– Покупатель мне его отдал. Вчера, когда ты ушла.
– Отдал тебе?
– Он, кажется, понимал, что этот бедняга ничего не стоит.
– Между прочим, еще одну девушку убили, – сказала Зейнаб. – Недалеко от Бостона.
Можно было подумать, что она имеет в виду Бостон в Массачусетсе или же Бостон в Линкольншире, но на самом деле она имела в виду Бостон-плейс, рядом со станцией Марилебон.
– Так сколько их всего?
– Уже три. Я куплю вечернюю газету.
Инес стояла у окна-витрины и смотрела на машину, выезжающую на обочину из-за белого фургона. Светло-бирюзовый «ягуар» принадлежал Мортону Фиблингу, который частенько по утрам заглядывал в магазин, чтобы побыть с Зейнаб. Ему не обязательно занимать место на парковке, потому что его водитель стоял наготове у поворота и, завидев полицейского, в ту же секунду мог сорваться с места и свернуть за дом. Мистер Хори взглянул на машину, покачал головой, перебирая правой рукой свою роскошную бороду, и вернулся к себе.
Мортон Фиблинг вылез из «ягуара», без тени улыбки прочитал записку на грязном фургоне и, размахивая полами пальто из верблюжьей шерсти, вошел в магазин, оставив дверь приоткрытой. Он никогда ни с кем не здоровался.
– Я слышал, пролилась кровь еще одной молодой леди.
– Можно сказать и так.
– Вот, забежал, чтобы глаза отдохнули, созерцая прелестную луну.
– Вы всегда это делаете, – ответила Инес.
Мортону было около шестидесяти, невысокий, полноватый, с головой, которая, наверное, всегда казалась слишком большой для такого тела, разве что в молодости тело выглядело крупнее. Его затемненные очки отливали фиолетовым. Он не отличался ни красотой, ни, насколько Инес могла судить, мало-мальской привлекательностью или хотя бы забавностью. Но зато богат, владеет тремя домами и, кроме «ягуара», еще пятью автомобилями, выкрашенными в яркие цвета: желтый, оранжевый, алый и цвет лайма. Он был страстно влюблен в Зейнаб, другого слова не подберешь.
Оторвавшись от приклеивания ценника на внутреннюю сторону кувшина из Веджвудского фарфора, Зейнаб подарила ему улыбку.
– Как твои дела, дорогая моя?
– Хорошо, только не называй меня «дорогая».
– Я тебя такой считаю. День и ночь думаю о тебе, Зейнаб, и в сумерках, и на рассвете.
– Я вам не мешаю? – спросила Инес.
– Я не стыжусь своей любви. Я готов трубить о ней, забравшись на крышу. Я долгими ночами искал ту, которую полюбит душа моя. Встань, любимая, прекрасная моя, и уйдем.
Он каждый раз заводил эту песню, и ни одна из двух женщин не обращала на это внимания.
– Прелестна лилия поутру!
– Не хотите ли чаю? – предложила Инес. Ей просто захотелось выпить еще чашку, иначе она не стала бы ему предлагать.
– Не возражаю. Мы с тобой ужинаем сегодня в «Ле Каприс», дорогая. Надеюсь, ты об этом не забыла?
– Конечно, не забыла, только не называй меня «дорогая».
– Я заеду за тобой, хорошо? В семь тридцать, хорошо?
– Нет, не пойдет. Сколько раз повторять, если заявишься ко мне домой, у папы крышу сорвет. Разве не знаешь, что он сделал с моей сестрой? Он в меня нож воткнет.
– Но у меня серьезные намерения, прелесть моя. Я разведен и хочу жениться на тебе, я глубоко тебя уважаю.
– Без этого, в смысле, без разницы, – сказала Зейнаб. – Мне запрещено оставаться наедине с мужчиной. Если отец узнает, что я с тобой в ресторане, он озвереет.
– О, как бы мне хотелось взглянуть на твой милый домик, – страстно продолжал Мортон Фиблинг. – Каким блаженством было бы увидеть тебя среди привычных тебе вещей. – Он понизил голос, хотя Инес и так была далеко от них. – А не здесь, в этой мусорной куче, где ты словно прекрасная бабочка в навозе.
– Ничего не поделаешь. Увидимся в этом, как его… «Ле…»
Заливая кипятком три чайных пакетика, Инес передернула плечами, вспоминая жуткого отца Зейнаб. За год до того, как Зейнаб пришла работать в «Стар Антикс», отец чуть не убил ее сестру Назрин за то, что та опозорила семью, оставшись на ночь в квартире своего приятеля. «А у нее с ним ничего такого и не было», – рассказывала Зейнаб. Он пять раз ударил ее в грудь ножом, но Назрин не умерла. Ей пришлось несколько месяцев провести в больнице. Так что Инес почти не сомневалась, что ее помощница будет рисковать жизнью, если заведет себе ухажера, кандидатуру которого не обсудят и не одобрят ее родители. Инес вернулась в комнату с чаем, но Зейнаб сказала, что Мортон Фиблинг пошел купить им свежий выпуск «Стандарт».
– Это чтобы мы почитали про убийство. Кстати, взгляни, что он преподнес мне на этот раз.
Зейнаб показала ей большую брошь в виде двух розочек и бутона на стебле, лежащую на подушечке из голубого бархата.
– Это что, настоящие бриллианты?
– Он всегда дарит мне настоящие. Стоят, наверное, не одну сотню. Я пообещала, что надену брошку сегодня вечером.
– Да, тебе это просто сделать, но будь осторожна. С такой штукой могут и ограбить. И не забудь, что где-то в этом районе на свободе разгуливает убийца, который постоянно что-то отбирает у своих жертв. А вот и Мортон.
Но вместо Мортона Фиблинга в дверях появилась женщина средних лет, которой захотелось купить для подарка что-нибудь из фарфора «Краун-дерби».[1] По дороге в магазин она прихватила со стенда книжку Питера Чейни с задушенной девушкой на обложке. «Как раз близко к теме», – подумала Инес, принимая у женщины пятьдесят пенни за книжку и заворачивая для нее красно- сине-золотую фарфоровую тарелку. Вошедший Мортон вежливо придержал для покупательницы дверь. Зейнаб все еще не могла отвести глаз от бриллиантовых роз, и Мортон, вероятно, подумал, что она выглядит как ангел, созерцающий небесную красоту.
– Я рад, что тебе она нравится, дорогая.
– Но это до сих пор, то есть все же – не дает тебе права называть меня «дорогая». Давайте посмотрим, что в газете пишут.
Они с Инес разделили газету на двоих. «Тут пишут, что это случилось прошлым вечером около девяти, – сказала Зейнаб. – Кто-то услышал крик, а потом увидел силуэт то ли женщины, то ли мужчины – свидетель не понял, кто это был. Некто в брюках. И потом он нашел ее, – они до сих пор не установили личность, – она лежала на асфальте, убитая. Как ее убили, здесь не сообщают, говорят только, что лицо у нее посинело. Видимо, еще одна задушенная. А насчет укуса ничего не говорят».
– Укусы вообще ни при чем, – вмешалась Инес. – У первой девушки действительно был укус на шее, но после исследования ДНК оказалось, что ее укусили еще до убийства, и укусил бойфренд. Чем только люди не тешатся!
Но они все равно уже прозвали убийцу Ротвейлером, и кличка прилипла.
– А он что-то у нее украл? Дай-ка взгляну, – Зейнаб просмотрела статью до конца. – Конечно, откуда им знать, они ведь еще не установили ее личность. А у других что пропало?
– У одной серебряная зажигалка с ее инициалами, инкрустированными гранатами, – вставил Мортон, обнаружив интерес к ювелирным изделиям, – а у второй позолоченные карманные часы.
– Их звали Николь Ниммс и Ребекка Милсом. Интересно, что он забрал с собой на этот раз? Уж наверняка не мобильник. Им сейчас дают разные смешные прозвища, это будет несолидный трофей, правда?
– А ты, дорогая, будь осторожна, когда вечером пойдешь в «Ле Каприс», – сказал Мортон, который, казалось, не замечал ягуара. – Я собираюсь сегодня потратить на тебя целый миллион.
