пристально посмотрел на нее и пошел к своему грузовику.
День Благодарения. Все многочисленные Спренгстены сидят в столовой за обеденным столом, держа друг друга за руки. В голосе Джея звучит спокойная уверенность, он произносит слова благодарности за то, что судьба оказалась благосклонна к их семье.
— Я уверен, мама и папа гордились бы нами, — тихо закончил он.
Крепче сжались ладони, и все они еще долго держали друг друга за руки, прежде чем разомкнуть круг. Аминь.
Приготовленная Анни индейка была необычайно аппетитной, сочной, с золотисто-коричневой корочкой. По тарелкам горками разложили гарнир. На большом блюде внесли домашнее печенье, посыпанное сахарной пудрой. Но гвоздем обеденной программы стали испеченные тетей Джессикой пирожки с тыквой и густо взбитые сливки. Это был один из самых чудесных, незабываемых дней для всей семьи.
В начале восьмого зазвонил телефон, и Чарли подскочила со стула, чтобы ответить на звонок.
— Стефен, — с насмешливо-дразнящей физиономией повернулась она к брату и тоненьким голоском пропела: — Это сноваааа… Стефаниииия…
Стефен залился краской и неторопливо вышел из-за стола, чтобы взять у сестры трубку.
— Уже четвертый раз на этой неделе, — сообщила она, с педантичностью ведя строгий контроль сестры.
— Чарли! — это был предупреждающий голос тети Джессики. Чарли подбежала к столу и взяла с тарелки еще один пирожок с тыквой. Тетя Джессика часто бывала занудой, но пироги, следует признать, она пекла так же здорово, как и Анни.
В пятницу после Дня Благодарения Джей отправился к Боумонтам навестить Линну. Когда она позвонила ему, чтобы пригласить к себе, он загорелся мыслью предстать перед Сэмом и выяснить все без обиняков, но разум в конце концов одержал верх, и он передумал. Чего он этим добьется? Старик был на пороге смерти, да и жизнь не щадила его. Джей входил в холл Боумонтовского дома с дурным предчувствием. Как только он переступил порог, перед ним появилась домработница и взяла у него из рук куртку.
Он огляделся по сторонам, пытаясь представить себя в этой обстановке. Как невообразимо отличалась бы его жизнь от теперешней. Трудно вообразить. Линна была бы его сестрой. Паркер был бы братом. Но когда Линна вышла к нему, и он поцеловал ее в щеку, то вдруг подумал, что, в конце концов, не таким уж значительным было бы это отличие.
Она провела его в библиотеку отца.
— Расскажи мне обо всех, — попросила Линна. Он начал свое повествование с того дня, когда к ним переехала тетя Джессика, упомянул о новом парике Анни, доложил о последних стычках между Стефеном и Чарли из-за новой подружки брата, затем достал из сумки огромную бутыль сладкого яблочного сока, которую передала ей Анни, и пакет с пирожками, начиненными тыквой, от тети Джесс. Линна поставила гостинцы на стол, с удовольствием слушая новости и следя глазами за каждым его движением. Когда он закончил, она стала рассказывать ему о своем отце, который взбунтовался и открыто заявил врачам, что не будет следовать их предписаниям, но все же он держался молодцом и, несмотря на испытываемую им мучительную боль, старался не падать духом.
— Знаешь, со мной случилось нечто удивительное, — призналась вдруг Линна, и на ее лице появилась счастливая улыбка. — И мне кажется, отчасти именно поэтому папа все еще с нами.
Заинтригованный ее словами, Джей с любопытством взглянул на нее, ожидая услышать что-то необычное и теряясь в догадках, что бы это могло быть.
— Я вижу! — восторженно сообщила Линна. — Нет, не в полном смысле этого слова, но теперь я различаю свет и тень. Черная завеса исчезла, и врачи говорят, есть надежда, что я когда-нибудь прозрею.
Джей потерял дар речи. Так вот, оказывается, что в ней изменилось. Ее глаза на самом деле следили за его движениями, а не за голосом.
— Все началось с головных болей, которые стали меня мучить после того, как ты по случайности ударил меня той злосчастной, а может быть и наоборот, счастливою доской по голове. Потом, когда меня ограбили, моя голова снова пострадала, и после этого я стала видеть вспышки света. Врачи никак не могут объяснить это явление, говорят только, что иногда клин клином вышибается. Конечно, нервные клетки моих глаз до некоторой степени атрофированы, но есть надежда, что… — она замолчала, не в силах выговорить, о чем так давно мечтала.
Джей от всего сердца обнял ее.
— Боже мой, да это настоящее чудо! Когда это все случилось?
— Я стала замечать изменения после того вечера, когда мне пришлось искупаться в ледяной воде. Когда я проснулась на следующее утро, перед главами была, как обычно, чернота, но не такая глубокая, как раньше, похожая больше на цвет обуглившегося дерева. И с каждым днем она становится все светлее, и процесс этот пока не останавливается, по крайней мере, до сегодняшнего дня. Сейчас, например, у меня такое впечатление, что я вижу тени в мутной воде.
— Просто фантастика!
Линна захлебывалась от счастья.
— Да, правда? Ведь правда же? Я пока ни на что особенно не надеюсь. Только однажды за все это время я подумала, что вот было бы здорово… Но папа просто на седьмом небе, — она глубоко вздохнула. — Послушай, знаешь, почему я тебе позвонила? Мой папа хочет поговорить с тобой. Наверное, собирается поблагодарить. Ты ведь не против встретиться с ним, правда?
Джей с трудом заставил себя ей ответить.
— Поблагодарить за то, что та доска стукнула тебя тогда? Да… конечно. Ну разумеется, за что же еще?
Линна выглядела взволнованной.
— Подожди. Прежде чем ты поднимешься к нему, прошу тебя, выслушай меня. Мне нужна твоя помощь. Я в такой растерянности, не знаю, что делать.
— Слушаю тебя, — сказал Джей. — Говори, в чем дело.
— Это касается… ммм… это касается Матта.
— Хэлстона? Полицейского? Она вспыхнула.
— Мне кажется, это очень серьезно. По крайней мере, для меня. Но он уехал в свой Чикаго, и я не знаю, что мне теперь делать.
Он слушал ее с удивлением.
— Ты говорила ему о своем зрении? Она отрицательно покачала головой, и Джей снова пришел в замешательство.
— Почему?
— Просто потому, что мне вовсе не прибавило уверенности в себе и самостоятельности то, что я стала различать свет и тень.
— У меня другое впечатление, — признался Джей. — Ты выглядишь достаточно самостоятельной. Во всяком случае, мне так кажется.
— Знаешь, с тех пор, как я потеряла зрение, я ни разу ничего не приготовила, не постирала, не сходила в магазин за покупками. Я не имею ни малейшего представления, как утюжить вещи. Я совершенно беспомощна в этом отношении, даже о себе не могу сама позаботиться, не умею делать элементарного. Конечно, я могу научиться и обязательно научусь, но на это потребуется время, а Матт между тем может найти себе кого-нибудь другого, и…
— Хочешь, я отвезу тебя в Чикаго?
— Нет. Вообще-то можно было бы поехать, но я хочу знать твое мнение на этот счет. Стоит ли мне это делать? Я богата, и по завещанию мне достанется значительная часть собственности отца. Как ты думаешь, не будет ли он чувствовать себя униженным? Как бы ты чувствовал себя на его месте?
— Я, должно быть, просто обезумел бы от счастья. Чтобы такая красивая девушка, как ты, последовала за мной в Чикаго? Я бы на самом деле чувствовал себя счастливчиком.
Она покачала головой.
— Это правда? Я хочу сказать, что с тех пор как Матт уехал, он никак не дает о себе знать, не звонит, не пишет. Поэтому мне не хотелось бы ставить его в неловкое положение.
