опустел как раз тогда, когда стрелять стало опасно: Милк-Ривер был уже слишком близко к двери.
Бросив винтовку, я побежал к лошади и верхом помчался на помощь к моему ненормальному помощнику.
Он в ней не нуждался. Когда я подъехал, все было кончено.
Дулами револьверов он выгонял из дома еще одного мексиканца и Жука Рейни.
— Весь улов, — сообщил он. — Больше никого не нашлось.
— А ты что тут делаешь? — спросил я Рейни.
Но кокаинист лишь потупился угрюмо и ничего не ответил.
— Мы их свяжем, — решил я, — а потом поглядим, что еще тут есть.
Вязал главным образом Милк-Ривер, как более опытный в обращении с веревкой. Он уложил парочку на землю, примотал спиной к спине, и мы занялись осмотром.
Кроме разнообразного оружия и более чем достаточного запаса патронов, ничего увлекательного мы не могли обнаружить, пока не набрели на массивную дверь в цоколе главного здания, запертую перекладиной с висячим замком.
Я нашел ржавый обломок кирки и сбил замок. Потом мы сняли перекладину и распахнули дверь.
Из душного темного подвала к нам устремились люди. Семеро мужчин — и лопотали на разных языках.
Мы остановили их револьверами. Они затараторили громче, возбужденнее.
— Тихо! — рявкнул я.
Они сообразили, что от них требуется, даже если не знали слова. Галдеж смолк; мы оглядели их. Все семеро были похожи на иностранцев, и притом не мирных — вполне разбойничья компания.
Мы с Милк-Ривером сперва попробовали с ними по-английски, потом по-испански — сколько сумели наскрести вдвоем. Обе попытки снова вызвали галдеж, но не английский и не испанский.
— Еще что-нибудь знаешь? — спросил я у Милк-Ривера.
— Чинук[6] только остается — больше ничего.
Это вряд ли могло помочь. Я попытался вспомнить несколько слов из тех, что сходили у нас в экспедиционном корпусе за французские.
«Que desirez-vous»[7] вызвало радостную улыбку на толстом синеглазом лице.
Я уловил: «Nous allons aux Etats-Unis»[8], а дальше он затрещал так, что вникнуть не было никакой возможности.
Интересно. Игнасио не сказал гостям, что они уже в Соединенных Штатах. По-видимому, с ними легче было управляться, пока они думали, что находятся в Мексике.
— Montrez-moi votre passeport[9].
Синий глаз залопотал протестующе. Ясно: им сказали, что паспорта не потребуются. Потому они и платили за переход через границу, что им было отказано в паспортах. — Quand etes-vous veni ici?[10]
Hler означало «вчера» — вне зависимости от того, чем это слово сопровождалось. Выходит, Большой Игнасио перевез их через границу, засунул в подвал и прямиком отправился в Штопор.
Мы снова заперли иммигрантов в подвале, присовокупив к ним мексиканца и Жука Рейни. Рейни ревел белугой, когда я отнимал у него кокаин и шприц.
— Огляди потихоньку местность, — сказал я Милк-Риверу, — а я пока что усажу твоего покойника.
К возвращению Милк-Ривера мертвый мексиканец устроился у меня удобно: развалясь на стуле недалеко от фасадной двери главного здания, спиной-ж стене, в надвинутом на глаза сомбреро.
— Вдалеке кто-то пыль поднимает, — доложил Милк-Ривер.
— Не удивлюсь, если до темноты у нас появится общество. Темнота, и густая, держалась уже час, когда они прибыли. Мы успели поесть, отдохнуть и были готовы к встрече.
В доме горел свет. Там сидел Милк-Ривер и тренькал на мандолине. Свет из открытой двери неясно очерчивал мертвого мексиканца — статую спящего. Позади него, за углом, вплотную к стене лежал я, высунув только голову.
Мы услышали гостей задолго до того, как смогли их разглядеть. Две лошади, топоча за десятерых, приближались резвой рысью.
Игнасио с такой силой осадил свою, что она поднялась на дыбы, и не успели опуститься на землю ее передние копыта, как мексиканец, соскочив с седла, уже занес ногу над порогом. Второй всадник не отставал от него.
Бородатый Игнасио увидел мертвеца. Он кинулся к нему, взмахнул хлыстом и гаркнул:
— Arriba, piojo![11] Мандолина в доме смолкла. Я вскочил.
Бородатый удивленно раскрыл рот.
Его хлыст задел пуговицу покойника, зацепился, и петля на рукояти задержала запястье. К поясу потянулась другая рука.
Я уже час держал револьвер. Я был близок. Я мог не торопясь выбрать цель. Когда рука мексиканца дотронулась до револьвера, я прострелил ему и руку и бедро.
Пока он падал, я увидел, как Милк-Ривер ударил второго револьверным стволом по затылку.
— А мы вроде неплохо сработались, — сказал мой загорелый помощник, нагнувшись, чтобы подобрать неприятельское оружие.
Громогласные проклятия бородатого затрудняли нашу беседу.
— Которого ты оглушил, я суну в погреб, — сказал я. — Следи за Игнасио — вернусь, мы его перевяжем.
Оглушенный очнулся только тогда, когда я проволок его полдороги до подвала. Остальную часть дороги я подгонял его револьвером, потом пинком отправил внутрь, пинками отогнал остальных арестантов от двери, закрыл ее и запер перекладиной.
Когда я вернулся, бородатый перестал шуметь.
— За тобой кто-нибудь едет? — спросил я, опустившись возле него на колени, и перочинным ножом принялся разрезать на нем штанину.
Вместо ответа я услышал разные сведения о себе, о моих родителях и моих повадках. Все оказались неверными, зато колоритными.
— Язык ему, что ли, к ноге примотать? — предложил Милк-Ривер.
— Пускай покричит!
Я снова обратился к бородатому:
— На твоем месте я бы ответил на этот вопрос. Если наездники X. А. Р.а прискачут за тобой сюда и застанут нас врасплох, руку даю, что тебя линчуют.
Он об этом не подумал.
— Si, si… Пири и его люди. Они sequir — mucha rapidez![12]
— Кроме тебя и этого второго, у вас кто-нибудь остался?
— Нет! Ningun![13]
— Милк-Ривер, попробуй разведи перед домом костер побольше, а я тут кровь остановлю этому гусю.
Парень посмотрел на меня разочарованно:
— Что же, мы им и засады никакой не сделаем?
— Нет, если не возникнет необходимость.
Пока я накладывал мексиканцу жгуты, Милк-Ривер развел исполинский костер, который освещал и дома, и почти всю впадину вокруг них. Я собирался отправить Игнасио с Милк-Ривером в дом — на случай, если не смогу сговориться с Пири. Но не успел. Едва я начал объяснять мой план Милк-Риверу, как из темноты донесся бас Пири:
— Руки вверх, эй, вы!
— Спокойно! — предостерег я Милк-Ривера и встал. Но рук не поднял.
— Представление окончено, — крикнул я в темноту. — Подъезжайте.
Прошло десять минут. На свету появился Пири. Его квадратное лицо было угрюмо и покрыто