лезет»… Да, с одной стороны, миллион, а с другой — нужны каких-нибудь две-три тысчонки, чтобы раздать долги, оплатить счета и наскоро — в три дня — устроить свадьбу. Без этих мелких ставок рухнет вся игра! Да что там! — она уже рушится: Щебнев согласен ждать лишь до вечера, кредиторы за дверью грозно бушуют.
Впрочем, надежда еще есть. Кречинский посылает Расплюева к ростовщикам, приказывая одолжить у них деньги под любые проценты. Дадут, непременно дадут, они ведь знают Кречинского: вернет сполна. Но Расплюев является с дурными вестями. Ростовщики уже не могут верить Кречинскому: «видно, запахло!..» Они требуют надежного залога. А что осталось у бедного игрока! Ничего, кроме золотых часов в семьдесят пять рублей. Все кончено! Игра проиграна!
И вот тут-то, в минуту полной безнадежности, Кречинского осеняет блистательная идея. Впрочем, ее блистательности еще не могут оценить ни Расплюев, ни слуга Федор. Они даже полагают, что Кречинский повредился рассудком. И действительно, он как будто бы не в себе. Он достает из бюро грошовую булавку, ту самую, которую он использовал как модель, «обделывая» Лидочкин солитер, смотрит на нее с восторженным изумлением и восклицает: «Браво!. ура! нашел…» Что нашел? Какую-то «побрякушку». Камень-то в булавке стразовый, из свинцового стекла!
Ничего не объясняя, Кречинский велит Расплюеву заложить золотые часы и на вырученные деньги купить роскошный букет цветов, «чтоб весь был из белых камелий». А сам тем временем садится сочинять письмо Лидочке. Он наполняет его нежностью, страстью, мечтаниями о семейном счастье — «черт знает каким вздором». И как бы между прочим просит ее прислать ему с посыльным солитер — он заключил пари о его размерах с неким князем Бельским.
Как только Расплюев появляется, Кречинский отправляет его с цветами и запиской к Лидочке, объясняя ему, что он должен получить у нее солитер и принести вещь «аккуратнейшим образом». Расплюев все понял — Кречинский намерен украсть бриллиант и бежать с ним из города. Но нет! Кречинский не вор, честью он еще дорожит и бежать никуда не собирается. Напротив. Пока Расплюев выполняет его поручение, он приказывает Федору подготовить квартиру для пышного приема семейства Муромских. Настает «решительная минута» — принесет ли Расплюев солитер или нет?
Принес! «Виктория! Рубикон перейден!» Кречинский берет обе булавки — фальшивую и подлинную — и мчится с ними в лавку ростовщика Никанора Савича Бека. Спрашивая денег под залог, он предъявляет ростовщику подлинную булавку — «того так и шелохнуло, и рот разинул». Вещь ведь ценнейшая, стоимостью в десять тысяч! Бек готов дать четыре. Кречинский торгуется — просит семь. Бек не уступает. И тогда Кречинский забирает булавку: он пойдет к другому ростовщику… Нет-нет, зачем же — к другому… Бек дает шесть! Кречинский соглашается. Однако требует уложить булавку в отдельную шкатулку и опечатать ее. В тот момент, когда Бек уходит за шкатулкой, Кречинский подменяет подлинную булавку фальшивой. Бек спокойно укладывает ее в шкатулку — бриллиант ведь уже проверен и под лупою, и на весах. Дело сделано! Игра выиграна!
Кречинский возвращается домой с деньгами и с солитером. Долги розданы, счета оплачены, куплены дорогие наряды, наняты слуги в черных фраках и белых жилетах, заказан подобающий ужин. Идет прием невесты и ее семейства. Пыль пущена в глаза, пыль золотая, бриллиантовая! Все отлично!
Но вдруг на квартиру Кречинского является Нелькин. Вот оно, разоблачение! Нелькин уже все выведал: ах, Боже! с кем связался почтеннейший Петр Константинович! Да это же проходимцы, картежники, воры!! Они ведь украли у Лидочки солитер… Какое там пари?! какой князь Бельский?! Солитера нет у Кречинского — он заложил его ростовщику Беку!.. Все смущены, все в ужасе. Все, кроме Кречинского, ибо в эту минуту он на вершине своего вдохновения — блеф его обретает особенную внушительность. Великолепно изображая благороднейшего человека, чья честь оскорблена коварным наветом, он берет с Муромского обещание «по шее выгнать вон» обидчика, если солитер будет сейчас же представлен для всеобщего обозрения. Старик вынужден дать такое обещание. Кречинский с торжественным негодованием предъявляет бриллиант! Нелькин опозорен. Его карта бита Сам Муромский указывает ему на дверь. Но Кречинскому этого мало. Успех нужно закрепить. Теперь искусный игрок изображает другое чувство: он потрясен тем, что семейство так легко поверило гнусной сплетне о своем будущем зяте, муже!! О, нет! теперь он не может быть Лидочкиным мужем. Он возвращает ей ее сердце, а Муромскому его благословение. Все семейство молит его о прощении. Что ж, он готов простить. Но при одном условии: свадьба должна быть сыграна завтра же, чтоб положить конец всем сплетням и слухам! Все с радостью соглашаются. Вот теперь игра действительно выиграна!
Остается только выиграть время, то есть выпроводить дорогих гостей как можно скорее. Нелькин ведь не успокоится. Он может в любую минуту явиться сюда с Беком, фальшивой булавкой и обвинениями в мошенничестве. Нужно успеть… Гости уже поднялись, двинулись к выходу. Но нет! В дверь звонят… стучат, ломятся. Успел Нелькин! Он явился и с Беком, и с булавкой, и с полицией! Лишь на минуту Кречинский теряет самообладание; приказывая не отпирать дверь, он хватает ручку от кресла и угрожает «разнести голову» всякому, кто двинется с места! Но это уже не игра — это разбой! А Кречинский все ж таки игрок, «не лишенный подлинного благородства». В следующее же мгновение Кречинский «кидает в угол ручку от кресла» и уже как истинный игрок признает свое поражение возгласом, характерным для карточного игрока: «Сорвалось!!!» Теперь ему светит «Владимирская дорога» и «бубновый туз на спину». Но что это?! От печальной дороги в Сибирь и арестантских одежд «Мишеля» спасает Лидочка. «Вот булавка… которая должна быть в залоге, — говорит она ростовщику, — возьмите ее… это была ошибка!» За сим все семейство, «убегая от срама», покидает квартиру игрока.
Минуло шесть лет со времени расстроившейся свадьбы Кречинского. Казалось бы, помещик Муромский, его сестра Атуева и дочь Лидочка должны себе мирно жить в деревне, позабыв о «пасквильной» истории с фальшивым бриллиантом.
Но отчего же они снова в столице, на сей раз — в Петербурге? Зачем проживают здесь последние деньги, продавая и закладывая имения? Почему рыдает и сохнет Лидочка?..
Стряслось бедствие. И название этому бедствию — Дело. Оно расследуется уже пять лет. Уже обошло все судебные и апелляционные инстанции — от Гражданской и уголовной Палаты до Правительствующего Сената. А бумаг в этом деле накопилось столько, что их «из присутствия в присутствие на ломовом возят»!
Но что за дело? Неужели Кречинский попался-таки на судейский крючок? О, нет! Дело — как ни странно — зовется делом Муромских. Следствие ведется против Лидочки. Ее подозревают! И в чем же?! В том, во-первых, что она знала о намерении Кречинского обокрасть Муромского. Во-вторых — оказала ему в этом помощь. И в-третьих — эту преступную помощь она оказала ему потому, что состояла с ним в противозаконной любовной связи.
Но это же бред!.. Неужели же российские чиновники — «Начальства», «Силы» и «Подчиненности», как их классифицировал автор пьесы в разделе «Действующие лица», — не видят, сколь далеки эти подозрения от сути дела? Или они законченные идиоты?! ан нет — светлые головы! И это лучше других понимает прожженный, но по-своему благородный игрок Кречинский. «С вас хотят взять взятку — дайте; последствия вашего отказа могут быть жестоки», — предупреждает он Муромского в письме, присланном еще в начале следствия. Возможность урвать крупную взятку — вот в чем вся суть дела для судейских крючкотворов.
Именно с этой целью они и поворачивают следствие против дочери Муромского. С Кречинского ведь взять нечего. Впрочем, «взять» с него попытались: ему было «сделано предложение учинить некоторые показания касательно чести» Лидочки. Но Кречинский не согласился.
Однако Лидочку это не спасло. «Нужные» показания дали Расплюев и повар Муромских.
И вот теперь наступают те «жестокие последствия», о которых предупреждал Кречинский. Лидочку уже с головой втянули в дело — ей уж «очные ставки хотят дать». И с кем! С поваром Петрушкой, с мошенником Расплюевым, да еще на предмет ее прелюбодейной связи с Кречинским!
Со всех сторон Муромского убеждают поклониться «Ваалову идолу» — Чиновнику, — принести ему
