он переходит дорогу у автобусной остановки, с сумкой для ноутбука в руке. А сейчас только без трех минут три. Пусть помается. Все равно не уйдет до трех сорока пяти. Флинт решил пока выпить кофе.
Сидя в четвертом ряду, на крайнем справа месте, Джереми осматривал зал, пытаясь отыскать девушку в черном. Ее не было. Две пожилые дамы, женщина с ребенком лет шести, и несколько мужчин. Целых полчаса шли рекламные ролики и анонсы. Джереми еще раз огляделся, теперь он не был уверен, было ли в зале семь мужчин или меньше? А этот человек в черной куртке с капюшоном пришел позже или сидел с самого начала? Не так уж важно. Кто это, женщина или мужчина? Для мужчины слишком худой, даже для молодого. А руки, главный отличительный признак, скрыты перчатками. Это вполне могла быть та же самая девушка. Рост ее, и фигура такая же. Сдержав бесполезный вздох, он положил сумку под сиденье, встал и вышел.
Флинту, который когда-то мечтал о Голливуде, Болливуде или просто телевидении и все еще иногда воображал себя актером, сейчас представилась возможность сыграть девушку, неспешно покидающую кинозал. У шторы, отделяющей последний ряд от выхода, он задержался и минут пять постоял, глядя на экран. Потом спокойно пересел на место, где сидел Джереми. Наконец начался фильм. Жаль, что нужно уходить, кино ему показалось интересным. Работа есть работа, твердо сказал он себе, вытянул сумку из-под кресла, сунул ее в пакет и вышел. Никто не обратил на него внимания.
На Сент-Майкл-стрит Флинт с Джулиттой решили доверить вскрытие сумки Анвару. Он вынул пачки денег и пересчитал их. Пять тысяч.
На дне сумки лежал листок формата А4 с текстом, набранным на компьютере.
Анвар прочел записку вслух:
«Вы получили с меня уже 15000, и этого достаточно. Если планируете просить больше, подумайте еще раз. Я больше не заплачу вам, грязным воришкам, ни пенни. Угрожайте сколько влезет. Вы вытянули все мои сбережения, и больше у меня ничего нет».
– А что значит «пенни»? – спросила Джулитта.
– Это пенс, корова глупая. Мелкая медная монетка.
– А зачем нам у него ее просить?
– Отвали, а? – сказал Анвар. – Так значит, «подумайте еще раз». Я и думаю, и вот что надумал. Этот урод сделает все, что мы скажем. Между прочим, пока эта дура не потеряла кулон, я собирался завязать с этим маньяком, – он угрожающе посмотрел на Джулитту, которая открыла рот, собираясь просить его расшифровать эти слова. – Но теперь придется вытянуть из него еще пять штук. Он сам напросился – теперь получит. Вернее, мы получим.
– Хорошо подумал, – одобрил Флинт.
Глава 27
Ну конечно, она и правда собирается выйти за него. Инес могла не сомневаться. Разве Инес все еще не получила приглашение? Не получила и не собиралась приходить.
– Что-то твой Мортон не заходит в последнее время.
– Он заканчивает последние приготовления. По уши увяз в хлопотах. Кстати, а где эти китайские часы?
– Я их продала. Мужчине, он даже не торговался, заплатил сразу, – хотя Инес уже не злилась на Зейнаб так, как в тот праздничный день, она не смогла сдержаться, чтобы не намекнуть: – Он купил их сегодня утром, без пятнадцати десять. Тебя еще не было.
Но подобные ремарки не действовали на Зейнаб.
– Жаль, что он и этого зверя не прихватил, – она стояла перед «своим» зеркалом, изучая свое, как всегда, красивое, но сегодня почти лишенное украшений отражение. На ней был один-единственный бриллиант, в кольце Мортона Фиблинга. – Как жаль мой кулончик. Я все еще ничего не сказала Мортону. Приберегу это признание до первой брачной ночи.
– Из полиции тоже ничего не слышно.
– Да они просто кучка лентяев, – фыркнула Зейнаб. – И бедная Людмила лишилась своих колец. А ты уже нашла мне замену? Или хочешь снова пригласить Фредди?
К несчастью, на этих словах он как раз и вошел.
– Это и так ясно, да, Инес? Или красивее сказать: само собой разумеется.
– Зачем ты это сказала? – произнесла Инес с большим раздражением, чем обычно себе позволяла.
Затем, смягчившись, поинтересовалась, как Фредди с Людмилой провели праздники.
– Восхитительно! – Фредди уселся в серое кресло. – Людо была в отличной форме, и знаешь, Инес, остров Мэн все-таки похож на Барбадос.
Эта девица и ее парень, если он существует, не теряли времени даром. Джереми решил, что его записка могла их разозлить и заставить действовать. Когда около одиннадцати – рановато для них – зазвонил телефон, он как раз думал об этом. Последние дни он вообще только и думал о них, а еще о своем странном и важном воспоминании и причине убийств этих девушек. В следующий раз, как только она позвонит, он сразу спросит ее о сообщниках. Если она одна, значит, открыла сейф сама или поручила его вскрыть человеку, который не сообразил, что за вещи там хранились. Только она поняла их значение. Конечно, ведь она женщина.
Она, вероятно, будет уверять его, что ей помогают дружки. Если это так, то когда он избавится от нее во время следующей передачи денег, ее сообщники либо продолжат вымогательства, либо сообщат в полицию. Но если окажется, что она одна…
Джереми решил выпить джин с тоником перед сном. Первый глоток, как всегда, поднял настроение, но тут зазвонил телефон. Ожидая, что это Инес или мама, он удивился тому, как мало у него знакомых. Подняв трубку, он пришел в ярость от звука этого голоса.
– Я написал тебе в письме, что у меня нет больше денег. Ты получила все мои сбережения.
Она не отвечала.
– Ты получила мое письмо?
Ему показалось, что голос ее звучал неестественно грубо, словно она старалась говорить грозно.
– Один из нас прочел его. Ты же знаешь, что нас много, и все в курсе дела. Думал, я одна? Тебе еще очень повезло, Александр, или как там тебя. А письмо твое ни хера не значит, – Джереми поморщился, он ненавидел грубый язык. – Короче, нам нужно еще пять штук.
– Вы ничего не получите. У меня ничего нет.
– Ты можешь что-нибудь продать. Машину или твой прелестный домик на Кенсингтон-Саут.
Злость захлестнула Джереми горячей волной.
– Я этого не сделаю.
– Тогда возьми кредит в банке. Ты же знаешь, что случится, если ты не сделаешь этого. Мы тоже умеем писать письма, и с радостью отправим одно такое фараонам. Я звякну в субботу.
– Позови к телефону кого-нибудь другого, – жестко сказал он.
На линии замолкли, но трубку не положили. Он прислушался, но не услышал ни других голосов, ни шума. Она молча положила трубку.
Субботний звонок будет решающим. Он вдруг почувствовал облегчение. Он ведь и раньше, несмотря на сомнения, догадывался, а теперь был уверен: она одна. Он вспомнил, как неестественно звучал ее голос: «Ты же знаешь, что нас много, и все в курсе дела». Ложь. Она одна, и даже если сначала с ней был парень, то сейчас она точно одна. Она жадная. Жадность ее и погубит.
Что же он станет делать? Он не знал… пока. Дождется субботнего звонка. Что за мерзкое и глупое слово «звякну». Он смочил пересохшие губы джином. Отчего-то вспомнил ту страшную фразу: «День светлый миновал…» И вот сквозь тьму стал проникать свет как раз в тот момент, когда ему уже в третий раз
