скрывать свои собственные неблаговидные поступки. Исследователь не должен опускаться до такого.
Кто же выдает лицензии на покорение Северного полюса? Если вы намерены вторгнуться в запретные районы Тибета или посетить Сибирь, необходимо заполучить соответствующее разрешение у соответствующего правительства. Однако правом на обладание полюсом не владеет никто.
Если считать плавание в водах Северной Атлантики нарушением некой этики, тогда я обязан признать себя виновным. Однако корабли плавали в этих водах за сотни лет до того, как мистер Пири придумал свои притязания на Северный полюс. Если я виновен, тогда мистер Пири тоже виновен в том, что украл маршруты Дэвиса, Кейна, Грили и многих других. Как мне представляется, современный исследователь должен испытывать чувство определенной гордости, когда пользуется результатами трудов своих достойных предшественников. Я горжусь тем, что следовал их маршрутами, пробиваясь к более далекой цели. Эту, так сказать, «задолженность» и эту честь я подтверждаю теперь, как и прежде. Обвинение в том, будто бы я украл маршрут мистера Пири, совершенно нелепо — нелепо потому, что, начиная от границ судоходства вдоль берегов Гренландии, я прокладывал свои маршруты по земле (хотя в течение 20 лет она была, так сказать, под наблюдением мистера Пири), исследованной Свердрупом, который встретил со стороны Пири такой же негостеприимный прием, какой Пири оказывал каждому исследователю, имевшему несчастье очутиться в пределах круга, очерченного им вокруг своей воображаемой частной собственности.
Обвинение в том, что я воспользовался идеями Пири (под этим он подразумевал выбор продуктов питания и снаряжения, а также применение некоторых методов путешествия), не имеет под собой основания. Дело в том, что самое слабое место Пири — абсолютное отсутствие у него системы, порядка, должной подготовки и оригинальности. Это подмечалось некоторыми участниками всех его предыдущих экспедиций. Мистер Пири давно уже заявил, что система работы и методы передвижения, которыми пользовался я, заимствованы у него. Это неправда, однако когда позднее в своих отчаянных попытках высказаться обо мне только неодобрительно Пири заявил, что моя система (система, заимствованная у него же) неэффективна, подобное обвинение становится смехотворным. Что же касается полюса — если мистер Пири еще раньше застолбил его, то полюс остался на месте, мы не унесли его. Мы просто оставили там свои следы.
Что касается обвинения в использовании мной запасов мистера Пири и его людей, то на это можно ответить следующее: если согласиться с тем, что все достигнутое мистером Пири пространство дикой природы — его личный заповедник, тогда он действительно может выставить юридически оправданный иск в том, что эти земли — его личные охотничьи угодья. Если такое заявление законно, тогда я действительно виновен в нарушении границ частного землевладения. Однако сознаюсь, что это было сделано с единственной целью утолить голод.
Свои притязания на право личной собственности (это касается животных, населяющих никому не принадлежащий Север) мистер Пири с благовидными объяснениями может представить на рассмотрение Гаагского международного суда. Однако подобное заявление не станет рассматривать ни один здравомыслящий человек.
Право личной собственности не может распространяться и на человеческую жизнь.
Эскимосы — свободные и независимые люди. Они не признают даже вождей собственного племени и не подчиняются никакому внешнему диктату. Они называют пришельцев «налегаксук» — словом, которое из-за тщеславия ранних путешественников было истолковано как «великий вождь». Однако истинная интерпретация этого слова — «тот, кто обладает многими вещами для обмена» или «великий торговец». Именно так они называют мистера Пири. Подобные же комплименты они отпускают по адресу других торговцев — китобоев или путешественников, с которыми они вступают в сделки. Невзирая на заявления Пири, эскимосы считали его не большим благодетелем, чем любых иных исследователей.
В 1907 г., начав против меня необоснованную и неспровоцированную кампанию, Пири через два месяца после того, как я достиг Северного полюса, сам отправился на Север на двух судах. Он обладал преимуществами, которые были обеспечены неограниченными финансовыми средствами и влиятельными друзьями. Примерно в то же время мой компаньон Рудольф Франке по моему указанию отправился на юг, где запер мой ящичный домик в Ан-ноатоке с моим двухгодовым запасом продовольствия.
Ключ был передан доверенному лицу — эскимосу, на честность которого можно было положиться. Под его наблюдением этот драгоценный, дарующий жизнь запас мог пребывать в сохранности в течение долгого времени. С таким запасом можно было обойтись без вспомогательной экспедиции и без какой-либо помощи извне. Франке пришлось нелегко — у него не было ни лодки, ни нарт. Взяв из запасов столько продовольствия, сколько он мог унести на плечах, Франке мужественно сражался со штормами, битым льдом и волнами. Маршрут казался непреодолимым, однако он достиг места назначения — Норт-Стар, где узнал, что опоздал на китобойные суда, которые надеялся там встретить. Израсходовав в пути все запасы продовольствия и не имея возможности вернуться в наш северный лагерь, он был вынужден прибегнуть к гостеприимству эскимосов и поселился в одном из лишенных элементарных санитарных условий эскимосских жилищ. Ему пришлось питаться разлагающимся мясом и ворванью, которыми питались сами эскимосы. После длительного отчаянного перехода на лодке и нартах он вернулся в Эта, но у него не хватило сил продвинуться дальше. Состояние здоровья Франке быстро ухудшалось, и когда, как он сам думал, настало время расстаться с жизнью, в гавань вошел отлично оснащенный корабль. В течение долгих месяцев Франке не держал во рту ни крошки цивилизованной пищи, он умирал от желания отведать горячего кофе и хлеба.
У него едва хватило сил на то, чтобы подняться со своего каменного ложа. Собрав остатки сил, Франке доковылял до борта этого корабля изобилия. Переведя дух для того, чтобы заговорить, он попросил кофе и хлеба. Было время завтрака. Никто не снизошел даже до того, чтобы ответить. Его прогнали с корабля. Франке отправился обратно в свое безрадостное жилище и молил бога о том, чтобы смерть избавила его от страданий. Несколько позже, когда на корабле узнали, что в Анноатоке есть дом и большой запас продовольствия и что этот человек — владелец мехов и кости на сумму 10 тысяч долларов, сердце Пири смягчилось. Франке пригласили на борт и угостили кофе, хлебом и виски. Слишком ослабев для того, чтобы сопротивляться. Франке позволил запугать себя и по принуждению подписал какие-то документы, в которых не удосужился разобраться. Добраться до дома означало для него выжить, остаться в Гренландии — умереть. Судно Пири было его единственным шансом. При таких обстоятельствах он был готов подписать любую бумагу, которую ему подсунут. Однако ни в одной стране законы не дают юридической силы такому документу.
Так мистер Пири вынудил Франке передать ему мехов и кости на сумму 10 тысяч долларов, не говоря уже о моей станции и запасах стоимостью по меньшей мере 35 тысяч долларов, которые не принадлежали Франке и которые он не мог передать другому лицу. Так были захвачены «призовые» меха и кость и переправлены на возвращавшийся домой корабль Пири.
Один из бивней нарвала, который обошелся мне по меньшей мере в тысячу долларов, был отполирован и послан в подарок президенту Рузвельту. Итак, при сложившихся обстоятельствах президента сделали укрывателем краденого, не так ли?
Когда Франке в качестве пассажира вернулся на снабженческом судне Пири «Эрик», ему предъявили счет на 100 долларов за его содержание на корабле. Предположим, это была полная стоимость его проезда на корабле. Однако бесценные меха и кость были конфискованы без зазрения совести. Вот что случилось на корабле Пири, когда тот пошел на юг.
Теперь проследим за судном «Рузвельт» в его рейсе на север. Возглавляемый мистером Пири «Рузвельт» прибыл в Эта. Там были даны указания захватить мой дом и мои запасы, что и было сделано согласно подписанной мистером Пири бумаге, которая начиналась следующими бессовестными словами:
«Это вспомогательная станция доктора Кука…» По словам мистера Уитни, даже капитан Барлетт содрогнулся от возмущения при столь постыдной наглости. Как заявил Пири, запасы были брошены. По приказу Пири его люди отправились к Кулутингва и вынудили его отдать ключи, чтобы вскрыть охраняемый им склад.
Морфи, грубый профессиональный боксер родом из Ньюфаундленда, привычным делом которого было колотить матросов, был поставлен во главе этих запасов и наделен автократическими правами. Морфи не умел ни читать, ни писать, однако его снабдили длинной письменной инструкцией, в которой предписывалось превратить мой дом в факторию, а мои запасы использовать для торговли.
