не в силах противиться странному желанию, Жак посмотрел на верхушки шестов. Точнее на человеческие головы. Три отсеченных мужских головы венчали вкопанные на вершине холма шесты. Несмотря на предсмертную муку, жару и разложение, обезобразившие лица казненных, оруженосец без труда узнал в них своего хозяина, иудея, паломника. Не хватало только черномазой башки Абу.
Захватившие в плен де Ланса со спутниками сарацины пренебрегли выкупом: просто отсекли пленникам головы. Теперь они гниют и вялятся на солнце в назидание всем чужестранцам, которые рискнут забрести в эти проклятые пески.
Смаргивая слезы, Жак с трудом оторвал взгляд от страшных указателей. Представил, что рядом на таком же шесте будет торчать его голова. Удивился, что ему не так уж и страшно. Слишком он устал за последние дни. И потерял дорогу. Еще в первую ночь. Нужно было идти к городу. Выйти на берег озера, упасть в него и пить, пить, пить.
Оруженосец с трудом подобрал мешок. Взвалил на спину, сразу превратившись в жалкого горбуна. Медленно на дрожащих, подламывающихся ногах побрел с холма. В какой-то момент оступившись, он опрокинулся на проклятый «горб». Долго лежал под раскаленным солнцем, помутившись сознанием, не в силах перевернуться, как опрокинутая вверх брюхом черепаха.
Наконец в голове немного прояснилось. Жак лег на бок, затем стал на колени. Упираясь ладонями в податливый песок, почти не ощущая его жара, со второй попытки поднялся. Ноги дрожали и подгибались. Оруженосец сделал шаг, затем другой, третий. Побрел вниз по склону. Через какое-то время поднял голову, чтобы посмотреть на город, но не нашел его. Крепостные стены, башни, купола – все исчезло. Как будто их и не было. А самое главное – исчезло озеро. Испарилось без следа, не оставив даже лужицы. Идти дальше было некуда и незачем.
* * *
– Истинно говорю вам, – купец Ибрагим воздел к небу указательный палец, – человек, верующий в единого бога, подобен воину, облаченному в непроницаемый для стрел доспех. И скажу без ложной скромности, – почтенный житель Сар аль-Медины оглядел гостей, собравшихся по случаю благополучного прихода каравана купца в Дамаск, – я за свою жизнь не нарушил ни одного из предписаний веры. Где бы ни был, что бы ни происходило вокруг – с наступлением положенного времени я совершал молитву. Однажды после перехода, стоило нам расположиться у колодцев и расстелить молитвенные коврики для чтения зухра (7), как прискакал дозорный. Стал кричать на весь лагерь, что к месту стоянки приближается отряд неверных-христиан, да покарает их Аллах! Все, кроме меня, переполошились. Забыв о молитве, принялись обсуждать, что же делать? Многие из моих спутников, слабые духом и нестойкие в вере, потребовали от караван-баши немедленно увести верблюдов от колодцев... Молодец, Абу, – похвалил хозяин принесшего поднос со свежесваренным кофе раба. – Можешь пойти отдохнуть.
Торговец взял маленькую чашечку с дымящимся напитком. Осторожно пригубил и довольно кивнул: кофе был крепок, как венецианский панцирь и горек, словно судьба грешника.
– Что же случилось дальше, почтенный Ибрагим? – спросил продавец халатов Вали. – Раз вы сейчас с нами, то Аллах, да святится имя его, не оставил вас в беде. Как удалось вам избежать свирепости проклятых латинян, от которых стонут правоверные Сирии и Египта?
Прежде чем ответить, уважаемый купец сделал еще глоток и поставил чашечку. Промокнув пунцовые губы белоснежным шелковым платком, Ибрагим рассказал, что не поддался общей панике. Когда обезумевшие от страха люди заставили караван-баши поднять верблюдов и бежать, он с немногими стойкими в вере совершал предписанное. Не обращая внимания на происходящее, благочестивый купец прочитал положенные ракааты.
– Закончив с молитвой... – Ибрагим положил в рот кусочек халвы, пожевал. – А осталось нас меньше четверти от прежнего количества: остальные позорно бежали, забыв о долге перед Богом... Совершив зухр, мы вооружились и стали ожидать появления христиан, пусть Аллах сотрет нечестивцев с лика земли! Прошел час, другой, но враги не появились. Выслав на разведку рабов, мы вскоре узнали, что неверные изменили свой путь. Обогнув колодцы, христиане ушли на восток...
– Что же случилось с теми, кто бежал? – спросил толстяк Касим, приведший в Дамаск караван с грузом железа. – Вернулись ли они пристыженные?
– Нет, – на круглом, словно луна, лице Ибрагима появилась презрительная улыбка. – Время шло, и мы собрались продолжить путь, как в лагерь прискакали на взмыленных лошадях двое слуг караван-баши. Оба были ранены стрелами христиан, еле держались в седлах. Они рассказали, что не успели беглецы удалиться от колодцев на расстояние ста ашлей (9), как напали неверные. Произошла схватка, и безжалостные франки стрелами, мечами, копьями перебили беглецов. Только двум слугам удалось избежать смерти, чтобы донести нам известие о том, как Аллах покарал трусов, не исполнивших предписанное... С тех пор я еще больше укрепился в вере, – рассказчик замолчал и допил кофе, пока гости одобрительно высказывались о благочестии хозяина.
– И Аллах не забывает меня, – продолжил купец. – Вот и в последнюю поездку он не оставил меня своим попечением, обратив потерю в прибыль, – Ибрагим обвел торжествующим взглядом приятелей.
– Что же это было? – с любопытством спросил Вали. – Какой милостью одарил вас Всевышний?
– Как вы знаете, – начал Ибрагим, – я вчера вечером привел своих верблюдов из родной Сар аль- Медины, где правит наш благочестивый султан Мохаммед, да продлит бесконечно Аллах годы его жизни.
– Тайный город, – негромко заметил Касим, – скрытый в песках от посторонних глаз. Любому, кто попадет на его землю без разрешения правителя, отрубают голову.
– Совершенно верно, дорогой Касим, – кивнул купец. – Так гласит древний закон. Жители Сар аль- Медины – тверды в вере, а наш правитель – молод, но мудр. Еще мой дед по матери, помилуй его Аллах, открыл в Тайном городе лавку, отец же получил разрешение ввозить и вывозить из Сар аль-Медины любые товары. Так что наш род обладает особыми привилегиями.
Съев кусок халвы, Ибрагим омыл пальцы в чаше с водой и вытер их тонким льняным полотенцем. Затем он рассказал, как, распродав привезенные товары на рынке родного города, обратил вырученные деньги в расшитые золотом ткани, парчу, благовония и прочее, чем славен Сар аль-Медина. А так как один из погонщиков Ибрагима умер за день до отъезда, купец сходил на невольничий рынок. Приобрел там нового раба – молодого и крепкого чернокожего по прозвищу Абу.
– Вы все видели его, – сказал Ибрагим. – Как оказалось, он неплохо варит кофе, – торговец кивнул на чашечку с остатками гущи.
– Да, – закивал Касим. – Напиток был хорош.
– Так вот... Во время одной из стоянок, – Ибрагим заерзал, устраиваясь поудобнее на подушках, – мой слуга Расул плохо привязал мула, и тот удрал вместе с поклажей. Я наказал дурака плетью, после чего отправил трех невольников искать беглеца. Среди них был и новенький – Абу: мне хотелось посмотреть,
