обозленный маленький зверек.
– Мне приходилось им подыгрывать. Я боялась, что они меня убьют! Люди, да что с вами?! Почему вы мне не верите?! Это был Чед, теперь я точно знаю. Он меня наказывал…
Внезапно что-то ударило в зеркальное окно с другой стороны. Эрин и Онджо подскочили на месте. Лэндри посмотрел на Рока.
А между тем на экране в кадр вошел Чед Сибрайт. Они с Эрин встали на колени лицом друг к другу на заляпанном матрасе.
– Как ты хочешь, детка? – спросил Чед.
Эрин подняла голову, улыбнулась ведьминской улыбкой.
– Ты же знаешь, как я люблю. Я люблю грубо.
И оба снова расхохотались. Резвящиеся дети. Актеры на репетиции.
Лэндри взглянул в зеркальное окно, кивнул кому-то по ту сторону стекла, подошел к двери и открыл ее.
– Сука поганая! – заорал Чед Сибрайт, которого вели мимо в наручниках. Он пытался вывернуться из рук охранников и ворваться в комнату, но его держали крепко. – Я тебя любил! Я ведь любил тебя!
Эрин вскочила со стула.
– Заткнись! Заткнись!
– Я делал это ради тебя! Я тебя любил!
Эрин смерила его ядовито-презрительным взглядом:
– Идиот несчастный.
– Есть на свете невоспитанные люди, – заметил Лэндри, закрывая дверь.
– Это неслыханно! – запыхтела Онджо. – Запугивать мою подзащитную встречей с ее мучителем…
– Бросьте, коллега, – устало проронила Рока. – Суду достаточно одного взгляда на эту запись, и ваша клиентка может проститься со своей кинокарьерой.
Лэндри вышел постоять на тротуаре под жарким полуденным солнцем и выкурить сигаретку. Надо было прогнать изо рта вкус чужой лжи, выжечь вонь чужих поступков.
Чед Сибрайт подтвердил все, отказался от своих прежних утверждений, лишь бы навредить Эрин. Он заявил, что это она втянула его в инсценировку похищения. Брюс Сибрайт должен был заплатить выкуп – если не деньгами, то своей репутацией, крахом своей семейной жизни. А Дон Джейд в это время будет ошельмован и разорен, и Пэрис получит все, что хотела, – бизнес Джейда и конюшни Трея Хьюза.
Простой план.
Они втроем сели и написали сценарии эпизодов, как будто снимали учебный фильм. По словам Чеда, избиение было идеей Эрин. Она настояла, чтоб он действительно исполосовал ее арапником реализма ради. А он, Чед, не виноват.
Никто ни в чем не виноват.
Эрин обманула и использовала Чеда. Он невиновен. А Эрин плохо воспитала мать. И ее не любил отчим, Брюс Сибрайт. И Пэрис Монтгомери заморочила ей голову.
Пэрис Монтгомери еще предстояло допросить, но Лэндри не сомневался, что в конце концов ему еще придется выслушать ее прерываемый рыданиями рассказ о том, как в три года родной отец заставлял ее «играть на живой флейте», и как она пошла по рукам в школе, и как это все искалечило ее психику.
Чед утверждал, что про Ван Зандта и гибель Джилл Морон ничего не знает. «Значит, и в этом никто не виноват», – заключил Лэндри.
Вот только ему хотелось понять: если никто ни в чем не виноват, почему людей убивают, детей оставляют сиротами, ломают им жизнь? Пэрис Монтгомери, Эрин Сибрайт и Чед Сибрайт взрослые люди. Они самостоятельно приняли решения, которые сломали судьбу другим людям, а кому-то и вообще стоили жизни. Так что нельзя сказать, что во всем этом никто не виноват.
60
Я опять вспомнила эти строки, пока сидела, обняв коленки, в шезлонге в своем дворике на рассвете следующего дня. Накануне вечером Чед Сибрайт чистосердечно признался в содеянном окружному прокурору.
Чед сдал Эрин. Эрин сдала Пэрис Монтгомери. Пэрис сдала Ван Зандта как убийцу Джилл Морон, пытаясь обелить себя в глазах окружного прокурора. Чтоб им всем гореть в аду. Заслужили.
Я подумала о Молли и о том, как применимы слова Т. С. Элиота к тому жизненному этапу, который она сейчас проходит, да и к тому, что ей еще предстоит. Вот только бы не заострять внимание на иронии судьбы – ведь именно Молли изо всех сил старалась воссоединить свою семью, наняв меня для поисков старшей сестры. А в результате от всей семьи осталась одна Молли.
Брюс Сибрайт мертв. Кристал повредилась умом. Она и раньше-то вряд ли была Молли настоящей опорой в жизни, а теперь и подавно не будет. А Эрин, горячо любимая старшая сестра, потеряна для Молли навсегда. Если не из-за тюремного заключения, то из-за собственного предательства.
Жизнь может измениться в мгновение ока, за один миг, необходимый для принятия неверного решения… или верного.
Накануне ночью я рассказала Молли всю правду об участии Эрин в преступной операции – и баюкала ее, плачущую, в своих объятиях, пока она не заснула. Сейчас она вышла во двор, кутаясь в огромный зеленый плед, залезла на шезлонг и, не говоря ни слова, свернулась клубочком рядом со мной. Я гладила ее по голове и жалела, что у меня нет власти продлить эту минуту. Потом наконец спросила:
– Так что ты знаешь об этой самой тете Максине?
Полиция разыскала единственную из оставшихся в живых родственницу Кристал Сибрайт – вдову шестидесяти с чем-то лет, жительницу Уэст-Палм-Бич. После обеда мне предстояло везти Молли к ней.
– Да все в порядке, – без особого энтузиазма отозвалась Молли. – Она… нормальная.
– Ну, это высшая оценка!
Мы еще помолчали, глядя вдаль, за поля, на восходящее солнце. Я неумело подыскивала слова.
– Знаешь, Молли, мне ужасно жаль, что в результате все так вышло. Но я не жалею о том дне, когда ты пришла ко мне и попросила о помощи. Мне кажется, познакомившись с тобой, я сама стала лучше… А если мне не понравится эта самая Максина, – самым противным, ворчливым тоном добавила я, – ты тут же отправишься домой со мною вместе.
Молли посмотрела на меня сквозь свои круглые совиные очочки и улыбнулась впервые с тех пор, как мы познакомились.
Тетушка Максина жила в чистеньком многоэтажном доме и оказалась именно такой, как определила Молли: нормальной. Я помогла Молли с вещами и осталась на чашку кофе со свежеиспеченной овсяной лепешкой. Нормально.
Молли вышла меня проводить, и настал нелегкий миг прощания.
– Если что – звони в любое время, – сказала я. – Если ничего, тоже звони.
Молли кивнула со спокойной, мудрой улыбкой. В серьезных голубых глазах за стеклами очков поблескивали слезы. Потом она протянула мне картонный прямоугольничек с крохотной наклеенной маргариткой и написанным печатными буквами именем, новым адресом и телефоном.
– Ты мне еще пришлешь общий счет, – сказала она. – Я наверняка должна тебе кучу денег. Буду выплачивать частями. Придумаем что-нибудь.
– Ты что?.. – прошептала я. – Ничего ты мне не должна!
