Харрисон.
— Вы шутите, сэр, или как?
— Боюсь, что да, — ответил инспектор Берден.
XXIV
На подъезде к главным воротам инспектора обогнал Фред Харрисон в своем такси. Видимо, поехал за Джоан Гарленд, подумал Вексфорд, отвечая на приветственный взмах Фреда, — за Джоан, которая приедет выразить Дейзи свои соболезнования. Соболезнования? Конечно. Почему нет? Удивительно, каких только надругательств ни терпит любовь. Только посмотреть на всех этих избиваемых жен и заброшенных, не видящих ласки детей. Дейзи наверняка сохранила в себе благоговейное восхищение перед бабкой, скрепленное настоящей душевной привязанностью. Что до Харви Коупленда, то он всегда был ей откровенно безразличен. А уж ее мать Наоми Джонс относилась к тем безвольным и смиренным людям не от мира сего, которые нередко вызывают в окружающих самую нежную любовь.
Вексфорд знал кое-что, чего, наверное, не знала Джоан Гарленд. Все эти факты из писем, перепечатанных в «Санди Таймс». Несостоявшееся супружество с Десмондом Флори. Десять лет она жила с мужчиной, «как сестра с братом» — подобающий эвфемизм тех лет, — и не имела права даже пожаловаться: такие нравы были в ее среде. От двадцати трех до тридцати трех — для любого человека это время сексуального расцвета. У нее эти годы пропали, прошли впустую — и эту потерю никакое будущее не способно было возместить. И вот в конце войны, в один из последних дней которой Десмонду Флори суждено погибнуть, у Давины появляется любовник, человек, который станет отцом Наоми.
Разведение лесов в Танкреде было выходом нерастраченной энергии всех тех десяти лет. Интересно, подумал Вексфорд, если бы Десмонд не оказался бессильным со своей женой, шумели бы сейчас вокруг Танкреда эти леса? Пожалуй, все сладострастие Давины вполне объяснялось десятью годами подавления чувственности. Этот опыт, видимо, так никогда и не изгладился — десять лет, вычеркнутых из жизни. Она понимала, что эту пустоту, эту пропасть никогда не заполнить, что бы там в жизни ни случилось потом.
От подобного удела она и хотела уберечь Дейзи. Собиралась оказать ей добрую услугу. Но стоило подумать, какими катастрофическими последствиями могла обернуться возможная связь Дейзи с мужем ее бабки, и все благие намерения представлялись в истинном свете — они были всего лишь предлогом. Давина не понимала, что делает, подумал Вексфорд. Не с ее тонким вкусом и чувством приличия было затевать такое. Кроме того, она сама заявляла, что особо привержена «цивилизованному образу жизни».
Кем был тот возлюбленный Давины? Человек, который, подобно сказочному принцу, явился освободить красавицу, томящуюся в зачарованном лесу? Наверное, кто-то из ее круга — писатель или ученый, решил Вексфорд. Но он вполне мог представить Давину и в роли леди Чаттерлей, родившей Наоми от кого-то из слуг.
Дождь перестал. Мокрый лес кутался туманом, но, выехав на шоссе, Вексфорд увидел вышедшее из- за туч вечернее солнце. Наступил теплый и приятный вечер. Тучи плотными лохматыми грудами сбились к горизонту. На дорожке у гаража блестела лужа, машина прошелестела шинами, расплескивая воду.
Дора говорила по телефону. У Вексфорда вспыхнула было надежда, но Дора коротко покачала головой. Это был всего лишь отец Нила, он спрашивал, не нужно ли ее подвезти.
— А я? Почему он спрашивает только про тебя?
— Он думал, ты не поедешь. Все уже заранее знают, дорогой, что ты никуда не ходишь.
— Разумеется, я поеду на новоселье собственной дочери!
Глупо было злиться из-за такой мелочи. Вексфорд достаточно разбирался в психологии, чтобы понять, что причина его раздражения — в чувстве вины. Его мучила совесть — за то, что он не замечал Сильвию и всегда ставил ее после Шейлы, за его «дежурную» любовь к ней, за то, что ему приходилось специально вспоминать о ней, а то бы он, глядишь, и забыл о ее существовании.
Вексфорд поднялся к себе в комнату переодеться. Сначала хотел надеть спортивную куртку и вельветовые брюки, но передумал и надел свой лучший — и фактически, единственный хороший — костюм. И чего он так носится с этой глупой пустышкой, с этой смешной жеманницей и притворяшкой Шейлой? Назвав ее этими ужасными словами — пусть про себя, — Вексфорд чуть не застонал в голос. Спустившись в переднюю, он снял трубку и набрал ее номер — просто наудачу. Когда после третьего гудка не включился автоответчик, в нем снова затеплилась надежда, но никто так и не ответил. Вексфорд опустил трубку только после двадцатого гудка.
— А ты прямо франтом, — сказала Дора. — Да не бойся, она не натворит глупостей.
— Я и не боюсь, — ответил он, хотя на самом деле, конечно, думал именно об этом.
Новый дом Сильвия с Нилом купили на дальнем конце Майфлита, милях в двадцати от дома Вексфорда. Это был старинный дом приходского священника — реликт тех времен, когда англиканская церковь не задумываясь селила своих бедных служителей с содержанием в пятьсот фунтов в год в огромных сырых и неотапливаемых домах с десятью спальнями. Сильвия и Нил не могли дождаться, когда смогут наконец выехать из своего коттеджика в этот особняк Как и многие горожане конца XX столетия, они презирали городской быт и всей душой стремились иметь «настоящий дом». Вексфорд и Дора понимали, что это одно из немногих общих устремлений у Сильвии и Нила. В целом свете не было пары, которая так старалась бы сохранить союз вопреки всему: Нил и Сильвия приобретали все больше общей собственности, старались все больше зависеть друг от друга и опираться друг на друга.
У Сильвии, недавно получившей диплом открытого университета, была хорошая работа в управлении образования графства. Казалось, она ищет трудностей намеренно, чтобы просить помощи у Нила и нуждаться в нем, — так же как Нил старался побольше ездить за границу и находить новые развлечения, чтобы брать Сильвию с собой. Но все же найти новый дом на десять миль дальше от работы и в противоположном направлении от школы сына — это, по мнению Вексфорда, было уже слишком. Так он и сказал Доре по дороге в Майфлит.
— Жизнь и без того нелегка. Зачем превращать ее в бег с препятствиями?
Инспектор осторожно вел машину кривыми улочками.
— Это точно. Ты догадываешься, что там может быть Шейла? Ее звали.
— Ее не будет.
Шейлы не было. Не дожидаясь вопроса отца, Сильвия сказала, что сестра не придет — она еще неделю назад предупредила. Но Вексфорд не стал бы спрашивать. После тех бурных сцен и жестоких обид итог любых расспросов был ему известен заранее.
— Ты шикарно выглядишь, папа.
Он поцеловал дочь и сказал, что ему нравится дом. Хотя он и оказался великоват и пустоват по сравнению с тем, каким Вексфорд его запомнил, увидев впервые, никто не станет отрицать, что здесь можно устроить отличную вечеринку.
Инспектор прошел в гостиную, где уже было полно народу. Комната не была как следует отделана, и по ней самыми горючими слезами плакало паровое отопление. Но огонь, пылавший в псевдоаристократическом камине, смотрелся недурно, а пятьдесят набившихся в комнату гостей достаточно нагревали помещение. Инспектор поздоровался с зятем и взял поданный ему стакан ключевой воды, щедро уснащенный льдом, лаймовыми дольками и листиками мяты.
Здесь все знали, кто он такой. Проходя сквозь толпу, Вексфорд замечал в лицах пусть не тревогу, но какую-то настороженность. Люди подбирались и будто проверяли наскоро, все ли у них в порядке. Но в этот раз было все же приличнее, чем во время кампании против пьяных водителей: тогда мужчины при его приближении бросали тревожные взгляды на свои стаканы, на пару сантиметров наполненные виски, явно прикидывая, можно ли выдать содержимое за яблочный сок или лучше положиться на классическое оправдание: за рулем жена.
В кружке подруг Сильвии из управления образования Вексфорд увидел Вердена с Дженни. Большой стакан в руке Вердена, несомненно, был наполнен яблочным соком — чтобы налить себе сразу полпинты скотча, Майку пришлось бы сначала сойти с ума. Итак, он нашел подходящего собеседника на большую
