178].

Часть IV Годы странствий

Мне иногда кажется теперь, что, как знать, может быть, удаляясь в свои путешествия, он не столько чего-то искал, сколько бежал от чего-то…

[В. Набоков. Дар]

Глава 28 (октябрь — декабрь 1889) Изгнание бесов

И Москве Антона дожидалась Клеопатра Каратыгина: она ушла из Малого театра и подыскивала другую труппу. Ее письмо Антону от 13 сентября задает тон их последующей переписке: «Адски нарядный литератор, здравствуйте! <…> Хлопотала за Императорскую и получила отказ. Теперь хлопочу к Абрамовой и боюсь тоже получить отказ. <…> Я предварительно желала бы повидаться с Вами. Голубчик, по старому знакомству зайдите даже, не забудьте принести обещанную карточку-фотографию»[179]. В ноябре в Москву вернулась благодарная Антону Елена Шаврова: Суворин все-таки напечатал ее рассказ «Софка». Мать Елены звала Антона в гости: «Если вспомните об ялтинских знакомых, то приезжайте повидаться: Славянский Базар, № 94» [180]. (К декабрю Шавровы перебрались на Волхонку, неподалеку от чеховского дома.) Антон вместо себя отправил к Шавровым М ишу. Зачастила в дом Чеховых и Ольга Кундасова — она учила Машу английскому языку, а позже взялась преподавать Антону французский. Дом наполнился звенящими женскими голосами. В ноябре у Чеховых в гостях провела три недели Наталья Линтварева — Антон с завистью отзывался о ее цветущем виде и жизнерадостности. Захаживала и малоприметная учительница музыки Александра Похлебина: ее нежные чувства к Антону позднее обернутся паранойей.

В жизнь Антона вошла новая женщина. Как и Маша, она окончила курсы Герье и теперь преподавала в женской гимназии Ржевской. Это была Лидия Мизинова: Чеховы стали звать ее Ликой, как и актрису Лидию Ленскую. Когда Маша привела Лику в дом, той еще не было и двадцати. Лучший портрет Лики запечатлен в воспоминаниях Татьяны Щепкиной-Куперник, понимавшей толк в женской красоте: «Настоящая Царевна Лебедь из русской сказки. Ее пепельные вьющиеся волосы, чудесные серые глаза под „соболиными“ бровями, необычайная мягкость и неуловимый „шарм“ в соединении с полным отсутствием ломанья и почти суровой простотой — делали ее обаятельной».

Вот что вспоминала Маша: «Ее красота настолько обращала на себя внимание, что на нее при встречах заглядывались. Мои подруги не раз останавливали меня вопросом: „Чехова, скажите, кто эта красавица с вами?“ Когда она в первый раз зашла за чем-то ко мне, произошел такой забавный эпизод. <…> Лидия Стахиевна всегда была очень застенчива. Она прижалась к вешалке и полузакрыла лицо воротником своей шубы. Но Михаил Павлович успел ее разглядеть. Войдя в кабинет к брату, он сказал ему: „Послушай, Антон, к Марье пришла такая хорошенькая! Стоит в прихожей“».

Лика происходила из дворян; ее мать, Лидия Юргенева, была пианисткой и выступала в концертах; отец оставил семью, когда Лике было всего три года. Девочку воспитала двоюродная бабушка, Софья Михайловна Иогансон. Учительское поприще Лику не прельщало. Она мечтала пойти в актрисы, но не могла преодолеть боязнь сцены. При всем своем очаровании и остроумии она была совершенно беззащитна и нередко становилась жертвой мужского бездушия. Еще за полтора года до знакомства с Антоном под видом анонимной поклонницы его писательского дара Лика написала ему полное восторженных комплиментов письмо.

Однако ни одна из женщин еще не производила на Антона такого сильного впечатления, как посетивший его Петр Ильич Чайковский. Композитор уже два года был почитателем чеховского таланта — Антон платил ему взаимностью. Чайковский зашел к Чехову 14 октября; они договорились о совместной работе над оперой «Бэла» по роману Лермонтова «Герой нашего времени». Антон поднес Чайковскому свои книги, надписав последнюю из них, вышедшую под скромным названием «Рассказы», «от будущего либреттиста». Чайковский в ответ подарил Антону фотографию с надписью «А. П. Чехову от пламенного почитателя». Уходя, Чайковский оставил у Чеховых портсигар; воспользовавшись этим, виолончелист Семашко, флейтист Иваненко и школьный учитель Ваня Чехов, взяв из него по папиросе, благоговейно выкурили их и лишь потом позволили Антону отослать хозяину забытую им вещь. В ответ Чайковский прислал абонемент на симфонические концерты в Колонном зале Благородного собрания, которым воспользовалась Маша. Антон посвятил Чайковскому новый сборник рассказов под названием «Хмурые люди». Друзья-литераторы недоумевали. Грузинский ворчливо писал Ежову: «Что за охота Чехову посвящать книгу Чайковскому? Посвятил бы Суворину, что ли»[181].

Суворин простил Антону, что тот не приехал летом в Вену, другие же — нет. Григорович заявил Сувориным, что в последнее время появились писатели лучше Чехова и что Антон в «Лешем» выставил на позор Сувориных. Антона это рассердило: «В пьесе же Вас нет и не может быть, хотя Григорович со свойственною ему проницательностью и видит противное. В пьесе идет речь о человеке нудном, себялюбивом, деревянном, читавшем об искусстве 25 лет и ничего не понимавшем в нем <…> Не верьте Вы, Бога ради, всем этим господам, ищущим во всем прежде всего худа, меряющим всех на свой аршин и приписывающим другим свои личные лисьи и барсучьи черты. Ах, как рад этот Григорович! И как бы все они обрадовались, если бы я подсыпал Вам в чай мышьяку или оказался шпионом, служащим в III отделении».

Григорович затаил в душе обиду на Антона за все понапрасну встреченные им в Вене поезда. А вот Анна Ивановна Суворина была отходчива; 12 ноября она писала Антону: «Вы, я знаю, говорят, влюблены теперь. Правда это или нет? Я только этим и объясняла себе вашу разгульную поездку за границу и только этим оправдала Ваш проступок. О, как я на вас злилась!»[182]

В отличие от Суворина, его жена была отнюдь не прочь увидеть свое семейство отраженным в пьесе.

Напечатав в ноябре рассказ «Скучная история», журнал «Северный вестник» вновь привлек к себе читателей и спасся от финансовой гибели. Рассказ произвел на всех ошеломляющее впечатление. Показав разочаровавшегося в жизни профессора-медика, умирающего в окружении ставших ему чужими когда-то

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату