— Только не смеши меня, — проворчала драконица. — Ты же знаешь, что я должна обрести какую- нибудь определенную форму, чтобы на тебя дунуть. Я же вовсе не намерена этого делать. А теперь принимайся за джем! И убирайся отсюда.
После того как Эши ушел, Рапсодия решила заняться переводом документов, привезенных Акмедом, как она ему и обещала.
— Я забыла тебе сказать об одной важной вещи, Элинсинос, — проговорила она, внимательно изучая манускрипты и переписывая музыкальные ноты. — Я просила моего друга Акмеда весной прийти сюда.
Драконица повела могучими плечами.
— Ты рассказала ему, где мое логово?
— Нет, — быстро ответила Рапсодия, — я бы никогда так не поступила без твоего разрешения. Я сказала ему, чтобы он пришел к Тарафелю, а я своим голосом приведу его к месту нашей встречи. Он способен следовать за звуком своей именной ноты, если я начинаю ее напевать. И хочу сразу тебя предупредить: мы с Акмедом часто спорим, так уж у нас повелось, но он никогда не причинит мне вреда. Поэтому, если мы начнем ругаться, когда встретимся, пожалуйста, не вмешивайся. Я бы не хотела, чтобы он сгорел возле собственного костра.
— Очень хорошо, — нежно пропел ветер в пещере, но было ясно, что у Элинсинос есть свое мнение по данному вопросу.
Так они и проводили время, испытывая удовольствие от общества друг друга: драконица наслаждалась своим сокровищем, королева намерьенов переводила документы, а потом она поняла, что в них содержится. Дрожащими руками Рапсодия сложила манускрипты и спрятала их в металлическую шкатулку. К горлу подступила тошнота, но сейчас она была вызвана вовсе не беременностью.
— О добрый Единый Бог, — прошептала она.
26
Когда Эши приблизился к противоположному от логова драконицы берегу замерзшего озера, его охватило неприятное ощущение, которое распространилось от спины к кончикам пальцев. Через мгновение оно исчезло.
Эши остановился на скрипучем снегу и резко обернулся, он узнал вибрации и теперь искал их источник, но в древнем лесу было пусто. Темная зелень хвойных деревьев являла собой яркий контраст с голыми ветками, на которых еще оставались мертвые коричневые и порыжевшие листья, но вскоре и их унесут холодные зимние метели. Да и уже сейчас по высокому берегу озера гулял ледяной ветер.
— Где ты, Ллаурон? — требовательно воззвал король намерьенов.
Ответа не последовало, лишь ветер гнал снег по гладкому льду озера.
Рассерженный Эши выхватил из ножен свой меч. Кирсдарк, клинок стихии воды, похожий на пенящиеся волны моря, ожил в его руке и засиял гневом, отразив настроение Эши. Он поднес лезвие к глазам и сквозь него посмотрел на окружающий ландшафт.
Мир за бегущими по клинку волнами был тусклым и плоским, словно надпись на могильной плите, которую сровняло время, и лишь ручейки, бежавшие по трещинам и полустершимся буквам, делали их видимыми. Так и взгляд Эши, проходя сквозь лезвие меча, различал стихийные формы, парящие над кронами деревьев и невидимые для обычного человеческого глаза.
Огромное, серебристо-серое, как ветви клена, тело дракона зависло в воздухе неподалеку от него.
— Я вижу тебя, отец, — сердито сказал Эши. — Ты можешь себя показать.
Раздался тихий вздох разочарования.
— С тобой никогда не имело смысла играть в прятки, — раздался звучный баритон, легкий и мелодичный. — Твое драконье чутье отличалось остротой даже в те времена, когда ты был ребенком. И если тебе требовалось больше нескольких секунд, чтобы меня найти, мы оба знали, что ты просто хочешь мне польстить.
— Я уже давно вырос из подобных игр, — с горечью сказал Эши, убирая Кирсдарк в ножны. — Три года назад я сказал тебе, чтобы ты оставил в покое мою жену и вообще всю мою семью. Однако ты появился именно здесь, рядом с логовом Элинсинос, воспользовавшись своим умением мгновенно перемещаться при помощи стихий. Какое совпадение! Что тебе нужно?
— Ничего плохого, уверяю тебя, — ответил Ллаурон, но в его голосе появилось легкое раздражение. — И не нужно грубить. Я твой отец, Гвидион. Во всяком случае, был отцом, пока оставался человеком.
— Но ты с радостью отказался от своей человеческой сущности ради пустого бессмертия, — заявил Эши, натягивая перчатки из шкуры ягненка. — И с легкостью пожертвовал покоем моей жены — ее до сих пор иногда терзают кошмары при воспоминании о том, как она по твоему настоянию «тебя сожгла» на том фальшивом костре при помощи вспышки звездного огня. Я сказал тебе тогда, и повторяю сейчас: держись от Рапсодии подальше. Она дорого заплатила за твой переход в новую форму, и я намерен проследить, чтобы ей больше не пришлось из-за тебя страдать.
— Твоя жена давно простила меня, Гвидион, — промолвил голос.
Воздух над деревьями задрожал, меняя цвет и уплотняясь, а потом на этом месте возник огромный туманный змей с переливающейся чешуей цвета гаснущих угольков, мерцающей серебряными и золотыми бликами. Огромные крылья были сложены и прижаты к бокам, так что дракон очень походил на громадного змея длиной более ста футов от ноздрей до хвоста, из которого торчали острые шипы.
— Как жаль, что ты так и не сумел последовать ее примеру.
— Меня гораздо больше, чем Рапсодию, заботит ее благополучие, — угрюмо заметил Эши, глядя в ближайший фасеточный глаз огромного эфирного дракона с вертикальным разрезом зрачка. Лишь немногие люди могли смотреть в такие глаза и не утонуть в них навсегда, но Эши, в жилах которого текла кровь дракона, спокойно встретил этот взор. — И я буду охранять Рапсодию от всех неприятностей и тревог, я не хочу, чтобы ты ею манипулировал, как уже делал множество раз. Так что отправляйся по своим делам, Тебя здесь никто не ждет.
Ветер пронесся по поляне, взметнув облачко пушистого снега, и вновь поднялся к верхушкам деревьев.
Наконец дракон заговорил, и в его голосе звучала глубокая печаль:
— Значит, ты не позволишь мне видеться с моим внуком?
Эши вздохнул.
— Так вот о чем речь? Тебя интересует наше дитя. Но почему? Какое тебе до него дело? Если я не ошибаюсь, у тебя был ребенок, но он служил лишь инструментом для достижения твоих целей. Какие цели у тебя теперь, Ллаурон? Мне казалось, что подобные устремления исчезнут вместе с прахом человеческого тела, которое сгорело на костре, когда ты убедил мою не ведающую о твоих истинных намерениях жену призвать звездный огонь, чтобы ты смог трансформироваться в форму стихии. Неужели тебе нечем занять себя теперь, когда ты превратился в ветер, землю, воду и эфир, в чистую
— Похоже, ты всегда считал, что во мне нет ничего, кроме желчи. — Ллаурон лениво расправил прозрачные крылья. Они, словно туман, не встретив ни малейшего сопротивления, прошли сквозь ближайшие ветви деревьев. — Наверное, мне нечего тебе возразить. Но неужели ты не можешь представить, Гвидион, что в моем возрасте хочется тех же радостей, которые испытывают другие будущие дедушки, — знать о благополучии своих потомков?
Из горла Эши вырвался глухой кашель, больше похожий на рычание.
— Да, не могу, — коротко бросил он. — Ты говоришь, что хочешь быть дедушкой?
— Конечно. — Дракон взмахнул крыльями, и воздух наполнился падающей листвой. — Внуки — это второй шанс обрести счастье, потерянное нами в начале жизни, Гвидион. Я ужасно хочу поближе узнать тех, в чьих жилах течет моя кровь. Если ты хоть что-то знаешь о нашей расе, тебе должно быть известно, что дракон выше всего ценит свое потомство.
— Да, мне это очень хорошо известно, — ответил Эши, вставая так, чтобы оказаться между эфирным драконом и тропой к логову Элинсинос. — И поскольку я и сам ставлю свое потомство выше всего остального, то сделаю все, чтобы избавить мое дитя от безжалостных манипуляций одного из его ближайших родственников. Я не хочу, чтобы ребенок чувствовал себя бесполезным, жалким или проклятым. Мне эти ощущения слишком хорошо знакомы благодаря моему чудесному детству. Я не допущу, чтобы мой
