— Ух! — Он не воспринимал меня всерьез. — И что потом?

— Не знаю. Но взвесьте все как следует, Эйнарссон. Я на­меренно поставил себя в такое положение и вынужден буду идти до конца, если вы не уступите. Я успею убить вас, прежде чем вы что-то предпримете. И я сделаю это, если вы сейчас же не отдадите корону Грантхему. Понятно? Я буду вынужден. Наверное, — или, вероятно, так оно и будет, — ваши ребята потом рассчитаются со мной, но вы будете уже трупом. Если я сейчас отступлю, то вы наверняка застрелите меня. Поэтому отступать мне некуда. А если ни один из нас не захочет пойти навстречу друг другу, тогда конец обоим. Я за­шел слишком далеко, чтоб теперь колебаться. Вы должны сделать уступку. Подумайте над этим.

Он подумал. С его лица сошло немного краски, и задерга­лась щека. Я помог ему — немного отвернул плащ и показал ствол пистолета, который в самом деле держал в руке. У меня был неплохой шанс — Эйнарссон не захочет рисковать жиз­нью в час своего триумфа.

Полковник пересек возвышение, шагнул к столу, за ко­торым сидел рыжий, грубо согнал его с места и, перегнувшись через стол, заревел в зал. Я стоял немного сбоку и сзади него, тюэтому никто не мог встать между нами.

Целую долгую минуту после того, как смолк рев пол­ковника, никто из депутатов не произнес ни единого слова. Потом один из контрреволюционеров вскочил с места и злоб­но выругался. Эйнарссон ткнул в него пальцем. Два солдата оторвались от стены, заломили депутату руки за спину и потянули его прочь. Еще один депутат поднялся, начал было говорить, но и его вывели. После того как из зала удалили пятого оратора, все успокоились. Эйнарссон поставил вопрос и получил единодушный ответ.

Он повернулся ко мне; его взгляд перебегал от моего лица к плащу.

— Дело сделано, — проговорил наконец полковник.

— Коронацию начнем немедленно, — приказал я. Большую часть церемонии я проворонил, ибо не спускал

глаз с полковника. Но вот Лайонела Грантхема наконец официально провозгласили Лайонелом Первым, королем Муравии. Мы с Эйнарссоном приветствовали его величество, или как оно там называется, и я отвел офицера в сторону.

— Нам надо прогуляться, — сказал я. — Не делайте глупо­стей. Выведите меня через боковую дверь.

Теперь он повиновался уже без напоминания про пистолет Эйнарссон рассчитается со мной и Грантхемом тихо; он убе­рет нас без лишней огласки, если не хочет, чтоб на нега, усмехаясь, показывали пальцем — вот человек, у которого отобрали трон на глаЗах у его армии

Мы обогнули правительственный дом и вышли к отелю «Республика», не встретив никого из знакомых. Все население города собралось на площади. В отеле тоже никого не было. Я заставил полковника подняться на лифте на мой этаж и подвел его к своему номеру.

Я нажал на дверную ручку — дверь была незаперта — и приказал ему войти первым. Он толкнул дверь и остановился на пороге.

На моей кровати сидела Ромен Франкл и пришивала пуго­вицы к одному из моих костюмов.

Я втолкнул Эйнарссона в комнату и запер дверь. Ромен посмотрела на него, потом на пистолет в моей руке — теперь не было надобности его прятать — и с деланным возмущением проговорила:

— Ох, ты до сих пор его не кокнул!

Эйнарссон напрягся. Теперь мы были не одни — его уни­жение видел посторонний человек. Он мог на что-то решиться. Надо было вести себя с ним жестко, — а может, и наоборот. Я ударил носком ботинка его по ноге и рявкнул:

— Пройди в угол и сядь там.

Он повернулся ко мне. Я ткнул ему в лицо дуло пистолета, чуть не разбив губу. Он пошатнулся, и я ударил его свободной рукой в живот. Полковник начал хватать ртом воздух. Я толк­нул его к стулу в углу.

Ромен засмеялась и погрозила мне пальчиком:

— А ты настоящий головорез!

— Что же мне остается делать? — возразил я, говоря это преимущественно для своего пленника. — Если бы его кто-то увидел, то подумал бы, что имеет дело с героем. Я прижал его и заставил отдать корону парню. Но у этой пташки до сих пор есть армия, а поэтому и правительство в его руках. Я не могу его отпустить, иначе и я, и Лайонел первыми лишимся голов. Мне еще неприятнее бить его, чем ему терпеть мои удары, но тут уж ничего не поделаешь. Надо, чтобы он был послушным.

— Ты поступаешь с ним неправильно, — проговорила она. — Ты не имеешь права так поступать. Единственная услуга, которую ты можешь оказать этому человеку, — это пере­резать ему горло, по- джентльменски.

— Ах ты… — У Эйнарссона снова прорезался голос.

— Молчать! — прикрикнул я на него. — А то схлопочешь по шее!

Он вытаращился на меня, а я спросил у девушки:

— Что нам с ним делать? Я бы рад был перерезать ему глотку, но дело в том, что армия может за него отомстить, а я не люблю, когда армия мстит.

— Отдадим его Василие, — сказала девушка, спуская ноги с кровати и вставая. — Тот знает, что делать.

— Где он?

— Наверху, в номере Грантхема. Досыпает. — Потом так, будто между прочим, словно и не думала об этом, она спроси­ла: — Так вы короновали парня?

— Да, я его короновал. А ты хотела посадить на трон Василие? Хорошо! Мы согласны отречься — за пять милли­онов американских долларов. Грантхем вложил в это дело три миллиона и заслуживает прибыли. Его избрали депутаты. Среди них у него нет настоящей поддержки, но он может добыть ее у соседей. Учтите это. Найдутся несколько стран — и не за тысячи миль отсюда, — которые с радостью пошлют войска, чтоб поддержать законного короля в обмен на какую-нибудь уступку. Да, Лайонела Грантхема нельзя назвать без­рассудным. Он считает, что вам лучше иметь королем кого-то из местных. Он просит только скромной компенсации от правительства. Пять миллионов — это не много, и он готов отречься хоть завтра. Передай это своему Василие.

Она обошла меня так, чтоб не загораживать от меня полковника, встала на цыпочки, поцеловала в ухо и проворко­вала:

— Ты и твой король — разбойники. Я возвращусь через несколько минут. — И вышла.

— Десять миллионов, — произнес Эйнарссон.

— Теперь я не могу вам верить. Вы заплатите, когда нас поведут на расстрел.

— А вы верите этому хряку Дюдаковичу?

— У него нет причин ненавидеть нас.

— Они у него будут, если кто-то скажет ему про вас с Ромен.

Я засмеялся.

— А кроме того, разве он может быть королем? О! Чего стоят его обещания заплатить, если он не будет иметь положения, которое позволяет платить? Допустим даже, что я по­гибну. Что он будет делать с моей армией? О! Вы видели этого хряка? Ну какой из него король?

— Не знаю, — ответил я искренне. — Мне сказали, что он был хорошим министром полиции, ибо, когда дела шли плохо, это нарушало его покой. Может, по той же самой причине он будет и хорошим королем. Как-то я его видел. Это человек-гора, но ничего смешного в том нет. Он весит тонну, а движется почти неслышно. Я побоялся бы проделать с ним такую штуку, какую провернул с вами.

Унижение заставило солдата вскочить на ноги. Он казался очень высоким и стройным. Его глаза пылали, а губы сжались в узенькую полоску. Он явно собирался причинить мне немало хлопот, прежде чем я избавлюсь от него.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Василие Дюдако­вич, и вслед за ним — девушка. Я улыбнулся жирному мини­стру. Тот солидно кивнул. Его маленькие темные глазки пере­бегали с меня на Эйнарссону.

Девушка сказала:

— Правительство отдаст Лайонелу Грантхему четыре мил­лиона долларов, американских. Он сможет

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату