не делать. Шутливое слово настолько вошло в обиход, что даже их семейное дело, в конце концов, стало называться «Мастерская Утят». А семья и семейное дело — это серьезно, поэтому-то слово «утенка» значило очень много. Если Чарли дала обещание «утенка», то можно было не сомневаться, что завтра она будет дома. Следующим шагом, который Стефен намеревался предпринять, ему следовало вытащить из нее слово «утенка», что она никогда больше не будет сбегать из дома.
Чарли перехитрили, и, озадаченная тем, как это могло произойти, она раздраженно пихнула брата ногой.
— Как это у тебя получается? Она не видела улыбки Стефена, он и сам толком не знал, как ему удалось поймать сестру в ловушку, и надеялся, что все это случилось в последний раз — по—крайней мере, до возвращения Джея. Вести «боевые действия» с Чарли было не простым делом. Он закрыл глаза и мгновенно уснул крепким сном, какой бывает только в юности.
Чувствуя себя в безопасности в присутствии брата, Чарли накрыла его старым вязаным шерстяным платком, одной из бывших ценностей Анни, выброшенных теперь за ненужностью, и, усевшись на кровати, с наслаждением принялась за чипсы. Во всяком случае, тетя Джессика не будет пилить ее сегодня ночью, подумала она. Чарли задула свечи и сморщила нос от запаха, обгоревшего фитиля. «Вот так. Подождем, какой будет реакция тети, когда она увидит мою новую прическу, — сказала она сама себе. — Это превзойдет все ее ожидания». Но злорадное предвкушение не доставило ей особой радости.
В два часа пятнадцать минут ночи в квартире Анни заскрипела осторожно отворяемая входная дверь. Джей Спренгстен вошел в кухню. Анни Чатфильд на протяжении шестидесяти лет своей жизни не замыкала дверей своего дома. «У меня нечего воровать, — говорила она. — Я рада любым гостям».
Он снял ботинки, поставил их к стене, положив сверху вещмешок, и, неслышно ступая по полу в своих солдатских зеленых носках, подошел к столику, где стоял кофейник, потрогал его пальцами и решил, что кофе еще достаточно теплый. Усмехнувшись, он взял свою старую голубую кружку и до половины ее наполнил, затем отправился за молоком в кладовую. На этот раз он позволил себе не спрашивать разрешения у Анни.
Войдя в кладовку, он увидел стоявшую на полке картонную коробку, перевязанную лентой, под которую был подсунут листок бумаги с надписью «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ!!!». Джей громко рассмеялся и не успел взять бутылку с молоком, как кухня залилась ярким электрическим светом. Он успел выйти как раз вовремя, чтобы перехватить Анни, которая, увидев, устремилась ему навстречу в развевающемся халате, шлепая по полу домашними тапочками. Она так крепко сжала Джея в своих объятиях, словно хотела проверить прочность его костей.
Он тоже неловко обнял ее, с бутылкой молока в руке. Годы постепенно сделали Анни ниже ростом, теперь в ней было чуть больше пяти футов. Пышная женщина, сгребшая его в охапку, была приземистой, и впервые в жизни Джей, стоя с ней рядом, видел ее макушку.
— Джей Спренгстен, хочу сказать тебе, что просто свинство с твоей стороны свалить все заботы на мои плечи. Ну, добро пожаловать домой, красавчик. У меня весь день было доброе предчувствие, — она лучезарно улыбнулась.
— Я до сегодняшнего дня не знал, что получу увольнительную, — он снова ее обнял. — Боже мой, Анни, как я рад тебя видеть.
Анни звучно его расцеловала.
— Господи, да я ведь без парика… Ну-ка, голубчик, усаживайся вон на тот стул и говори мне, почему ты не сообщил мне, что сегодня вернешься домой.
Он налил молока себе в кофе. Джей знал, что Анни, как никто другой, поймет его.
— Знаешь, я так долго ждал этого момента… Мне просто не терпелось вернуться как можно скорей. Я боялся, дома что-то не так.
— Что ты, все хорошо, милый. Теперь-то ты здесь и сможешь собрать сорванцов вместе. Ей-богу, с ними нет сладу.
Анни разогрела кофе, налила себе чашечку и плюхнулась на стул. Наступила тишина. Джея разморила домашняя обстановка, ароматные запахи кухни: натурального кофе и сдобных пирогов.
— Совсем как раньше, — сказал он. — Не знаю, что бы я делал без тебя, Анни.
При этих словах он вспомнил свою мать, и в его глазах отразилась острая боль.
— У тебя есть какой-нибудь пирог к кофе?
Она засуетилась, с пыхтением двигаясь по кухне в своих мягких тапочках. Анни уже жила здесь, когда их семья поселилась по соседству. Джей прекрасно помнил, как они жили до того, как умерла мама. Его отец тогда уже оправился от тяжелой болезни. Долгий-мучительный период выздоровления был позади. Сначала он передвигался в инвалидном кресле на колесах, затем стал ходить с палочкой, а потом даже смог вернуться на работу. Он был прорабом на одном из строительных участков. Жизнь постепенно налаживалась.
В их доме снова зазвучал смех родителей, и все дети в семье, за исключением Стефена, были живыми и энергичными. Они устраивали пикники на заднем дворе, и мама приносила им апельсиновый лимонад. Ночи напролет они играли в карты, и даже Стефен принимал участие, он был банкометом. Ухитряясь залезть в еще горячий и влажный, только что из духовки, горшок с чем-нибудь вкусным, Данни облизывала ложку и размазывала шоколад по всему лицу. По воскресеньям их будил дразнящий запах тостов по-французски, которые после надоевшей всем овсянки приводили детей в восторг.
Школа была совсем рядом. Учился он на «хорошо» и «отлично», и его табель висел в спальне, приколотый к стене кнопками. Потом Джей прикрепил рядом список заинтересованных в нем университетов. Да, была еще любовь. Ночи, проведенные с Джолин Лоуэлл. Они собирались пожениться, как только он закончит половину курса обучения в колледже, в котором он готовился к карьере юриста. Джолин была просто божественна, и, лаская ее в постели, он поднимался куда-то еще выше седьмого неба.
По ночам, лежа на нарах в своем бараке, он вспоминал ее упругое тело, гладкую шелковистую кожу, и как только он начинал о ней думать, сон сразу же пропадал. Они хотели проехать на мотоцикле через весь Колорадо, мечтали о том, как будут заниматься любовью в пустыне под небом, сияющим миллионами ярких звезд.
И вдруг вся его жизнь перевернулась вверх дном. У мамы случился удар. Он тогда понятия не имел, что это такое. Вскоре последовал еще один удар. На этот раз он хорошо понимал, что это означает. Джей навестил ее в больнице как раз перед смертью. Мама. Боже, как ему не хватало мамы, ее звонкого смеха и рук, нежно прижимающих его к себе и взъерошивающих волосы. Всем сыновьям их матери кажутся красивыми, но она действительно была красива. Неудивительно, что отец просто обожал ее.
После того, как он прошел в армии курс молодого бойца, у него, было много времени для раздумий. Однажды он словно услышал слова — будто мама говорила с ним с неба. Отец не справится с семьей, она знала это. Вот почему мама взяла с него обещание, что он позаботится о малышах и не позволит им жить врозь. Вот почему в ту минуту, когда он вошел в больничную палату, в ее глазах стояли слезы. Мама прекрасно все понимала, но у нее не было другого выбора.
Вскоре ее состояние резко ухудшилось, и она умерла. Ничего не слыша от горя, сотрясаемый рыданиями, Джей закрыл ей глаза. Прикосновение к лицу матери сделало его боль еще сильнее. Это было просто невыносимо. Он не хотел идти в армию только потому, что приходилось расставаться с семьей. Но теперь он дома. Джей собирался сдержать обещание, данное матери.
Анни сдвинула на старую фарфоровую тарелку огромный клин пирога и положила на стол вилки.
— У меня пирог с персиками, — сказала она. — Испечен сегодня утром. Меня врасплох не застанешь! В какой бы день ты не вернулся, тебя бы ждал мой пирог.
Она улыбнулась, увидев, что он задумался, и, понимая, где сейчас его мысли, она подлила ему еще кофе и заново наполнила свою чашку. После этого каждый из них произнес тост.
— За тебя, Анни, и за маму, двух самых дорогих мне людей.
— За твое возвращение, сынок. Как долго мы тебя ждали!
Их идиллия была нарушена, когда в кухню влетела Чарли, с визгом и поцелуями набросившаяся на старшего брата, который успел вовремя подскочить со стула, чтобы предотвратить ее неминуемое столкновение со столом. Джей закружил сестренку в своих объятиях.
— Чарли!
