Они не вызывали у него ассоциации с приятным внешним видом и обаянием. Поэтому Генри Арчери явился для него маленьким сюрпризом. Он выглядел ненамного моложе самого Уэксфорда, но все еще сохранял стройность и недурной вид, и на нем был обычный светлого тона костюм с обычным воротником и обычным галстуком. Викарий имел достаточно пышные и светлые волосы, которые скрывали седину. Внешний вид дополняли загорелая кожа и безупречно правильный точеный профиль.
Еще раньше в коротких телефонных переговорах Уэксфорд отметил красоту его голоса. Должно быть, приятно было слушать его чтение. Указав ему на кресло и усаживаясь напротив, Уэксфорд хмыкнул про себя. Он представил себе узловатые пальцы каких-нибудь утомленных стареющих прихожанок, трудящиеся ради жалкого вознаграждения в виде улыбки этого мужчины. Сейчас Арчери не улыбался и выглядел далеко не слабосильным.
— Я знаком с делом, старший инспектор, — приступил он. — Я читал официальную стенограмму судебного разбирательства и обсуждал все это с полковником Грисуолдом.
— Тогда что именно вы хотели бы выяснить? — в своей обычной грубоватой манере спросил Уэксфорд.
Арчери глубоко вздохнул и словно заторопился:
— Я хочу, чтобы вы сказали мне, что в самом далеком уголке вашего сознания имеется всего лишь слабое сомнение, тень сомнения, в вине Пейнтера.
Уэксфорд нахмурился и через мгновение ответил:
— Не могу. Как раз Пейнтер это сделал. — Он стиснул челюсти. — Если вы хотите упомянуть меня в своей книге, вы очень любезны. Можете сказать, что и через шестнадцать лет Уэксфорд все еще поддерживает обвинение Пейнтера без всякой тени сомнения.
— Какой книге? — Арчери вежливо склонил красивую голову. Его карие глаза смотрели удивленно. Потом он рассмеялся. Прекрасный смех, Уэксфорд впервые его услышал. — Я не пишу книги, — сказал он. — Правда, я однажды сделал главу для работы об абиссинских кошках, но это трудно…
Абиссинских кошках. Проклятые большие рыжие кошки, подумал Уэксфорд. Что же дальше?
— Почему вы заинтересовались Пейнтером, мистер Арчери?
Арчери заколебался. Солнце высветило морщины на его лице, которые Уэксфорд раньше не заметил. Забавно, подумал он с сожалением, насколько темненькие женщины стареют медленнее светловолосых, настолько у мужчин как раз наоборот.
— У меня очень личные причины, старший инспектор. Я не могу предполагать, что они должны быть интересны вам. Но смею заверить, из того, что вы мне скажете, никогда и ничего опубликовано быть не может.
Что ж, он обещал Грисуолду — так тому и быть, у него нет выбора. Во всяком случае, он ведь уже покорился неизбежности посвятить более чем полдня этому священнику. Наконец, давала себя знать усталость. Вероятно, личные причины — и он мысленно признался в почти ребяческом любопытстве к ним — всплывут в свое время. В лице его посетителя было что-то откровенно мальчишеское, и Уэксфорд подозревал, что викарий мог оказаться не особенно осмотрительным.
— Что вы хотите, чтобы я рассказал вам? — спросил он.
— Почему вы решили, что виноват Пейнтер? Конечно, я знаю об этом деле не больше, чем любой обыватель, но мне кажется, что в системе доказательств много пробелов. В дело были вовлечены и другие люди, имевшие весьма определенную заинтересованность в смерти миссис Примьеро.
Уэксфорд холодно сказал:
— Я готов рассмотреть с вами абсолютно каждый пункт, сэр.
— Сейчас?
— Конечно сейчас. У вас собой эта стенограмма?
Арчери извлек ее из потертого кожаного портфеля. У него были длинные и тонкие, но не женственные руки. Они напомнили Уэксфорду руки святых на том, что он называл «церковным малеваньем». Минут пять старший инспектор молча просматривал бумаги, освежая в памяти мелкие подробности. Потом положил бумаги и поднял глаза на Арчери.
— Вернемся к субботе, 23 сентября, — сказал он, — ко дню накануне убийства. Пейнтер не появлялся с углем весь тот вечер. Две Старые женщины ждали примерно до восьми часов, когда огонь почти погас, и миссис Примьеро заявила, что она пошла бы в постель. Алиса Флауэр была этим разгневана и вышла, чтобы принести, как она выразилась, «несколько кусков».
— Как раз тогда она повредила ногу, — нетерпеливо вставил Арчери.
— Это не было серьезным ущербом, но миссис Примьеро рассердилась и обвинила в этом Пейнтера. Около десяти следующего утра она послала Алису в каретный сарай, сказать Пейнтеру, что она хочет его видеть ровно в одиннадцать тридцать. Он опоздал на десять минут. Алиса провела его в гостиную и потом услышала, как он и миссис Примьеро ссорились.
— Это первый пункт, на котором я хотел бы остановиться, — сказал Арчери. Он просмотрел стенограмму и, приставив палец к началу параграфа, показал Уэксфорду: — Это, как вы знаете, часть показаний самого Пейнтера. Он не отрицает ссору. Он признает, что миссис Примьеро угрожала ему увольнением. Он здесь говорит также, что в конце концов миссис Примьеро пришла к тому, чтобы понять его точку зрения. Она отказалась увеличить ему плату, потому что, как она сказала, это вселит лишние идеи в его голову, и через несколько месяцев он просто опять просил бы об очередном увеличении. Взамен этого она дала ему то, что, по ее понятиям, называлось премией.
— Я все хорошо помню, — раздражился Уэксфорд. — Он говорил, что она велела ему подняться в ее спальню, где в платяном шкафу он нашел сумочку. Он принес эту сумочку вниз ей, и это все, но его словам, что он сделал. В сумочке было около двухсот фунтов, и он их забрал как премию при условии, что впредь с углем будет абсолютно все в порядке. — Он кашлянул. — Я никогда не верил этим словам, как и жюри.
— Почему? — спокойно спросил Арчери. «Господи, — подумал Уэксфорд, — похоже, это будет долгая история».
— Во-первых, потому, что лестница в «Доме мира» находится между гостиной и кухней. Алиса Флауэр находилась в кухне и готовила ленч. У нее для ее возраста сохранился еще хороший слух, но она не слышала, как Пейнтер ходил по этой лестнице. А он, поверьте мне, был самый большой и неуклюжий мужлан. — Арчери слегка вздрогнул, но Уэксфорд продолжал: — Во-вторых, миссис Примьеро никогда не послала бы садовника шарить в ее спальне. Если я не очень ошибаюсь в ее характере. Она нашла бы какой-нибудь предлог послать за деньгами Алису или еще что-нибудь.
— Она могла не хотеть, чтобы Алиса знала об этом.
— Верно, — резко возразил Уэксфорд, — могла бы. Я же сказал «под каким-нибудь предлогом или еще что-нибудь». — Это заставило пастора спрятать рожки. Уэксфорд говорил очень уверенно. — На третьем месте то, что миссис Примьеро имела репутацию довольно скупой женщины. Алиса прожила с ней полвека, но никогда не получала ничего, кроме заработной платы и одного фунта к Рождеству. — Он ткнул пальцем в страницу. — Смотрите, вот здесь черным по белому написано, что она сама это говорила. Мы знаем, что Пейнтер хотел денег. Накануне вечером, когда он не принес уголь, он пил в «Драконе» с приятелем из Стоуэртона. У приятеля был мотоцикл на продажу, он предложил его Пейнтеру за сумму немного меньшую, чем двести фунтов. Очевидно, что у Пейнтера не было надежд достать деньги, но он попросил приятеля подождать пару дней с тем, что свяжется с ним, как только что-нибудь подвернется. Вы говорите, что он получил деньги к полудню воскресенья. А я говорю, что он их украл и после этого в тот же вечер зверски убил свою хозяйку. Если вы правы, то почему же он не встретился со своим приятелем в воскресенье днем? Возле дороги есть телефонная будка. Мы проверили приятеля, он не выходил из дома, и телефон ни разу не звонил.
Это был серьезный довод, и Арчери отступил — или сделал вид, что отступил, — перед ним. Он сказал только:
— Вы говорите, как я понял, что Пейнтер пошел к платяному шкафу вечером, после того как убил миссис Примьеро. Но внутри шкафа не было крови.
— Первым делом для убийства он надел резиновые перчатки. Так или иначе, в судебном разбирательстве было выяснено, что он оглушил ее обухом топора, взял деньги, а когда спустился вниз, в панике прикончил ее.
Арчери слегка поежился, потом сказал:
