Том 3. Оказион

Покорным зверем
и кровожадным
толпа свои круг
непроходимый кружит…
Поет бряцанье,
чад чернится,
тела смыкая,
следы ровняя
шагов спешащих.

Петух трикраты возвестил
зарю ненастья.
Раздумные пробрались облака
по сети серой
на трон разрушенный восхода.
И белый свет мелькнул
и стал рассеиваться
по небу,
по земле,
все тайные углы светя
и раздирая слипшиеся рты
сонливой совести.
Огни костров, старея, меркнут,
и Петр ушел от Каиафы,
в тенях презренья,
униженно-согбенный,
цепляющим раскаяньем
надрываясь.
Послушная толпа
избитого Христа
к Пилату повела.

* * *

Равви! Равви!

Один Иуда…
С тоскою страшной,
страшнее пытки.
Белый свет
точит,
точит
душу.

Рассвет не посулит,
рассвет лишь распахнет Ничто
на месте Рая.
О, этот свет точащий!

Все проглядел глаза,
искал узреть сиянье,
ночь рассвечал
и в тишине дрожащей,
впивая Песней Песнь,
внимал своей мечте.
Распято время.
Распластаны его движенья…
Бегите! бегите мгновенья!
Завесу распахните
— хоть на каплю, —
— хоть на песчинку —
Зажгите солнце новое!

Мозг свинцовым плавом
повис и давит череп.
Змеиными клубками
душат думы сердце,
Одни…

Распни! Распни!

Иуда задохнулся.
Под верным лезвием
гремящей правды…
— умрет —
— сгниет —
Христос Иуде равен —
в Нем человек посеян —
И человека предал человек.

Распни! Распни!

Дай ответ мне, Иегова!
Ты подымал меня
на облака Синая,
и Новую скрижаль