неуклонно наращивала свою мощь, а… японская армия… совершенно не была готова к военным действиям с Советским Союзом»[249]. [Вскоре Люшкова перевезли на самолете в Токио. В японской столице его вначале передали в распоряжение специального отдела безопасности Министерства внутренних дел, а затем вновь вернули военным разведчикам. Для уединенного и безопасного проживания бывшему чекисту был выделен небольшой особняк в токийском районе Кудан. Допросы Люшкова продолжились. Теперь их вели сотрудники специальной группы, состоявшей из представителей военной разведки и иностранного отдела МВД (главным образом специалистов по Советскому Союзу). В даль нейшем эту группу в донесениях японского разведывательного сообщества стали именовать «конторой Кудан», по месту ее постоянного нахождения[250].
Представленные Люшковым сведения позволили руководству; Страны восходящего солнца по-иному взглянуть на планы своего; западного соседа. Японские историки свидетельствуют: данные, бывшего чекиста о том, что Советский Союз намерен дождаться: момента, когда Япония истощит свои силы в борьбе с Китаем, а; затем осуществит нападение на нее, во многом изменили внешне; политические и военные планы императорской Японии.
Самыми насыщенными оказались показания Люшкова, связанные с деятельностью органов НКВД. Он рассказал японцам об организационной структуре советских органов госбезопасности, о формах агентурно- оперативной работы, отдельных моментах деятельности советской агентуры в Маньчжурии, Корее, Китае и отчасти в Японии. Подробных списков советских закордонных агентов Люшков не принес, но те обрывочные сведения об агентуре НКВД позволили провести японцам серию арестов среди китайцев, корейцев и маньчжуров — сторонников Советского Союза.
А тем временем в Москве, Харькове и на Дальнем Востоке шли события совершенно иного порядка. Побег Люшкова вызвал настоящую панику среди руководства Наркомвнудела СССР. Ежов позднее писал Сталину, что «решающим был момент бегства Люшкова. Я буквально сходил с ума. Вызвал Фриновского и предложил вместе докладывать Вам. Один был не в силах. Тогда же Фриновскому я сказал: «Ну, теперь нас накажут…» Я понимал, что у Вас должно создаться настороженное отношение к работе НКВД. Оно так и было. Я это чувствовал все время». Слова Ежова подтверждает и начальник 1-го отдела ГУГБ НКВД Дагин, тот, рассказывая своему подчиненному о побеге Люшкова, стал плакать, приговаривая: «Теперь я пропал»[251].
В это же время в Хабаровске шла массовая чистка местных органов НКВД. Вместе с новым начальником краевого УНКВД на Дальний Восток прибыли чекисты, направленные из разных городов СССР — Ленинграда, Москвы, Вологды, Куйбышева и Челябинска. Оказались в «бригаде» Горбача и «северокавказцы» — В.Ф. Дементьев и М.С. Ямницкий. Первый возглавил УНКВД Приморской области, второй стал заместителем начальника УНКВД Дальневосточного края.
В начале июля 1938 года на Дальний Восток с ревизией прибыл первый заместитель наркома внутренних дел М.П. Фриновский. Он прямо «с колес» заявил, чтобы начальники местных УНКВД «в семидневный срок всесторонне подготовились к проведению массовых оперативных мероприятий по изъятию противников Советской власти». По мнению первого зама Ежова «города Дальнего Востока засорены контрреволюционным, а органы НКВД — социально-чуждым элементом… Задача командированных на Дальний Восток чекистов чистить органы НКВД от антисоветского элемента»[252].
В начале июля 1938 года начались аресты «ростовчан» из «команды» бежавшего Люшкова. 2 июля 1938 года был арестован отстраненный от должности еще 13 июня, Г.М. Осинин-Винницкий, 7 июля 1938 года взяли заместителя начальника 4-го отдела УГБ краевого УНКВД А.П. Малахова, затем A.M. Малкевича, М.П. Рысенко, И.Н. Евтушенко, В.П. Крумина. Одновременно чистили и руководство областных управлений НКВД. В июле 1938 года покинули свои посты начальники УНКВД — Амурской области М.И. Говлич, Еврейской АО В.Р. Ларкин, Сахалинской области В.М. Дреков и другие. Вскоре за снятием с должностей последовали аресты и обвинения «в пособничестве врагу народа Люшкову». Так, арестованного начальника пограничных войск УНКВД края Ф.Г. Соколова обвинили в том, что он «…имел близкую связь с Люшковым и способствовал ему в побеге за границу»[253]. 23 июля 1938 года первый заместитель Ежова прибыл во Владивосток. На оперативном совещании Фриновский выразил не) удовольствие работой местного Управления по вскрытию деятельности иностранных разведок, разоблачению троцкистских центров. В своей речи он даже сообщил мнение Сталина о положении в Приморье: «Товарищ Сталин не знает, чей Владивосток: советский или нет». Фриновский потребовал: «Прежде всего ищите заговорщиков среди самих себя»[254]. Одновременно аресты шли и среди работников партийно-советского аппарата ДВК. 22 июля 1938 года арестовали первого секретаря Дальневосточного крайкома ВКП(б) Г.М. Стацевича, 30 июля 1938 года — второго секретаря крайкома партии А.М. Анисимова. Им вменили в вину участие в правотроцкистской организации на Дальнем Востоке, которая ставила своими целями: а) «восстановление в крае контрреволюционной организации, в связи с провалом руководителя организации Варейкиса»; б) «проведение активной вредительской работы по ослаблению военной и хозяйственной мощи края»; в) «подготовка прямой помощи интервентам в случае войны»; г) «осуществление отторжения Дальневосточного края от СССР и создание буферного государства под протекторатом Японии»[255]. Основой для подобных обвинений стали показания, данные бывшими чекистами из «команды» Люшкова.
Власти опасались, что близость границы может спровоцировать на бегство за кордон и других руководителей чекистского ведомства на Дальнем Востоке. Так, для ареста бывшего начальника; УНКВД по Сахалинской области Дрекова был разыгран целый спектакль, чтобы только выманить его на материк. Дреков еще в период «правления» Люшкова, бомбардировал Москву просьбами о переводе его с Сахалина. Он жаловался руководству НКВД: «…пробыть семь лет в таком захолустье тяжело. Аппарат маленький, слабый, а работы много… Еще раз прошу взять меня отсюда в центр»[256] .
Об этом и вспомнили, когда в Москве был уже выписан ордер на арест Дрекова. Была направлена шифрограмма с требованием спешно прибыть в Хабаровск для якобы получения нового назначения. Это насторожило чекиста. В своем ответе он просил объяснить, зачем приезжать в Хабаровск, если его отзывает Москва. Начальник пограничных и внутренних войск УНКВД края Соколов: ответил: визит в Хабаровске будет временным, необходимо «оформить сдачу (дел), чтобы не возвращаться в будущем к старым вопросам»[257].
Но Дреков всячески тянул с отъездом и все пытался вызнать подробности перевода: кто передал вызов, каким будет новое назначение. В Хабаровске началась настоящая паника, когда узнали о выезде Дрекова на охоту, в приграничный район. Вдруг он, как и его бывший начальник, сбежит в Японию.
Желая в очередной раз убедиться в истинности намерений своего руководства, Дреков испросил разрешения на выдачу значительной денежной суммы на личные расходы. Вероятно, решил проверить, если не дадут, значит, его ждет арест. Но в Хабаровске с радостью расстались бы и с еще большей суммой денег, лишь бы только комбриг оставил остров и выехал на материк. Нто вскоре и произошло. 26 сентября 1938 года Дреков был арестован.
Находясь в Японии, Люшков, конечно же, ничего этого не знал. Он мог лишь догадываться о том, что в действительности произошло с его бывшими коллегами по НКВД, близкими и родными (матерью, братом, сестрами и женой).
Автор книги «Портрет тирана» А. Антонов-Овсеенко утверждает, что якобы жена Люшкова и его родители и близкие после страшных пыток на Лубянке были расстреляны [258]. Но архивные источники свидетельствуют о совершенно иной судьбе родных Генриха Самойловича.
Через три дня, после его ухода за кордон, в Харькове (улица Люботинская, дом 7, квартира 4) была арестована мать Генриха Самойловича — Рахиль Люшкова. Пожилая женщина (ей было 70 лет) не работала и находилась на иждивении своих детей. Вместе с Рахилью Самойловной арестовали и сестер Люшкова — Анну (по другим источникам Муру, или Нюру) и Елизавету[259].
Анна Самойловна Люшкова пошла по стопам младшего брата, служила в УНКВД по Харьковской области (вначале экспедитором в отделе связи, затем уполномоченным 12-го отдела (оперативная техника) УГБ УНКВД). Другая сестра, Елизавета, окончив медицинский институт, работала ординатором 1-го
