мере смешно.
– Ну а сейчас?
– Сейчас, конечно, другое дело. У них в Ибарре будут праздновать Рождество как полагается, уж будьте уверены. С женой, да еще и с ребенком на подходе, любой станет верующим, – и губы Хэпа изогнулись в кривой улыбке. – Черт, он ради жены даже заделался католиком.
– Должно быть, она необыкновенная женщина.
– О да, это уж точно.
Решив, что вода уже должна нагреться, Энни поднялась и сняла с плиты чайник. Затем, поднеся его к столу, налила кипяток в чайничек для заварки и закрыла его крышкой. Когда она ставила чайник на место, Хэп вдруг проговорил:
– Вы и сами женщина хоть куда, Энни!
Она даже похолодела от этих слов, но потом уверила себя, что он ничего такого не имел в виду. Он просто хотел сравнить ее с женой Клея Макалестера, и на это сравнение она чуть ли не напросилась сама.
Она взяла чайничек и налила в одну из чашек немного заварки, чтобы по цвету определить, заварился ли чай.
– Боже, до чего же слабый! – воскликнула она.
– Ничего страшного. Я постараюсь сделать его покрепче.
– Хотите сказать, что положите туда сахар? Ну так у вас просто получится сладкая водичка, а не чай.
– Возможно, у меня есть способ получше вашего. Ну-ка, налейте мне полчашки.
– Хватит?
– Да, больше не надо.
Пододвинув к себе сахарницу, он положил в чашку две ложки сахара.
– Пожалуй, достаточно, – решил он.
– Еще бы – на такое-то количество чая!
Затем он взял бутылку и налил в чашку виски, наполнив ее почти до краев.
– Попробую и скажу, как на вкус, – проговорил он и, отпив глоток, некоторое время держал жидкость во рту, смакуя ее. – Вы знаете, совсем неплохо. Хотите попробовать?
– Нет уж, спасибо.
– Что ж, дело ваше.
– Вот именно – мое.
– Да-а, непростая вы женщина, скажу я вам. Вы хоть знаете это?
Она почувствовала некоторое облегчение: «непростая женщина» – это все-таки лучше, чем «женщина хоть куда».
– Думаю, что знаю. Большинство женщин такие.
– Так, а теперь ваша очередь.
Взяв ее чашку, он вылил из нее примерно половину чая назад в чайничек, а затем, прежде чем она успела помешать, плеснул в чашку виски.
– Жизнь дается один раз, Энни, и было бы жаль, если бы вы прожили ее, не попробовав этого. Выпейте, вам это не повредит.
Она хотела было отодвинуть чашку, но он не позволил этого сделать, положив на ее руку свою.
– Это вам поможет заснуть, Энни. Вы забудете обо всем на свете. Отпейте немного и, если не понравится, выльете.
Звучало достаточно убедительно. Немного поколебавшись, она кивнула и, поднеся ко рту чашку, сделала небольшой глоток.
– Брр! – ее всю передернуло, и лицо исказилось гримасой.
– А теперь, – сказал он, пододвигая ей сахарницу, – попробуйте с сахаром.
Действительно, с сахаром было лучше. Как только жидкость достигла желудка, по всему телу Энни начало разливаться тепло, и ей стало удивительно хорошо. А к тому времени, когда она выпила все, кухня, с ее характерным запахом, с присущей ей домашней атмосферой и исходящим от плиты теплом, казалась ей уже самым славным местом на свете.
Он тоже испытывал нечто подобное. Искренне считая, что дал ей виски ради ее же блага, и в то же время замечая, как она постепенно становится все раскованнее и ее взгляд утрачивает выражение настороженности, он отчетливо ощутил, как в нем просыпается желание. Но он хорошо понимал, что не может себе позволить даже прикоснуться к ней, не говоря уже о том, чтобы попытаться разбудить в ней ответное желание. Она бы возненавидела его.
– Ну как, теперь сможете заснуть? – спросил он изменившимся от волнения голосом.
– Даже не знаю.
– Тогда, может, выпьете еще немного?