— А Хитклиф?
— Ну, двадцать лет он мучился сам и мучил других. Он как мог мстил обеим семьям и под конец всеми правдами и неправдами завладел обоими имениями. Он чуть не помешал моей хозяйке выйти за Гэртона, сына Хиндли — этот злодей не мог примириться с тем, что дети его старых врагов будут счастливы. Но он умер раньше, чем сумел осуществить свой замысел. Мисс Кэти являлась ему после смерти (мистер Локвуд свидетель) и сжила-таки его со свету, и теперь они лежат в одной могиле. А другие говорят, якобы они и не в могиле вовсе, а по-прежнему бродят в пустошах. Миссис Дин покачала головой и тронула уголок глаза, словно смахивая слезу.
— И всё?
— Всё. Кроме того, что мистер Локвуд вернулся и собирается жениться на моей хозяйке, так что, слава Богу, она не останется одна-одинёшенька после моей смерти.
Вдруг старушка изменилась в лице и повернула голову набок, поближе ко мне. На этот раз слёзы и впрямь текли по её щекам.
— Мистер Локвуд меня простил. А вы?
Я ждала подобного вопроса (хотя и не в такой форме), поэтому ответ приготовила заранее.
— Мне нечего вам прощать. Меня эти события не затронули. Но я могу высказать своё мнение, особенно теперь, когда вы рассказали всю историю до конца. — Я похлопала старушку по руке. — Я уверена, что вы поступили правильно.
Она с усилием приподнялась над подушкой и сощурилась на Эмили.
— А вы, мисс? Такая мрачная и молчаливая в углу? Что думаете вы?
Эмили без улыбки ответила:
— Извините, но я не думаю, чтобы вас в самом деле интересовало моё мнение.
Миссис Дин направила на Эмили указующий перст.
— Выйдите на свет, чтобы мне вас рассмотреть.
Эмили без колебаний встала и придвинула стул к кровати, напротив меня, так что свет из окна теперь падал прямо ей в лицо.
Несколько секунд миссис Дин молча её изучала.
— Ах, ах! — воскликнула она наконец и выразительно прищёлкнула языком. — Возможно, вы правы. Может быть, мне и впрямь не стоит выслушивать ваше мнение. Иногда молчание лучше. — Покачав головой, она закрыла глаза.
Она больше не открывала их и не говорила. Через минуту-другую я встревожилась и посмотрела на Эмили.
Та безучастно пожала плечами. В комнату вошла миссис Эрншо и ласково похлопала миссис Дин по плечу. Старушка приподняла веки, но не проронила ни слова.
— Вы утомлены, Нелли? Она устала, — тихо обратилась к нам хозяйка Скворцов. — Оставим её одну. Сейчас она, скорее всего, начнёт заговариваться. Позвольте пригласить вас вниз и предложить чаю.
— Это кто начнёт заговариваться, барышня? Я? — резкий голос заставил нас вздрогнуть. — Да у меня сегодня утром больше разумения, чем у вас в лучший ваш день!
Миссис Эрншо улыбнулась нам.
— Ладно, так в чём дело, Эллен?
— Только в том, что я должна ещё передать письмо.
— Мисс Бронте здесь; они ждут.
Миссис Дин положила руку на пачку жёлтых листков. Дрожащим, но уверенным жестом она протянула её вперёд.
— Вот, — сказала она, — по справедливости оно должно достаться вам.
Эмили взглянула на меня и слегка улыбнулась моему нескрываемому изумлению, потом поклонилась и взяла протянутую ей рукопись.
— Да, — сказала она. — Я возьму. Спасибо. Она свернула рукопись в трубку, положила в карман и застегнула на пуговицу.
Не глядя больше на Эмили, миссис Дин откинулась на подушку и закрыла глаза.
За чаем мы узнали, что свадьба действительно не за горами, и смогли поздравить участников. Счастливая пара уговаривала нас погостить подольше, потом, отчаявшись, предложила воспользоваться экипажем, но мы отклонили оба предложения, сказав, что погода замечательная и мы предпочтём прогуляться — отсюда до нашего дома, если идти через поля, не более трёх миль.
Мы долго оборачивались и улыбались новым друзьям, которые стояли на пороге и махали нам. Но когда наконец они скрылись из глаз, я не сдержалась и выплеснула наружу переполняющие меня чувства. Мои отношения с сестрой в последнее время безнадёжно испортились, повредить им уже ничто не могло, поэтому я позволила себе удовольствие высказать всё, что накипело в моей душе. Впрочем, как ни остры были мои уколы, они не могли уязвить сестру.
— Эмили, я отказываюсь простить или хотя бы понять твоё поведение! Как ты могла оставить письмо Хитклифа у себя? Ладно бы из вежливости притворилась, что берёшь его у миссис Дин, но потом! Это возмутительно! Ты должна была вернуть его миссис Эрншо или хотя бы предложить; я видела, она этого ждала!
— Вернуть? Разве оно когда-нибудь ей принадлежало? Какое ей дело до Хитклифова письма?
— Спроси лучше, какое дело тебе! Это семейный документ, и должен остаться в семье.
— Разве Эрншо приняли Хитклифа в свою семью? Что-то я о таком не слышала. По-моему, даже после его смерти дело обстоит совсем наоборот. К тому же письмо отдала мне женщина, владевшая им на протяжении последних шестидесяти лет; она единственная из живущих имеет право им распоряжаться.
Но я упрямо продолжала:
— А как ты вела себя с милой старушкой! Жестоко, иначе не назовёшь! Как могла ты отказать ей в желанном утешении, которое ничего бы тебе не стоило!
Эмили фыркнула.
— Эта «милая старушка» лгала.
— Что?!
— Кривила душой. Лгала. Ты знаешь, что это значит: говорила неправду.
— О чём же, скажи на милость? Она созналась в своей лжи; это больше не ложь.
— А, ты про спрятанное письмо. Я не об этом.
— О чём же, в таком случае?
— Я говорю о её изложении
— Но что же здесь неправда? Миссис Дин тайно спрятала письмо; всё остальное происходило прилюдно. Хитклиф любил и проиграл. Кэти умерла, родив дочь Кэтрин. Хитклиф расправился с врагами. Где тут место для лжи?
— Это не вся история.
— О чём ты?
— Есть другая история, которую нельзя рассказать.
Я остановилась и топнула ногой.
— Когда ты не оскорбляешь своих друзей, ты доводишь их до умопомешательства своими загадками!
— Ладно, мисс Гордячка Бронте, я скажу прямо. Кэти не умерла в ту ночь, когда родился ребёнок.
— Какая нелепость! Рождения и смерти регистрируются!
— Записи можно подделать. Не забывай, что Эдгар Линтон был магистратом!
С минуту я молчала и переваривала услышанное.
— Ладно, пусть она не умерла, пусть записи подделали, но тебе-то откуда это известно?
— Мне рассказал тот, кто узнал из первых рук.
— Кто? Эмили, скажи мне!
— А почему я должна говорить? Чтобы ты потом обзывала меня дурочкой?
— Ну и как хочешь.
Мы пошли дальше. От сдерживаемых слёз я почти не видела дороги и поэтому старалась не терять из
