Патриция Хэган
Цвет ночи
(Любовь навеки)
Роза царствует только летом,
Маргаритка не умирает никогда.
1
Женщины окружили Идэйну О'Нил. Каждая старалась сказать ей какие-то ободряющие, успокаивающие слова. Голоса звучали негромко, почти благоговейно, а она корчилась и стонала в родовых муках.
– Все будет хорошо, вот увидишь, – уговаривала ее повитуха Клара О'Тул, – и с тобой, и с ребенком, ты только не волнуйся. Знаешь, сколько я их приняла таких – тоже не торопились родиться, а в конце концов выскакивали здоровенькие, как огурчики.
«Но они не были, как этот, зачаты в грехе», – горестно подумала Идэйна. Клара не знала, никто ничего не подозревал, но – Боже милосердный, прости ее! – сама-то она знала, чей ребенок так отчаянно противится, не желая покидать ее утробу. Это не был ребенок ее мужа!
Карлин О'Нил сидел на крыльце бревенчатой хижины и ждал, когда наконец его жена разродится. Он смотрел на свою землю, на высокие сосны, зелеными часовыми выстроившиеся до самого гребня горного хребта и еще дальше. Руки его, праздно лежавшие на коленях, ритмично сжимались и разжимались в волнении. Тучи, густеющие на юго-востоке, предвещают дождь, – вероятно, уже к ночи, – а он тратит время попусту! У него были совсем другие планы, он хотел убрать за день все зерно и вовсе не собирался торчать тут без дела, ожидая, когда Идэйна родит ребенка.
Карлин покачал головой: ну какая из нее жена для фермера! Что его особенно раздражало, так это мысль о том, сколько хлопот ему стоило заполучить ее. Специально в Дублин за ней посылал – ему ведь хотелось, чтобы в семью его влилась добрая, крепкая ирландская кровь, как у него самого. И заплатил он за невесту хорошую цену. Правда, она была очень недурна собой, тут ничего не скажешь. С этим все в порядке. Но с той самой минуты, как он ее увидел, он понял: уж слишком она хлипкая. Худенькая такая. Целых пять лет ей понадобилось, чтобы забеременеть, и вдруг на тебе: родила девчонку! Это было большое разочарование. В конце концов, у него были свои планы относительно этой сотни акров земли: ему нужно много сыновей – столько, сколько Господь пошлет ему в помощь. От дочек ведь толку никакого, да еще морочь себе голову, как бы поскорее выдать замуж – пускай их мужья кормят.
И надо же, мало того, что девчонку родила, так она вообще на этой девчонке помешалась. Карлин сильно подозревал, что жена нарочно старается больше не беременеть. Он знал, что чай из ягод можжевельника вроде бы предохраняет от беременности, – так вот, он этих ягод несколько банок в погребе нашел. Выкинул, конечно, – на всякий случай.
И вот наконец на этот раз, почти через семь лет, она вдруг повела себя так, как будто хочет еще ребенка. Стала приходить к нему в постель каждую ночь. Так что теперь-то уж он настроился на мальчика. Но если только опять девчонка… нет, он и думать не хотел о такой возможности!
Честно говоря, если она не родит ему сына, он не уверен, что будет и дальше с ней жить. Романтические чувства тут ни при чем. Видит Бог, он слишком занят постройкой фермы, чтобы забивать себе голову всякой ерундой. Работать и жить по Святому Писанию, растить сыновей в помощь себе и для продолжения рода – вот что Карлин считал важным в этой жизни, и это было все, чего он хотел.
Вообще-то жаловаться ему особенно не на что. Идэйна была послушна и даже не пыталась пререкаться или пилить его. Она старалась не путаться у него под ногами, но все всегда было вовремя постирано, починено, и готовила она, надо сказать, тоже хорошо. В постели была покорна, только у нее постоянно находился предлог, чтобы допоздна не ложиться, так что, когда она наконец укладывалась, он уже спал. Может, действительно, избавиться от нее и жениться на другой, пока еще не поздно, – чтоб осуществить свои мечты? Он бы это сделал без сожаления.
Ну, а сейчас он просто хотел, чтобы все это мучение поскорее кончилось и можно было отправиться в поле.
Дули О'Нил понимал, что брат его не в духе, и не знал, стоит ли затевать с ним разговор. Они сидели рядом на крыльце. Замкнутый по натуре, Карлин терпеть не мог, когда другие – «благодетели», как он презрительно называл их, – вмешивались в его дела. А Дули было трудно сдерживать свои чувства. Каждый раз, когда до них доносился крик Идэйны, это было ему как ножом по сердцу.
Не в состоянии дольше молчать, он выдавил из себя улыбку и, стараясь, чтобы голос его звучал беспечно, шепнул брату:
– Может, хлебнем по глоточку? Хочешь, я принесу?
На мгновение лицо Карлина оживилось, но, увидев лошадь, запряженную в легкую двухместную коляску, он с сожалением сказал:
– Звучит заманчиво, но, если Эдди Мак-Кейб учует, что от меня в такой день пахнет виски, разговорам конца не будет.
Следуя за его взглядом, Дули оглянулся – и с трудом удержал стон: он тоже узнал коляску Мак- Кейбов.
– О Господи, что она тут делает? Надеюсь, ты за ней не посылал?
Карлин присвистнул.
– Ты что – рехнулся? Никто никогда не посылает за Эдди. Такая уж она есть – всегда тут как тут. Вечно сует свой нос в чужие дела.
Минутой позже коляска уже въезжала во двор. Несмотря на недовольство, вызванное ее появлением, братья не могли удержаться от улыбки, когда из коляски вылез Клинт, двенадцатилетний пасынок Эдди. Мальчик помахал им рукой и, обогнув хижину, помчался к ручью.
